Читать книгу Город Птиц - Ольга Нам - Страница 4

– Волтур? – удивлению Рэя не было предела. – Генри Волтур? Вы передали мне записку?

Генри коротко рассмеялся и по-дружески пожал Рэю руку. Его седые волосы были волнами взвихрены вверх и в стороны, незастегнутый пиджак свободно висел на исхудавшем от войны теле, а глаза излучали искреннюю радость и простодушие. Рэй только диву дался: неужели это тот же самый человек, которого он видел в день выборов?

– Записку не я писал, – Генри приглашающим жестом указал на лестницу, ведущую на второй этаж. – По вашему выражению лица я понимаю, что мелкий не умеет правильно подбирать слова. Не волнуйтесь, в жизни он довольно вменяем.

Рэй не спросил, о ком именно шла речь: какой смысл заваливать незнакомого человека вопросами, если через пару минут ответы сами придут?

Они шли по пустому коридору и их шаги тихим эхом отражались от стен. Парень почему-то думал, что здесь, в главном корпусе, должны расхаживать гордые, скрытные и сказочно богатые Врановские, но, как оказалось, это было не так.

– Все в восточном крыле, – сказал Генри, будто прочитав его мысли. – Там сейчас танцы, пляски, карты… Видимо, жених хочет оторваться по полной напоследок.

– Ну естественно… – пробормотал Рэй. – Значит, Волтуры тоже приглашены?

– Конечно, – ответил Генри таким тоном, будто это самая элементарная и само собой разумеющаяся вещь.

Они подошли к двери с висящей на ней табличкой, на которой была изображена скрипка и ноты, и Генри повернул круглую ручку.

– Музыкальная комната? Видимо, вы и правда задумали что-то особенное.

Генри едва заметно усмехнулся (или показалось?), и парни зашли внутрь.

Внутри комната представляла из себя небольшой склад музыкальных инструментов: посреди стояла ударная установка, на стенах были прикреплены скрипки нескольких размеров; где в углу примостился большой контрабас; белый рояль со своими черно-белыми зубами-клавишами как караульный замер на своем месте; на полках, выстроившись в ряд, пылились флейты, кларнеты и деревянные дудки.

Девушка, сидевшая спиной к Рэю, от скуки напевала какую-то мелодию. Рядом, склонившись над столом, стоял пухленький шарообразный мальчик двенадцати лет. Он был похож на принца из сказки, который случайно забрел в реальный мир, настолько его лицо был детским и добродушным.

Услышав шум, мальчик отрывается от дел и буквально бежит к Рэю.

– Добрый день, господин фон Элбатт, – он долго тряс пальцы Рэя, в то время как парень изо всех сил старался освободить свою ладонь из его скользкой руки. – Я Врановский. Филипп.

– Да, я уже понял… Постойте, вы случайно не…

– Да-да, я Филипп Врановский-младший, сын члена Совета. И прошу, давайте перейдем на «ты».

– Ладно, – ответил парень. – Тогда я Рэй.

– А я тогда Фил, – представился мальчик. – И тогда это Паулина, – он указал на девушку с черными, как смоль волосами, которая уже перестала напевать и внимательно рассматривала Рэя. – А это Генри. Но вы, наверное, уже давно знакомы, так что глупо было вас представлять…

Паулина пристально смотрела на Рэя своими черными глазами, иногда хитро прищуриваясь и немного изгибая правую бровь, но Рэй, понимая, что это по идее должно было его смутить, сразу же принял «игру» и ответил не менее пристальным взглядом.

Она была худощавой, с мальчишеским телосложением и тонким длинноватым носом, а глаза у нее были большие и темнеющие, как у лани. Зубы немного выдавались вперед, но их не было видно, так как девушка держала тонкие губы плотно сомкнутыми. Сухие, не доходившие до плеч аспидно-черные волосы были небрежно заправлены за уши, а на мертвецки-белой коже не было следов косметики или кремов. Она была одета во все новое – дешевое, но новое. Белая рубашка, слишком широкая ей по всем параметрам, переходила в штаны-шаровары, которые, наоборот, были коротки и узки. Она была похожа на ведьму, только на очень молодую и чем-то знакомую.

Парень вдруг осознал, насколько глупо все это смотрелось со стороны. Он тут же повернулся к Филиппу, закрывая дверь и проходя вглубь комнаты, двигаясь при этом подчеркнуто свободно и легко.

– Так зачем вы меня позвали? – Рэй краем глаза заметил разные детали, разбросанные по столу.

– Точно. Приступим. Ты, видно, человек деловой, не стоит тебя задерживать, – сказал Фил. – Итак. Мы все знаем, что скоро будет концерт, поэтому мы хотим показать этим старикам современные технологии.

– Вижу, дела обстоят не очень.

Филипп почесал затылок:

– М-да… ну, как есть. В общем мы собрались для того, чтобы записать песню на эту пластинку, – мальчик кивнул на большой черный диск у себя в руках, – но столкнулись с некоторыми проблемами…

– Давайте говорить проще, – перебил Генри. – У кого-то – не будем показывать пальцем – руки растут не из того места.

– …Зато представляешь, Рэй, как круто будет, когда завтра мы включим граммофон и старики услышат музыку, не издаваемую человеком? Ты поможешь, приятель?

Рэй чуть не поморщился от такого панибратского отношения, но сдерживается.

– Десять процентов от прибыли – тебе.

– От прибыли? Вы это на черный рынок собрались продавать? – нелегальных махинаций Рэй всегда опасался, так как отец утверждал, что его двоюродный дедушка сел за это в тюрьму.

Видя, что собеседник колебался, Врановский-младший запустил крючок:

– Ведь госпожа Эмилия любит музыку, верно? Представляешь, как она обрадуется такому подарку, дружище?

«Слишком дешевый трюк».

– Все любят музыку, – фыркнул Рэй, складывая на груди руки. – Ладно уж, помогу, чем смогу.

«Принц» расплылся в сладкой улыбке:

– Прекрасно! Помощь будущих родственником – такая прелесть!

Паулина закатила глаза, беззвучно смеясь, и полностью развернула тело в сторону Рэя. В черных глазах вспыхнула едва заметная заинтересованность.

Рэй закатил рукава и особой тщательность, словно вор, прикидывающий сумму дохода, осмотрел рабочее место, цепляясь взглядом за каждую видимую деталь.

Вот был граммофон с выкрученной под странным углом иглой. Блистающие новизной черные диски – грампластинки – были распакованы, лежали на столе (хозяева, видимо, не знали, что с ними делать). Шурупы, гайки, винтики, отвертки и даже пара огромных кривых гвоздей, были высыпаны в одну кучу на стол.

И, конечно, полное отсутствие инструкции (действительно, кому она нужна?).

– Так… – протянул Рэй. – И откуда у вас все это?

– Граммофон был моим подарком на день рождения, – торопливо пояснил Фил. – Мне подарил его дядя, но мой отец сказал, что фигня все, типа и так эти песни слышал.

– Ясно… А откуда возьмется звук, который будем записывать? Ты споешь?

– Паулина споет. Генри сыграет.

Рэй слегка кивнул, берет блестящую гайку и кладет на другую, а потом еще и еще, выстраивая башенку.

– Думаю, это все не понадобится.

Парень подошел к граммофону и увидел, что сломан он явно с чьей-то помощью.

– Твоих рук дело? – строго спросил он у младшего Врановского, не отрывая взгляда от бедного граммофона и даже чувствуя какую-то личную обиду: такую красивую работу, можно сказать произведение искусства, испортил какой-то богатенький малец.

– Только прикоснулся, – невинно ответил мальчик.

– Угу… – пробормотал Рэй, с силой выкручивая держатель иглы в нужную сторону. Каким-то образом Филу удалось даже повернуть раструб немного влево, и до этого момента Рэй даже не подозревал, что это возможно.

Еще несколько сильных, но аккуратных движений рук юноши, и граммофон стал таким, каким и должен быть. Рэй отошел чуть-чуть назад, любуясь на свою работу в полном удовлетворении.

– Вижу, пора тряхнуть стариной. Надеюсь, я еще не разучился играть, – сказал Генри и сел за белый рояль, разминая шею, пальцы и спину. Рэю показалось, что хруст его позвонков слышен даже за пределами комнаты. – И я, конечно, ни на что не намекаю, но кажется кому-то пора распеваться.

– О, чудесно. Без тебя бы не догадалась. Где эти несчастные ноты?

Так как до этого девушка молчала, сейчас Рэй не мог не отметить, насколько у нее был чистый и звонкий голос, чуть-чуть низкий, контрастирующий с детской внешностью, но нежный и переливчатый. Также возраста добавлял грубоватый акцент, очень похожий на тот, что был у Генри. В это время Паулина с Генри тихо обсуждали нотную партитуру и Генри для пробы взял несколько аккордов, на бумаге исправляя что-то карандашом.

– Вы что, сами песню придумали? – из любопытства спросил Рэй.

– Ну да, – ответил Генри, почесывая карандашом затылок. – А иначе старик скажет, что он это уже слышал, верно?

– Верно, – ответил Врановский-младший, видимо радуясь, что разговор наконец-то снова сошелся на нем. – Но мы также запишем и кое-что из классики. Отрывок из “Города Птиц”, тот, что самый известный.

– Отлично, – пробормотал Рэй, ярый ненавистник этой оперы. – Можно спросить, Фил?

– Да?

– Чего ради ты пытался вывернуть кишки бедному устройству?

– Просто я слышал, что чтобы записать музыку, нужно поставить пластику и просто повернуть иглу наоборот, – пожал плечами мальчик. – Ну что, Рэй, дружище, как мы будем записывать?

– Думаю, для записи нужно собрать рекордер, – тихо сказал Рэй скорее самому себе, чем кому-либо в этой комнате, тем более что слушал его только Филипп: Генри и Паулина увлеченно обсуждали песню. – Нужно взять вертушку, на столик положить чистую пластинку, установить над ней аппарат, поставить иглу на место и резать дорожки.

– Звучит здорово. И просто.

– А чтобы сделать аппарат, нужен механизм для резки, алмазный резак, микроскоп с 40-кратным увеличением, лампы, несколько кабелей и адаптеров, пустая пластинка… – Рэй еще некоторое время перечислял предметы, о которых читал в книгах и о которых рассказывал ему учитель, с каждой секундой все больше осознавая, что ничего из этой затеи не выйдет, так как даже он не совсем понимал, что скрывается за некоторыми умными словами. – А специального рекордера не прилагалось? Просто вдруг мы зря заморачиваемся и на самом деле у тебя случайно где-нибудь завалялась такая штука, с помощью которой нормальные люди записывают?

– Э-э-э… Завалялся специальный что?

– Понятно… Кажется, это будет сложно.

***

До поздней ночи Рэй возился с рекордером, про себя проклиная все на свете, в то время как Генри с Паулиной уже давно болтали на какие-то отвлеченные темы, а Филипп стоял прямо у парня над душой и с детским восторгом наблюдал за работой. Рэя немного напрягало поведение мальчика, слишком уж он не был похож на своего отца, знаменитого “Палача”. Складывалось ощущение, что мальчишку впервые выпустили на волю спустя много лет, и теперь он пытался попробовать все и сразу. Особенно все, что запрещено.

В итоге рекордер получился немного хлипкий и кривой, но несмотря на то, что его собрали на коленке из того, что смогли натаскать из лабораторий и комнат, Рэй знал, что результат получился вполне качественным.

– Смотрите, – сказал он ребятам, закрепляя аппарат над пустой пластинкой, – я подам вам знак, когда можно начинать. Попытка у вас всего одна, так как больше свободных пластинок у нас нет.

Паулина слегка улыбнулась, в глазах плясали чертики. Она демонстративно скрестила руки на груди и заправила за ухо прядь коротких волос:

– Мы и так все сделаем с первого раза, уж об этом не переживай.

Рэй прокрутил ручку, пластинка приходит в движение, и парень осторожно поставил иглу рекордера на дорожку. Запись пошла. Рэй подал знак ребятам, мол, чтоб начинали.

Генри взял первый несколько аккордов, и Паулина начала петь…

С первых же нот, с первого звука она пленит Рэя, захватывает в свою власть, прекрасно зная, что ему уже не выпутаться из нее. Ее голос глубокий и сильный, и поет она, будто бы не замечая людей вокруг, а звук идет от самой души, проникая внутрь и полностью охватывая разум. Песня, невероятно серьезная и в то же время увлекающая, написана на неизвестном Рэю языке, оттого становясь еще более загадочной, но певица словно заново проживает каждое спетое слово, делясь со слушателями чем-то личным и сокровенным, тем, что люди обычно прячут далеко в себе. Рэя охватило странное чувство, будто он залез в душу незнакомого человека, подслушал личный разговор или прочитал дневник у всех на виду, словно узнал то, что не имел права знать… поэтому сначала он не мог оторвать взгляда от пола, всем своим видом показывая безучастие и отстраненность… Но вот уже спустя пару мгновений он любуется ею, не в силах отвести глаз.

Один мимолетный взгляд – и целая беседа проносится в этом взгляде. «Я знаю, что ты восхищаешься мной, – будто говорит она. – Я все про тебя знаю».

А девушка все поет и поет, исполняя голосом самые сложные и красивые пируэты, то беря низкие бархатистые ноты, то неожиданно поднимаясь высоко вверх, будоража сознание, в то время как пальцы Генри летают по холодным клавишам рояля, и его мелодия рассказывает какую-то свою историю, замедляясь и ускоряясь, то споря со звонким голосом Паулины, то стремясь слиться с ним воедино.

Прошло несколько минут, а может полчаса – парень потерял счет времени – когда Рэй понимает, что слушал, затаив дыхание и позабыв обо всем на свете.

Музыка замедляется, и Паулина замолкает, прикрыв глаза и тихо переводя дыхание, а Генри аккуратно берет последний, заключительный аккорд – и чары рассеиваются.

Кивнув, Рэй убирает иглу от поверхности пластинки, приводя дыхание и мысли в порядок.

– Ну что, получилось? – спросила Паулина, подходя к Рэю поближе. Странно, но сейчас она казалась во много раз красивее: на белой коже проступил румянец, а черные глаза были такими живыми и манящими, что парень мысленно дал себе пощечину.

– Думаю, да, – ответил он, снимая пластинку и окончательно просыпаясь.

– Эй, кто-нибудь будет чай? – Генри встал на ноги и снова прохрустел всеми суставами, которыми только мог. У Рэя от этого звука мурашки по коже побежали, настолько этот звук противен. – Мы же хорошо поработали?

Как оказалось, этот вопрос был адресован Рэю.

– Да, конечно. Вы свободны.

– Прекрасненько, – хлопнул в ладоши Фил, обматывая пластинку защитной пленкой и беря с собой. – Спасибо, Рэй, дружище. Ты очень помог. Давай встретимся завтра и проверим ее работу.

– Ладно…

– Тогда в одиннадцать здесь же. А теперь вынужден откланяться, господа, – мальчик снимает воображаемую шляпу и слегка кивает. – До новых встреч, друзья мои.

И с этими словами мальчик хлопнул дверью музыкальной комнаты.

– До чего же странный тип, – сказала Паулина, смотря на то место, где еще пару секунд назад находился Врановский-младший. – У меня такое ощущение, что он специально чудит. Видимо, у богатых свои заморочки.

Генри помог Рэю собрать инструменты, разбросанные по столу и полу.

– Хочешь с нами?

– Чай попить? – не понял Рэй. Все, что он сейчас хотел, это просто побыть в тишине.

Генри кивнул.

– Ну вообще-то я спать хочу, – пусть это была не совсем правда, но все же. – Я работал почти всю ночь.

– Вот именно поэтому уже бесполезно ложится! Уже почти утро!

– Не бойся, мы не укусим, – Паулина скорчила рожицу. – Мы добрые, особенно в гостях.

Видя, что они все равно не отстанут, Рэй поднял руки в примирительном жесте:

– Ладно, ладно. Сдаюсь. И это при том, что я не любитель чая!