Читать книгу Мой неожиданный Париж - Ольга Олейник - Страница 5

Никита приезжает только на следующий день – дает мне возможность обдумать ситуацию как следует. И это срабатывает на сто процентов. Я уже полна раскаяния, а вчерашнее заявление о самостоятельной поезде в Париж мне самой кажется бредом сивой кобылы.

С чего я взяла, что смогу поехать в Париж одна? Это я-то, которая по-английски двух предложений без ошибок составить не может! А по-французски, кроме «Бонжур, месье!» я не знаю вообще ничего.

Словом, он прав – как обычно. И хотя я не намерена вот так сразу признавать его правоту, я готовлю ужин к его приезду и застилаю расправленный диван новым шелковым постельным бельем. Я даже достаю из комода роскошный кружевной пеньюар, но надеть его всё-таки не решаюсь.

Я открываю ему дверь и замираю в ожидании его первых слов. Если он скажет: «Привет, котенок!», я брошусь ему на шею.

Но он говорит:

– Здравствуй! Надеюсь, я не помешал?

Я решаю отложить сцену с поцелуями – минут на пять, ну, может, на десять.

Он проходит в прихожую, потом на кухню. Он оглядывается так, словно не был здесь лет пять. Конечно, он чувствует аромат жареной курицы с грибами, и понимает, что я его ждала.

Я робко предлагаю:

– Может быть, хочешь чаю?

Но он не готов сделать шаг навстречу.

– Нет, нет, спасибо.

Впрочем, подбадриваю себя я, он не принес чемодан. А зная, как он трясется над своими костюмами, трудно представить, что он станет запихивать их в сумку.

Несколько секунд мы молчим – как чужие друг другу люди, которым даже поговорить не о чем.

– Погода сегодня хорошая, правда? – я чувствую себя идиоткой, но нужно же хоть что-то сказать.

– Да, а вчера целый день шел дождь, – он поддерживает разговор без особой охоты.

Мы переходим в гостиную, и Ник приступает к перегрузке вещей из шифоньера в сумку. Сначала он проявляет свойственную ему аккуратность – на дно кладет толстый свитер и повседневные джинсы, в боковой кармашек отправляет несколько пар носков. Процесс проходит неторопливо и монотонно – я едва сдерживаю зевки.

Но всё меняется, когда дело доходит до укладки накрахмаленных рубашек и идеально отглаженных костюмов. Спортивная сумка – совсем не подходящая емкость для их транспортировки.

Ник смотрит на свои сокровища с тоской во взоре, потом переводит этот тоскливый взгляд на меня, ожидая сочувствия и поддержки.

Мне и в самом деле становится его жаль. В квартире, куда он возвращается, – всего две комнаты, и одну из них ему придется делить с непоседливым и общительным младшим братом, у которого куча друзей и увлечений. И трудно ожидать, что пятнадцатилетний подросток проникнется уважением к его балансам и декларациям и будет соблюдать тишину, когда Нику вздумается поработать дома.

Он со вздохом берет белую, с ромбовидным рисунком рубашку, которую я привезла ему из Ярославля, и бережно кладет ее в пакет. Неужели он притащил индивидуальные пакеты для каждой вещи? Нет, в тот же пакет он помещает еще две рубашки – светло-серую в мелкую полоску и однотонную бежевую.

Решимость оставляет его, когда он снимает с вешалки свой самый дорогой костюм – итальянский коричневый. Мне кажется, он сейчас заплачет. А сумка уже набита доверху.

У него нервно подергивается веко правого глаза.

А мне хочется подойти к нему, прижаться к его не очень гладко выбритой щеке (ему же сегодня пришлось пользоваться наспех купленными и наверняка дешевыми бритвенными принадлежности – свои любимые он оставил у меня в ванной). Ник, глупенький, ну скажи же ты хоть что-нибудь!

– А можно, я пока оставлю костюмы у тебя? Я приеду за ними с чемоданом.

Я радуюсь как ребенок. Не тому, что он вынужден меня о чём-то просить, а тому, что мы еще не окончательно с ним расстаемся, и у него еще будет повод вернуться, а один дополнительный день на раздумья иногда значит так много!

– Да, конечно! – я отчаянно пытаюсь скрыть улыбку.

– Спасибо! – роняет он.

– Может быть, ты хочешь есть? Есть курица и овощной салат.

Ему достаточно сказать: «С удовольствием!», и я прощу ему и занудство, и скупость, и полное отсутствие романтики. И мы обновим постельное белье и снова станем обсуждать поход в ЗАГС и поездку в Вологду. Да, да, а почему бы и нет? Вологда – тоже хороший город.

Но он медлит, молчит. А когда он, наконец, начинает говорить, то я понимаю, что промолчать было бы лучше.

– Женя, если ты поняла, что была не права, то почему бы прямо не сказать об этом?

Я даже не сразу понимаю смысл его слов – до того чудовищными они мне кажутся. И на смену нежности, жалости и желанию помириться приходит раздражение.

– С чего ты взял, что я считаю, что была не права? – я чеканю каждое слово. – Наоборот, я хотела тебе сказать, что собираюсь завтра идти в агентство, чтобы забронировать тур в Париж. Если захочешь присоединиться – позвони.

Я даю ему еще один шанс, хотя даже не знаю, хочу ли я, чтобы он им воспользовался.

Он водружает сумку на плечо и с видом оскорбленного достоинства бредет в прихожую.

– Будешь выходить, захлопни, пожалуйста, дверь, – предельно вежливо говорю я и включаю телевизор.

Дверь захлопывается через пять минут. Интересно, что он так долго делал в прихожей? Зашнуровывал ботинки? Или ждал, что я выйду его проводить?