Читать книгу Последние дни в системе Лима - Ольга Самойлова - Страница 3

Гилмак. Если собрать всю эти годы, всю ненависть, всю свою неудачную судьбу в одно слово, и выплюнуть кому-то в лицо, это будет «Гилмак». Когда Кейси тянулся за своими вещами на верхней полке, он второй раз за сегодняшний день поймал свое отражение, на этот раз в обломке зеркала, приклеенного у кровати Торрини, Опять тот же сон. Странная, не человеческая рука Гилмака, гладящая его щеку. Там, где во сне прикасались пальцы, наяву высыпала экзема.

Полковник Мицлав кидает на стол перед Кейси стопку бумаг.

– Опять алименты? – удивляется Кейси, хотя прекрасно знает, что это.

– Нет, – Мицлав совсем не разделяет его игривого настроения. – Это рапорт советника Альбера об утреннем инциденте, а это – отчеты майора Диаса по двум последним операциям. В соответствии с ними, ваши действия являются достаточным поводом для начала расследования. Вы не подчиняетесь прямым приказам, подвергаете неоправданному риску всю боевую группу. Вдобавок нападаете на лицо, старшее по званию. Вы здесь всего месяц, Кейси, а проблем от вас – как от целой вражеской дивизии.

– При всем уважении, – замечает Кейси осторожно, – но это советник Альбер на меня напал. К тому же, если память мне не изменяет, он давно в запасе.

Глаза Мицлава на секунду вспыхивают, но он сдерживается. Он некоторое время с сомнением изучает Кейси, потом подходит к иллюминатору. «Избалованный мальчишка», – думает Мицлав.

Из его кабинета открывается вид на станцию и ее окрестности. Тройное солнце, бесконечно далекое, озаряет металлические конструкции мерцающим светом, и на его лицо падают голубоватые отблески.

– Вы находитесь в самой отдаленной точке на карте Содружества, лейтенант, – говорит полковник, не отрываясь от панорамы. – Дальше начинаются неисследованные территории. Система Лима. Худшее место для службы трудно представить – линия фронта здесь не проходит, боевые действия не ведутся, самое большее – стычки с противником периодичностью в один-два месяца. Станция существует только потому, что начальство считает необходимым поддерживать в этом районе военное присутствие. Это присутствие чистая фикция, но есть точка на карте, а для годового отчета этого достаточно.

И я привык, что сюда отправляют всякие отбросы, уж простите за невольную грубость. Но когда мне в руки попало ваше личное дело, даже я был удивлен. Вы ведь с отличием закончили Академию, вас так хвалили… Чего ради вы загнали свою жизнь в такой тупик? По вашему поводу только следственную комиссию собирали два раза.

– Ее оба раза собирал Альбер.

– Да, там написано. Жаль, я не прочитал этого раньше, прежде чем подписать его документы на перевод сюда.

Он некоторое время молчит, задумавшись.

– Это, кажется, ваше седьмое место службы? – спрашивает он. Кейси пожимает плечами. – Нигде не приживаетесь?

Пока полковник не смотрит, Кейси выплевывает в руку жвачку и приклеивает ее под стол. Его этот разговор уже начинает утомлять.

У Мицлава появляются смутные подозрения.

– Вы меня вообще слушаете? – оборачивается он.

– Да, конечно, – немедленно соглашается Кейси. Мицлав встречает его чистый, не замутненный ни единой мыслью взгляд. Ему не нравится это ерничанье.

– Сегодня утром вы получили прямой приказ не вступать в бой. Каким образом вы оказались в зоне огня? – задает он вопрос уже гораздо резче.

– У меня вышел из строя передатчик, и я не ориентировался в обстановке, – голос Кейси совершенно спокоен.

– А в прошлый раз вы получили сигнал бедствия? Кто бы сомневался, что у вас на все готов ответ! – горячится Мицлав. – Вы вообще представляете, как плохо идут у нас дела в приграничных районах? Несколько точных ударов противника, и мы полностью потеряем контроль еще над тремя секторами. Нам нельзя допускать утечки информации. Ни одного ушедшего из окружения вражеского корабля, ни одного нашего, попавшего в плен. Вы это понимаете? Что вы из себя строите дурачка?

Кейси предпочитает пока не встревать.

Мицлав некоторое время ходит по комнате, успокаиваясь.

– Однако ваши успехи воодушевляют, – вздыхает он в конце концов. – Вы сбили восемь вражеских истребителей.

– Я сожалею о своих ошибках, – вступает в диалог Кейси, на этот раз он выглядит вполне серьезным. – Многие из них уже не исправишь. Но я всегда был пилотом. Хорошим пилотом, – приподнимает он одну бровь. – А теперь у меня только и осталось, что горькие воспоминания… Вещи, которые никто не захотел бы помнить, – голос его звучит вкрадчиво, успокаивающе. На секунду Мицлаву кажется, что у Кейси желтые глаза, как у змеи. Этот пристальный взгляд гипнотизирует его, начинает затягивать как в воронку. Мицлав отворачивается.

«..да стреляй же!» – вспыхивают в его памяти слова. Он едва заметно встряхивает головой, стараясь избавиться от воспоминаний.

Кейси рассматривает его профиль, оценивая, какой эффект произвели его слова. Его прозрачные глаза смотрят внимательно и выжидающе.

Мицлав некоторое время молчит.

– Если позволите мое мнение, лейтенант, – замечает он наконец, – меньше всего вы походите на жертву обстоятельств. Скорее, вам слишком долго потакали.

– Я готов понести наказание, – добавляет Кейси спокойно.

Мицлав вздыхает. Он принял решение относительно Кейси еще до этого разговора. Однако его не покидает ощущение, что с этого момента неприятности будут раскручиваться, как витки спирали.

– Послушайте, Касарес, – наконец говорит он, смягчаясь. Кейси морщится, ему не нравится, когда его так называют. – Я не стану подписывать рапорт советника Альбера. И я делаю это только по одной причине. С вашим послужным списком еще одно нарушение означает перевод в штрафбат. А мне бы этого не хотелось. Но это ваш последний шанс, учтите. Все дальнейшие меры я оставляю на усмотрение майора Диаса. Он моего мнения не разделяет, – предупреждает он. – Вы свободны.

Кейси поднимается, отдает честь и выходит. В коридоре он презрительно фыркает.

Мицлав остается один. Его кабинет прост и аккуратен, но по нему едва ли можно сказать много о карьерных устремлениях владельца – несколько фотографий в рамочках, но ни медалей на стенах, ничего, что напоминало бы о службе – только воспоминания… В сущности, здесь и был его дом. Он тридцать лет прослужил на этой станции. Семью он так и не завел. Когда-то давно у него была невеста на Земле – он познакомился с ней, когда ездил в отпуск. Они встречались четыре года, но потом она вышла замуж за другого. Он не желал ей зла – время, проведенное с ней, было ему дорого. Были и другие женщины, которые ему нравились, но тоже как-то не складывалось. Со временем он стал думать, что, может быть, так и лучше.

Андреас Мицлав совсем не глуп, и совсем не наивен, просто часто ему хочется закрыть глаза и ничего не видеть… Он останавливается над панорамой станции. Всполохи света ложатся на его лицо, озаряя приятные мягкие черты.

Альбер появился на пороге его кабинета через несколько дней. Он был как сжатая пружина – нервный, взвинченный, Мицлаву даже показалось, что его слегка лихорадит. Для своего визита он выбрал раннее утро.

– На каких основаниях вы отклонили мой рапорт? – переходит он к обвинениям прямо с порога, решив опустить условности.

– Сбавьте обороты, советник, – замечает Мицлав сухо, не вставая. – За мной остается право не подписывать документы, в достоверности которых я сомневаюсь.

– Как мне вас следует понимать? – спрашивает Альбер подчеркнуто холодно. Он отворачивается так, что Мицлав может хорошо рассмотреть его точеный профиль.

От природы он альбинос, но в юности ему изменили цвет глаз при помощи инъекций пигмента – они стали голубыми, поначалу достаточно неестественными, но с годами становились все бледнее и теперь напоминали едва подцвеченный лед.

– По показаниям тех, кто находился в то утро в столовой, драку с лейтенантом Делаверой начали именно вы, – отвечает Мицлав, перекладывая для вида бумаги на столе.

– Ну, разумеется, какие еще показания могли дать его восторженные поклонники, – усмехается Альбер едко.

– Я не собираюсь вести с вами пикировку! – обрывает его Мицлав, выходя из себя, что с ним случается. Презрительная усмешка Альбера кажется ему последней каплей. – Все ваши льющиеся бесконечным потоком рапорты и жалобы притянуты за уши! Вы щедро сыпете обвинениями, но еще не удосужились предоставить ни одного факта. Я устал от вас, – выдыхает он и отворачивается. На его лице отражается мука, настолько невыносимы ему и сам советник, и его посещения.

– Вы забываете, что я выполняю специальное распоряжение командования Армады. И не в ваших полномочиях мне мешать, – произносит Альбер с вызовом, скрещивая руки на груди. Мицлав рассеянно думает о руках советника, рассматривая его изящные кисти. Пальцы у него как из дымчатого стекла, тонкие, необыкновенно длинные. – «Он мог бы быть нейрохирургом. Тонкая, изломанная натура, – вздыхает полковник про себя. – Все признаки выраженного неврастеника».

– Что бы вы ни напели начальству, – продолжает он устало, уже вслух, – для меня очевидно одно: единственная причина, по которой вы здесь находитесь, это ваша личная вендетта. Безопасность станции – это последнее, что вас интересует. Вы карьерист и интриган, Альбер. Уходите, – заканчивает Мицлав фразу твердо, но негромко, потому что он уже чувствует, как начинает раскалываться голова.

Альбер застывает. Вся его поза выражает крайнюю степень надменности.

– У вас будет возможность пожалеть о своей грубости, – замечает он. На секунду его бесцветные глаза задерживаются на полковнике, потом он выходит.

Мицлав некоторое время ходит по комнате, пытаясь успокоиться.

– Нина, зайдите ко мне, пожалуйста, – говорит он по селектору.

– Видеть не могу этого человека. Даже странно, что он не носит белых перчаток – мы все для него такие грязные, – Мицлав сидит в кресле, приложив к виску лед из холодильника. Он выглядит очень расстроенным.

Нина что-то спокойно обдумывает.

– Виктор Альбер. Впечатляющая личность, – она неторопливо пересекает комнату и останавливается напротив иллюминатора. Нина Андерсон – по специальности она врач – статная женщина с длинными светлыми волосами, красивой грудью и атлетическим телосложением. У нее крупная кость, прекрасные пропорции тела, и она довольно высокая. Она выглядит очень ухоженно – ровные длинные волосы, гладкая кожа, одежда простая, но всегда безупречно элегантная. Это нетипично – большинство из тех, кто служил на базах в Дальнем Космосе, через месяцев шесть не считали нужным даже расчесываться. Часто этого и не требовалось.

– Что вы о нем знаете? – поворачивается она к Мицлаву.

В каюте полковника спальню от основного отсека отделяет матовая перегородка. Там, где они сейчас находятся, что-то вроде небольшой гостиной. На журнальном столике выстроился весь чайный сервиз полковника, белый и нарядный, из огромного количества предметов – подарок на очередной юбилей. Там есть и молочник, и вазочки с джемом, и маленькие фарфоровые бочонки с леденцами. Все такое смешное и нелепое, но Нине нравится: за последние десять лет она, как и многие, не видела ничего, кроме прямых углов и серых пластиковых покрытий – военные базы Содружества не отличались разнообразными интерьерами.