Читать книгу Немецкая мечта - Ольга Шпакович - Страница 6
IV
ОглавлениеВ тот вечер ничто не предвещало беды. Я читал в своей комнате молодёжный журнал на немецком. Мамаша готовила ужин. Отец должен был с минуты на минуту явиться со службы. И он явился…
– Котик, беда! – голос отца дрожит, в нём слышатся панические нотки.
Да что там опять стряслось у этого ненормального?! Вот уж точно – человек-катастрофа – вывезли его в Германию, на работу устроили, работай – радуйся, так нет… Что там ещё?
В сердцах я швырнул в угол журнал и бросился в прихожую.
И что я увидел? Да, картина безрадостная… Отец стоит, прислонившись к дверному косяку, вода струями стекает по его одежде. Видно, на улице дождь, а он, в состоянии крайнего расстройства, даже зонт не раскрыл. Он что-то рассказывает матери, а она слушает его, приложил ладони к раскрытому рту…
– Папа, мама, ну, что там ещё стряслось?
– Беда, сын, – отец скорбно качает головой, как бы уже примирившись со всеми ударами судьбы.
– Да что случилось-то?
– Марк, пусть папа разденется. Он промок и может простудиться. Вот за ужином он всё нам и расскажет.
Родители удалились в свою спальню, откуда до меня сразу донеслись их приглушённые голоса, а я побрёл в столовую и, плюхнувшись за обеденный стол, стал ждать явления отца народу.
Вот и он, в домашних брюках и уютной фланелевой рубашке, садится рядом. Мать наливает ему суп. Он рассеянно крошит в тарелку сухари.
– Папа, что случилось? – зловеще шиплю я, потому что уже убить его готов за эти тягучие минуты ожидания.
– Отто Беккер… – бормочет отец.
– Ну, что Отто Беккер?
– Ох, сынок, беда…
– Да что за беда? – я с силой бросаю ложку на стол.
– Марк, успокойся, папа сейчас всё расскажет, – мать старается казаться спокойной, но я-то вижу, что внутри неё всё закипает. Ей-то он уже всё рассказал.
– Отто Беккер, ну, тот, который меня пригласил сюда…
– Папа, я знаю, кто такой Отто Беккер, так что случилось-то?!
– Отто Беккер обвинён в шпионаже!
– Что?!
Что значит знаменитая немая сцена в «Ревизоре» по сравнению с нашей… кстати, так я и не дочитал «Ревизора» до конца. Помню только, что там была знаменитая немая сцена, когда все… ну, в общем, охренели. Так вот, они не охренели так, как я. Отто Беккер, который пригласил отца в Германию, протежировал его, пробил с ним контракт, – обвинён в шпионаже! Это значит, на продлении контракта можно поставить крест, – соображал я. Да что там – на продлении? Если обвинение такое серьёзное, это значит…
– На кого же он шпионил?
– На ГДР.
– Это что, уже точно?
– Ну, в общем, к сожалению, да…
«В общем, к сожалению»… вот мямля-то!
– Это значит, мы можем возвращаться в Россию хоть завтра?!
– К сожалению, да, сынок… – я готов был убить его. – Это не вчера стало известно… Он как-то резко исчез. На мои вопросы о нём мне никто не отвечал, но при этом все как-то странно на меня смотрели…
– Да уж, если даже ты заметил, значит, действительно странно!
– Как бы на меня это подозрение не распространилось – я ведь его человек. Я уж и сам заметил, что сотрудники стали меня избегать. Несколько совещаний прошло без моего участия. Мне показалось, что до меня перестали доносить всю информацию и что-то скрывают… или не договаривают…
– Да уж понятное дело! – я был вне себя. – Получается, тебе не только контракт не продлят, о чём мы так мечтали все вместе, тебя уже завтра могут попросить на выход!
– Ну да, это так… Не повезло. Что ж, и такое бывает… Марк, ты на меня так смотришь, как на врага, – улыбнулся отец, – как будто это я виноват.
– А кто?! – я аж подпрыгнул. – Мамаша продала твои мозги, списалась, договорилась, тебя привезли, устроили на работу… И ты всё испортил!
– Да как же я испортил? Я-то в чём виноват?
– Ты виноват в том, что ты – неудачник! Нет, подумать только, всё за него сделали: договорились, привезли – работай, не хочу, но ведь это же надо было – человек, который его пригласил, оказался шпионом! Удивляюсь, как он не оказался инопланетянином! Такие обломы только с тобой могут происходить!
– Ну, что ты так кипятишься? – отец говорит спокойно, пытается сгладить ситуацию. – Ну, ничего страшного ведь не произошло. Ну, вернёмся домой, в наш дорогой Академгородок. Восстановишься в институте. И я вернусь в свою родную лабораторию…
– Да ты что, охренел?! – слёзы отчаяния выступили у меня на глазах. – Да надо мной весь Академгородок ржать будет! Не вернусь я туда ни-когда! А ты делай, что хочешь…
Я вылетел из-за стола, вихрем ворвался в свою комнату, хлопнул дверью и запер её на задвижку. Упал на кровать, зарылся лицом в подушку и замер, оцепенел от отчаяния… До меня доносились обеспокоенные голоса родителей. Отец что-то бормотал, будто оправдываясь. Мамаша солировала, наверно, прикидывала варианты, как вернуться к разбитому корыту, и при этом сделать вид, что разбитое корыто – это очень даже ничего. Как говорится, «и дым отечества нам сладок»… Но вот за дверью раздались шаги. Мамаша. Подёргала дверь.
– Марк, открой. Чего это ты закрылся?
– Отстаньте! Видеть вас не хочу!
– Ты несправедлив к папе. Он и так расстроен. Ему очень нужна наша поддержка.
– Это мне нужна поддержка! – крикнул я. – А папаше нужно, чтобы его утешали, сопли ему подтирали.
– Фу, Марк, как грубо!
– Как заслужили! Ой, мама, уйди… Не до вас мне…
Мать потопталась за дверью и ушла. А я продолжал глядеть в одну точку невидящим взглядом и прикидывал…
Итак, что мы имеем? Родители, с вероятностью 99 %, вернутся на историческую родину. Что буду делать я? Ну, разумеется, о возвращении и речи быть не могло. Я должен остаться здесь! И останусь! Но как? Что у меня есть? Есть учёба в колледже, с перспективой поступить в университет. Это неплохо. Но нет жилья. Это плохо. Наша чудесная квартира, которую я уже полюбил, теперь уплывёт от меня. Где жить? Где? В общежитии? Предоставляет ли колледж общежитие? Если да – то на каких условиях? Всё это предстояло выяснить в самое ближайшее время.
На следующее утро мамаша за завтраком уныло напомнила мне, что у меня кончается гостевая виза, которую мне дали на три месяца. Поэтому, если уж я действительно планирую остаться в Германии и не планирую возвращаться в Россию вместе с ними, то мне надо взять справку в деканате колледжа и в ближайшие дни идти продлевать визу.
– Но внутренний голос подсказывает мне, что тебе всё-таки лучше вернуться с нами! – с вызовом заявила мамаша.
– А мне внутренний голос подсказывает, что лучше остаться! – возразил я.
Отец угрюмо молчал. И на службу отправился, как на каторгу – плечи опущены, на лице – выражение растерянности, уныния и даже страха.
А я поехал в колледж…
В колледже я первым делом побежал в деканат спросить про общежитие. Однако тут меня ждал облом – не положено… Тогда я попросил справку о том, что являюсь их студентом. Справку мне дали.
На занятиях я меньше всего думал о науках – меня мучила мысль, где жить. Если квартирка уплывёт, а общежитие не положено, то что делать? Только снимать… На что? Просить деньги у родителей? Нет, только не это! Да и откуда у них деньги, если они вернуться к прежней нищенской жизни? Значит, буду подрабатывать. Как? Что я могу вообще? Я умею водить машину – буду таксовать по вечерам, а надо будет – и по ночам. Точно!
Теперь главное – продлить визу и обрести спокойствие ещё на три месяца… Я явился в «Ведомство по делам иностранцев» со всеми необходимыми для продления документами: медицинской справкой и справкой с места учёбы, выпиской с расчётного счёта о том, что на счету у нас десять тысяч марок. Чиновник герр Петерманн, до сих пор помню имя этого проклятого бюрократа, подозрительно долго вертел в длинных паучьих пальцах мои документы, корчил какие-то недоумённо-презрительные гримасы, наконец изрёк:
– Вам не положена студенческая виза. Сожалею, но не могу оформить вам её.
– Но почему? Ведь я студент!
– Вы приехали по гостевой визе. Чтобы учиться, вам необходимо было получить студенческую визу. Я вообще не понимаю, как вы могли поступить, не имея студенческой визы! Das ist nicht in Ordnung.
– Ну, так оформите мне студенческую визу.
– Мы не оформляем. Для этого вам необходимо вернуться в Россию и получить студенческую визу в Москве.
У меня потемнело в глазах. Вернуться в Россию? Никогда! У меня было стойкое убеждение, что если уж я вырвался оттуда и никто меня не остановил, не стянул с трапа самолёта, то самому возвращаться обратно туда – ни за что! И потом, всем известно, что очереди на получение визы можно ждать годами! И не факт, что после нескольких лет ожидания ты получишь её! Поговаривали, что в посольстве могут отказать безо всякой причины… Говорят, только 30 % получают визу, остальным отказывают. Это что же получается: я вернусь в Россию, буду толкаться в очереди, чтобы попасть в посольство, долгие часы… а то и дни… а ночи я где должен проводить? В гостинице? На какие шиши? Или, может, мне вернуться в Академгородок и там, в одиночестве, без родителей, ждать, когда совершится чудо и меня вызовут, чтобы просто выслушать? А дальше-то что? Ну, выслушают, нахамят, оправят обратно в Академгородок, где в томительном ожидании я проведу ещё не известно, сколько времени, а они возьмут – и откажут?! И что тогда?.. Нет, нет и тысячу раз нет! Но – что делать? Что делать?..
Когда я дома сообщил, что визу мне не продлили, родители только плечами пожали.
– Ну, значит, не судьба, – философски заключила мать. – Я бы посоветовала тебе как можно скорее заняться продажей машины. С собой ты её в Россию не возьмёшь.
– Я сказал – не поеду, значит, не поеду! – упрямо возразил я. – И машину продавать не буду!
Ничего себе – продать машину! Для меня она ассоциировалась с новой, благополучной и счастливой жизнью. Для меня продать машину означало распрощаться и с этой прекрасной жизнью, и со всеми моими мечтами и надежами…
Однако настроение было вконец испорчено. Лихорадочное возбуждение от того, что надо же что-то делать и срочно куда-то бежать, сменилось апатией, ощущением, что всё бесполезно и сделать ничего нельзя… Находиться дома с родителями я не мог. Хотя отец, конечно, был не виноват в том, что всё обернулось именно так, я чувствовал себя смертельно обиженным, как если бы отец специально сделал мне гадость. По вечерам я подолгу бродил по Ганноверу, откладывая момент возвращения домой. Я бесцельно блуждал по его улицам, в оцепенении сидел на скамейках, стоял на берегу пруда, глядя на плавающих уток… Я чувствовал себя, как человек, которого скоро выгонят из рая. Всё, что было естественным для всех этих ребят, моих сокурсников, просто жить и учиться в Германии, для меня становилось недоступной роскошью. Особенно меня раздражала довольная рожа Макара. После того, как я несколько раз огрызнулся ему в ответ, он добродушно спросил:
– Ты чего какой-то смурной в последнее время? Случилось что?
– Случилось, – мрачно ответил я.
– А что такое? Колись.
Я рассказал ему всё по порядку. Однако Макар, выслушав меня, даже не потрудился согнать с лица свою вечно блаженную улыбку.
– Нашёл, из-за чего переживать!
– Ничего себе! – я чуть не вмазал по его самодовольной роже. – Тебе хорошо говорить!
– Да ладно, не парься! – небрежно дёрнул плечом Макар. – Я бы на твоём месте, знаешь, что сделал?
– Что?
– Поступил бы во французский иностранный легион, вот что.
– Причём здесь французский легион вообще?
– Какой ты дремучий, оказывается… Слушай сюда. Для тебя ведь главное – на западе закрепиться, так?
– Ну, так.
– Так вот… Во французский иностранный легион принимают только иностранцев. Подписываешь контракт на пять лет, служишь, все дела, а через пять лет у тебя – вуаля, французское гражданство! Послушай, для тебя это реальный шанс. Там никто не будет смотреть ни на твои документы, ни на что. Там главное – твоя спортивная подготовка, здоровье и желание, конечно.
– Но я совсем не знаю французского. Только немецкий и английский.
– Там даже иностранного знать не надо. Знаешь один русский – возьмут, лишь бы, повторяю, физическая подготовка не подвела. А ты вроде крепенький. Спортом занимался?
– Да. Я кандидат в мастера спорта по лёгкой атлетике.
– Супер! А со зрением у тебя что?
– Небольшая близорукость. Ношу очки под настроение. Но могу и не носить.
– Когда приедешь туда – лучше не носи. И вообще, выучи наизусть таблицу, по которой они зрение проверяют.
– На каком языке?
– На русском, ну, на всякий случай и на немецком.
– Выучу. У меня память – что надо.
– Ну и всё. Считай, что ты уже гражданин Франции.
– Что, вот так легко?
– Ну, если тебя в горячей точке не убьют, то – да, легко.
– В горячей точке?! Ничего себе! Они воюют в горячих точках?.. Да что это за зверь вообще такой – французский иностранный легион? Рассказывай, что знаешь!
– О! Про него легенды ходят. Значит, смотри… Приезжаешь в один из пунктов вербовки. Их по всей Франции восемнадцать.
– Как я пересеку границу?
– Легко. Езжай на своей машине. Через Люксембург. Немецкие номера – пропустят, никто не подкопается. Не сомневайся. Затем… Двигай в Страсбург. Это ближайший город, где вербовочный пункт легиона.
– Как я туда попаду?
– Подойдёшь к любому полицейскому, тебя с распростёртыми объятиями встретят, под белые рученьки до самого вербовочного пункта проводят. Ещё бы! Добровольно хочешь послужить на благо Франции… Герой!
Макар вырвал из тетради лист бумаги и, мечтательно улыбаясь – «погоди-ка, дай вспомнить, как пишется» – нацарапал два слова: «Legion Etrangere». И протянул листок мне.
– На, держи. Подашь эту бумажку хоть полицейскому, хоть таксисту. А дальше – желаю удачи!
– Так дальше-то что?
– Ну, я толком не знаю… Поболтаешься там с месяц-другой, пока они к тебе присмотрятся. А там, если подойдёшь, заключат с тобой контракт на пять лет, и станешь легионером. Вообще изначально иностранный легион создавался, чтобы не французов в горячие точки отправлять, а иностранцев, негров там разных, или русских. В качестве пушечного мяса.
– Спасибо за перспективу.
– Да брось! Много сейчас горячих точек, где Франция воюет? В смысле НАТО или миссия ООН какая-нибудь? Ну, так вот. Зато тебе бабки платить будут. А через пять лет предоставят французское гражданство и пенсию. Ну, или дальше контракт продлишь, если понравится. Зарплаты там высокие. После окончания контракта сразу квартиру в Париже прикупить можешь. Так что – решайся.
– А деньги? С чем туда ехать?
– Возьми столько, чтобы только до туда добраться. А там будешь на всём готовом.
– А если не возьмут?
– Возьмут, вот увидишь! Ну, а если не возьмут, заплатят за каждый день пребывания, да ещё с собой дадут, чтобы обратно вернуться. Ну, как? Поедешь?
– Поеду, конечно! Мне сейчас – хоть в легион во Францию, хоть к чёрту в ад, лишь бы не обратно. Спасибо тебе!
Я с чувством пожал Макару руку. Всё-таки хороший он мужик, Макар, и товарищ – что надо! Он дал мне свой домашний телефон и адрес, так как мы оба знали, что здесь, в колледже, мы больше не увидимся. В самом деле, поскольку дальше учиться – смысла не было, я в этот же день написал заявление на отчисление. А зачем тянуть? Хотелось побыстрее развязаться с этим больше не нужным колледжем.
Домой я приехал уже бывшим студентом. И как только порог переступил, сразу понял, что у родителей опять что-то произошло. Они настолько возбуждённо обсуждали что-то в столовой, что даже не заметили моего появления.
– Пап, мам? – только когда я подал голос, они оба повернулись ко мне. И резко замолчали.
– Котик, а как быть с Марком? – виновато спросил отец.
– С Марком?.. Не знаю! Я уже ничего не знаю! – мамаша залпом осушила чашку с чаем, как будто там была водка.
– Может, всё-таки в Академгородок вернуться? – неуверенно мямлил отец.
– Да ты что?! Судьба даёт тебе ещё один шанс!
– Да что случилось-то?! – заорал я. Мои «старики» хоть кого с ума сведут, как я их терплю…
– Сыночка, – вкрадчиво начала мать, – тут такое дело… Папа позвонил своему приятелю, одному знакомому учёному, в Италию…
– Франко Росси, – встрял отец, – мы познакомились в прошлом году на симпозиуме в Москве. Он тоже занимается физикой плазмы…
– Да замолчи ты! – огрызнулся я, – пусть мать расскажет. Ты опять, как обычно, мямлить будешь.
– Так вот, – продолжала мама, – этот Франко работает в частном научном центре в Риме. Папа поделился с ним своей проблемой и, представляешь, он пригласил его работать к ним, по контракту! И теперь папа думает, что делать – возвращаться в Академгородок или ехать в Рим.
– Да что тут думать! Конечно, соглашаться! Ну, отец, ты даёшь! Такая удача! Увольняйся к чертям собачьим и двигай в Италию, не раздумывая!
– Да я уже уволился, – отец вяло махнул рукой.
– Молодец! Вот это ты того, оперативно… Поздравляю!
Нет, всё-таки папаша может, когда хочет! Я опять зауважал его.
– А теперь надо обсудить, – вмешалась мать, – как быть с тобой.
– Как, как… – ворчливо заметил отец, – брать с собой в Италию, конечно. Тут же его не оставишь, в Академгородок он не хочет. Да и опасно его одного оставлять – накуролесит.
– Это понятно, но на каких условиях он поедет с нами? Ему восемнадцать – он больше не член семьи. Делать гостевую визу в Италию?
– Конечно. А как по-другому?
– Но чтобы сделать гостевую визу в Италию, мне надо вернуться обратно в Россию?! – подскочил я. – Ни за что!
– Но как иначе ты получишь визу?
– Никак, – горячо возразил я, – и вообще, позвольте мне самому решать, как мне поступить!
– И – как? – снисходительно ухмыльнулся отец.
– А так… В Италию я с вами не поеду. Всё. Наши пути расходятся. С этого дня я сам буду решать, как мне быть и что делать.
– Ну-ну, – скептически покачал головой отец. – И что же ты будешь делать, когда мы уедем? Есть идеи?
– Есть. Завтра я уезжаю во Францию поступать во французский иностранный легион.
– Какой ещё легион? – закричала мать. – Что это ты себе напридумывал?!
– Котик, он имеет в виду французский иностранный легион, – пояснил отец. – Сынок, тебя туда не возьмут. По зрению. Чтобы туда попасть, надо иметь идеальное здоровье.
– Посмотрим, – упрямо возразил я.
– Я не допущу, чтобы ты стал наёмником! – мать впала в истерику. Ничего, с ней такое случается.
– А что ты сделаешь?
– Я тебя туда не пущу!
– Сынок, – вторил ей отец. – Поверь, тебя туда не примут. И что ты тогда будешь делать? Ведь мы будем далеко. В другой стране.
– Так… Мне в этом доме поесть кто-нибудь даст? – перевёл я тему разговора на более насущное.
Подействовало. Оба разом замолчали. Мамаша кинулась накладывать мне на тарелку жаркое.
Поглощая жареную картошку с мясом, я прикидывал, как мне поступить. Спорить с родителями бесполезно. Если уж им что-то в голову втемяшилось – не отступят. Скандал с воплями и мамашиными истериками будет продолжаться до ночи. А то и до утра. А хуже всего, что они могут вообще меня никуда не пустить – с них станется: запрут комнату, спрячут паспорт, проколют колёса… Да от них что угодно можно ожидать! Лучше всего, если они сами поймут, что иного пути нет. Значит, их любой ценой надо убедить. А иначе никак. Надо донести до них, что я уже взрослый и сам вправе решать свою судьбу. Всё, что могли – они для меня сделали. Дальше – сам.
– Пап, мам, – сказал я, отодвигая тарелку. – Пожалуйста, выслушайте меня, только спокойно, ладно?
– Ну-ну, говори, – кивнул отец.
– Вот смотрите: мне в Россию, одному – никак. Ну, вот самый простой вопрос – где я буду жить и на что? Ведь ожидание визы может затянуться на не-знаю-какое-время?
– Где жить? Ну, например, у моей сестры Татьяны.
– Ага! И сколько мне жить у тёти Тани? Полгода? Год? И на что жить?
– Ну, ты устроился бы на работу… – неуверенно начал отец.
– Куда? Сами знаете, в России сейчас беспредел, безработица, безденежье, бандитизм! – я поражался своему красноречию. – И потом… А если мне откажут в визе? Что тогда?
– Пожалуй, ты прав… Возвращаться – не лучший вариант, – согласился отец.
Есть! Теперь осталось убедить мать.
– Да, возвращаться не стоит, – кивнула мать. – Но наёмником?! Нет, только не это…
– А ты думаешь, в России меня в армию не загребут, как только я перееду границу? Вот уж из нашей армии я точно не вернусь, меня «деды» замочат или до самоубийства доведут… Потому что я унижений терпеть не стану! Вы меня знаете. Повешусь, или пулю в рот – безболезненная и мгновенная смерть, всё лучше, чем мучиться.
– Боже, сынок! – мать скорчила скорбную гримасу – вот-вот заплачет, – что ты говоришь! Какой ужас!
– Да-да, – кивал отец. – Во Франции, в этом легионе, всё-таки всё более культурно и цивилизованно.
– Вот! – подхватил я. – А что, много сейчас горячих точек? Нет. Вот уж там больше вероятность, что нормально отслужу, французское гражданство получу и денег подзаработаю.
– Ну да, ну да… – задумчиво кивал отец.
Мать молчала, но я видел, что и она понимает, насколько я прав.
– Давайте поступим так: дайте мне адрес, телефон, всю информацию, какая у вас есть, по Италии – где папа будет работать, где вы планируете жить… И мы разъедемся. Вы – в Италию. Я – во Францию.
Через неделю мы разъехались – в первый раз в жизни: родители – в Италию, а я – во Францию.
