Читать книгу Лёлино Лето. Когда Лето не кончается - Ольга Соколова - Страница 2

Лёля причесалась, надела свой любимый сарафанчик, заправила постель. И уселась на нее, ожидая, когда баба Зина позовет завтракать.

Бабушка уже накрывала на стол.

– С самого утра шоу какое—то… То кукуха, то Барсик остроты свои. Лёль, ты хоть умывалась?

Лёля всё ещё сидела на кровати, прижав ладошки к щекам. Сначала говорящий кот, потом кукушка с голосом, как у сердитой тётки из ЖЭКа – это, конечно, был не бассейн и не фитнес!

– А где ванная комната? – несмело спросила она.

Бабушка прыснула от смеха.

– Ванная комната, говоришь! Сейчас покажу тебе одну! Пошли, моя звёздочка, я тебе деревенский спа—салон покажу.

Они вышли во двор. Там пели петухи, гуси чинно шествовали вдоль забора, а в траве что—то копошилось и пищало. Пахло… мокрой землёй, курятником и травой. Лёля поморщилась.

– Ох, бабушка, у тебя тут… пахнет.

– Это ж хорошо, что пахнет, – бабушка с улыбкой повернулась к ней, – значит, всё настоящее! Вот, смотри.

У ворот стояла деревянная бочка, на ней – выцветший умывальник с краном.

– Это тебе не кнопка с подсветкой, тут всё по—взрослому. Подставляй ручки!

Бабушка щёлкнула по крану – и из умывальника с весёлым бульком полилась прохладная вода. Лёля завизжала, засмеялась и отскочила.

– Ай! Она же холодная!

– Так проснёшься быстрее! – подмигнула бабушка. – А теперь зубы чистим, позавтракаем, и пойдём знакомиться с деревней.

– А там будет корова?

– Будет. Но она с характером. Можешь понаблюдать – если понравишься, даст тебе своё молоко. А нет – хвостом махнёт и убежит.

Сигизмунд Леопольдович, всё это время сидевший на крыльце, важно потянулся и добавил:

– Слушай бабку. Она тут главная. Ну, почти… после меня.

Кукушка в доме снова каркнула «ку—ку!» – на этот раз чуть тише, как будто решила не пугать никого с утра.

– Что, значит шесть часов! – вздохнула бабушка. – Пора завтракать. Будешь картошку с яйцом?

Лёля радостно кивнула. Вдруг ей стало как—то… весело. Да, это была не Турция и не фитнес. Но в этой деревне – всё настоящее. Даже кот. Особенно кот.

После завтрака (а на завтрак были яичница от курицы Марфуши, которая, как выяснилось, предпочитает, чтобы её яйца ели «с благодарностью и без лишних церемоний» и овсяная каша с клюквой), бабушка Зина надела большой соломенную шляпу и сказала:

– Пойдём, Лёлечка, хозяйство покажу. У нас тут не как в городе – тут у каждого своя должность и своё мнение.

Первой на пути встретилась корова Матрёна. Она стояла под яблоней и жевала жвачку с таким философским видом, будто размышляла о смысле бытия.

– Матрёна, это Лёля, внучка моя, – представила бабушка. – Не пугай её, а то городская она.

Матрёна медленно повернула голову, посмотрела на Лёлю одним большим влажным глазом (второй прижмурила) и сказала низким, бархатным голосом:

– Пугать? Да я сама ваших городских пугаюсь. То в машинах грохочут, то в телефоны кричат. У нас тут тихо. И травка вкусная.

Лёля замерла, забыв даже дышать.

– Ты… ты тоже разговариваешь?

– А то, – вздохнула Матрёна. – Только обычно незачем. Всё и так ясно: солнце, трава, мухи надоедают. Но раз уж гость…

Бабушка Зина хмыкнула:

– Она у нас не корова, а профессор. Всё лето диссертацию пишет “О влиянии полевых одуванчиков на качество молока”.

– Ну что, Лёлечка, пойдём, покажу, где вода настоящая берётся. Не из крана, который скучает, а из колодца, который помнит все секреты.

Колодец стоял посередине двора – старый, деревянный, с воротом, похожим на спящего дракона, свернувшегося вокруг своей тайны.

Рядом, растянувшись на солнышке, лежал соседский пёс по кличке Бублик. Рыжий, мохнатый, Бублик считал себя главным по философии и дневному сну.

Когда Лёля подошла, Бублик приоткрыл один глаз и сказал хриплым, будто из-под земли, голосом:

– Новенькая. Городская. Боишься глубины?

Лёля замерла.

– Ты… тоже разговариваешь?

– А то. Только не люблю. Слова – это лишнее. Лучше помолчать и послушать, как листья шелестят. – Он зевнул. – А ты зачем пришла? Воду брать? Она сегодня задумчивая.

– Задумчивая? – переспросила Лёля.

– Ну да. Если долго слушать, как она в ведре плещется, можно вспомнить то, чего не было. Колодец тут не просто воду хранит. Он память держит. Иной раз зачерпнёшь – а там отголосок прошлого лета.

Сигизмунд Леопольдович, который шёл следом, фыркнул:

– Не слушай его. Он каждый день что-то мудрит. Вчера говорил, что ветер с запада пахнет несбывшимися мечтами.

Бублик нехотя поднял голову.

– А ты, усатый, лучше про мышей мудри. А про ветер – это моя специализация.

– Твоя специализация – сопеть на солнце и пугать ворон, – огрызнулся кот. – А я хоть с метафизикой на ты.

Лёля смотрела то на кота, то на пса, и чувствовала, что попала не в деревню, а в диспут высокоинтеллектуальных существ, замаскированных под животных.

Бабушка Зина, тем временем, крутила ворот.

– Не обращай внимания. Они всегда так. Бублик – философ, Барсик – критик. А колодец – арбитр. Слушай.

Она опустила ведро. В глубине послышался глухой плеск, потом тихий звон – будто кто-то внизу стукнул по стеклу.

– Вот, – сказала бабушка, поднимая полное ведро. – Вода сегодня с серебром. Значит, будет ясно. И мысли будут светлые.

Лёля заглянула в ведро. Вода была такая прозрачная, что казалось – видно до самого дна мира.

– А можно попить?

– Можно, – разрешила бабушка. Лёля зачерпнула ладонью, сделала глоток. Вода была ледяная, сладкая, с лёгким привкусом старины и тайны.

– Ну как? – спросил Бублик, прикрывая глаз.

– Вкусно, – сказала Лёля.

– Не вкусно, а правдиво, – поправил пёс. – Запомни: в городе вода течёт. А здесь – живёт.

Сигизмунд Леопольдович отвернулся, будто обидевшись, что последнее слово осталось за конкурентом.

Но Лёля уже понимала – в этой деревне даже вода была персонажем.

Дальше были куры. Их оказалось целое общество: важные, суетливые, с горящими глазами.

Главной была курица Клава – рыжая, с пышным воротником и взглядом начальницы цеха.

– А, новенькая! – закудахтала она, подойдя ближе. – Правила знаешь? Яйца не забирать без спроса, зерно сыпать ровно в семь утра и в пять вечера, про червяков сообщать немедленно. И не пугаться, если кто—то внезапно запоёт – это у нас такая традиция.

Лёля уважительно кивнула. И они с бабушкой пошли к сарайке. Там жили гуси.

Их возглавлял гусь Архип – длинношеий, белый, с таким видом, будто он не гусь, а страж древних ворот.

– Чего пришли? – загоготал он, выходя вперёд. – Осмотр территории? Документы есть?

– Архип, уймись, – строго сказала бабушка Зина. – Это Лёля, внучка. На всё лето.

Архип прищурил маленькие умные глаза.

– На всё лето… – протянул он. – Ладно. Правила: не ходить по нашему газону без разрешения, не свистеть в нашем присутствии – денег не будет, и не пытаться обнять. Мы не для объятий. Мы для порядка. Мы нашу улицу патрулируем!

Лёля стояла посреди двора, поворачивая голову от говорящей коровы к поющей курице, от курицы – к гусям—охранникам. Она чувствовала, что попала не просто в деревню. Она попала в место, где каждый живёт своей полной, громкой, странной жизнью.

И всё это – под мудрым, спокойным взглядом бабушки Зины, которая просто улыбалась, будто говорила:

«Да, детка. Добро пожаловать в настоящий мир.»