Читать книгу Лёлино Лето. Когда Лето не кончается - Ольга Соколова - Страница 3

Утро наступило солнечное, жаркое. Леля вышла во двор к умывальнику. На заборе сидела курица Клава и вела планерку.

–Итак, – говорила она, тыкая клювом в воображаемую доску, – отчет по яйцекладке. Марфуша, у тебя перевыполнение плана на 15%, но форма – неидеальна. Слишком овально—вытянутое. Напоминаю, наш бренд – «Округлое совершенство».

Молодая курица Белянка робко подняла крыло:

–А можно я попробую снести квадратное? Для разнообразия?

–Нет, – отрезала Клава. – Инновации – после того, как освоите классику. Когда доведете до идеала, тогда хоть треугольные несите! И ещё: кто вчера раскидал зерно возле кормушки? Это не эстетично. Мы же не гуси, чтобы есть с земли. Мы – лица фермы.

Возвращаясь в дом, Лёля увидела гусей.

Гусь Архип стоял на посту у крыльца и вполголоса диктовал молодому гусёнку:

–Правило первое: ночь – не повод расслабляться. Правило второе: каждый шорох – потенциальный нарушитель. Правило третье: если увидишь ежа – не пугайся. Он свой, хоть и колючий. Но если он с корзинкой – это шпион.

–А если с корзинкой и в шапочке? – спросил гусёнок.

–Тогда это серьёзно. Буди меня.

После завтрака Лёля раздумывала, чем бы заняться.

– Лёля, хочешь со мной пойти на пасеку за медом? – спросила бабушка

– На пасеку? Это магазин такой? – удивилась внучка

Бабушка улыбнусь:

– Нет! Это то место, где в своих домиках живут самые настоящие пчелки! И они дает мед!

– Ой! Я никогда не видела домики пчел! Пойдем скорее!

Пасеку держал дед Мирон. Он жил на краю деревне, рядом с цветущим лугом. Мирону было лет семьдесят, борода как облако, глаза узкие—узкие – будто всегда щурятся от солнца или от скрытой усмешки. Его пчёлы обожали его. Ульи, как древние дозорные, выстроились в стройные ряды. Воздух гудел не от машин, а от делового жужжания. Посреди этого царства сидел дед Мирон – в широкополой шляпе, с дымящейся дымаркой в руке, и вёл неторопливый диалог с ульем №5.

– Опять про погоду жалуетесь? – говорил он, прищурившись. – А я вам что, синоптик? Летите и работайте. Солнце – ваш начальник, я – только посредник.

Увидев гостей, дед кивнул, не прерывая беседы.

– И что ты мне тут гудишь про низкую продуктивность? – говорил он, будто разговаривая с важным чиновником. – У тебя, Мария Степановна (это была пчеломатка улья №5), взяток слабый потому, что ленивые разведчицы. Вместо того чтобы на липу лететь, сидят на одуванчиках, сплетничают.

Из улья послышалось недовольное жужжание. Дед Мирон усмехнулся.

– Ага, “не сплетничаем, а обмениваемся информацией”. Знаю я вашу информацию – кто куда полетел, кто сколько нектара принёс, у кого полосы ровнее.

– Минуточку, – сказал он пчёлам. – Делегация прибыла. Сейчас договорим.

Через мгновение он поднялся, отряхнул руки и улыбнулся Лёле так, будто узнал её ещё до рождения.

– А, внучка Зины. Добро пожаловать в пчелиное царство!

Лёля осторожно шагнула чуть ближе.

– Здравствуйте! А они… они Вас понимают?

– Понимают? – дед Мирон хмыкнул. – Они меня переиначивают. Я им про мёд, они мне про “сложные погодные условия”. Я им про дисциплину, они мне про “свободу полёта”. Умнейшие создания, а спорить – как базарные тётки.

Одна пчела – полосатая, с особенно внушительным брюшком – вылетела из улья и закружила перед лицом деда.

– Вот, Виолетта, старшая разведчица, – кивнул он. – Сейчас будет доклад.

Пчела жужжала что-то сложное, с паузами, с акцентами. Дед Мирон слушал, кивал.

– Говорит, что липа в этом году скупая. Что дожди смыли нектар. Что надо лететь на гречиху, но туда уже те пчёлы с хутора слетелись, породистые, из питомника привезенные – беспредельщики, хамы, без музыкального слуха.

– Музыкального слуха? – удивилась Лёля.

– А как же! – дед Мирон поднял палец. – Хорошая пчела жужжит в тональности “до—мажор”. А эти хуторские – в “фа—диез минор”. Разницу слышишь?

Лёля не слышала. Но кивнула – потому что в деревне уже привыкла: здесь всё возможно.

– Можешь с ними поговорить, – вдруг предложил дед Мирон. – Только без резких движений. И не говори про ос – они их не любят. Ревнуют.

Лёля замерла. Пчела Виолетта приблизилась, села ей на ладонь – лёгкая, тёплая, живая пульсация. В голове у Лёли возникло не слово, а ощущение:

«Гречиха. Солнце. Далеко. Но ты пахнешь яблоком. Можно дружить.»

Лёля осторожно улыбнулась.

– Я… я Лёля.

Пчела взмахнула крыльями, и в ответ пришло:

«Знаем. Ты та, что боится гусей. Не бойся. Мы за тебя заступимся. У нас жало.»

А потом Виолетта взлетела и унеслась к улью, оставив на ладони лёгкое, золотистое чувство – будто только что заключили договор о взаимной защите.

Дед Мирон смотрел на это, и в его глазах танцевали искорки – то ли от солнца, то ли от скрытого умиления.

– Вот видишь, – сказал он тихо. – Они тебя приняли. Теперь ты своя. Но если съешь мёд без спроса – объявят бойкот. У них память хорошая.

Дед Мирон подвёл Лёлю к столу, на котором стояли банки разных размеров и оттенков – от почти прозрачного до тёмного, как ночь в лесу.

– Вот, – ткнул он пальцем в первую банку. – Липовый. Лёгкий, душистый, для тех, кто слишком серьёзен. Съешь ложку – и хочется улыбаться без причины. Лёля попробовала. Мёд таял на языке, оставляя послевкусие цветущего лета и обещания счастья.

– Дальше, – дед перешёл ко второй банке. – Гречишный. Тёмный, с характером. Для решительных. Если нужно принять важное решение – ложка гречишного, и ответ сам приходит. Только не переборщи – а то решишь, что пора стать капитаном корабля.

Следующий был цветочный – пёстрый, как луг в разгар июля.

– Этот – для мечтателей, – пояснил дед. – В нём и клевер, и одуванчик, и лютик. Каждый цветок – своя история. Попробуешь – начнёшь вспоминать места, где никогда не был.

Лёля слушала, а в голове уже рождались образы: липовые леса, гречишные поля, луга, полные шепота.

– А вот это, – дед взял маленькую, почти чёрную банку, – падевый. Не с цветов, а с росы на листьях. Редкий. Для тех, кто любит тишину. Он не сладкий, он… глубокий. Как разговор с лесом после дождя.

Лёля взяла крошечную ложечку. Вкус был странный – землистый, взрослый, без яркой радости, но с какой-то внутренней устойчивостью.

– И последнее, – дед подмигнул. – Малиновый. Для смелых. Потому что малина растет там, где крапива и комары. Попробуй – почувствуешь вкус приключения.

Когда Лёля попробовала малиновый, ей показалось, будто ветер заиграл в ушах, а земля под ногами стала упругой, как батут.

– Ну что? – спросил дед, наблюдая за её лицом. – Понравилось?

– Очень! Они все… разные.– выдохнула Лёля.

– Точнее, – поправил дед, – как характеры. Мёд – это не еда. Это сгусток места, времени и настроения пчёл. И каждый вид – это послание.

Тут подлетела пчела Виолетта (та самая, старшая разведчица) и села на край стола.

– Она спрашивает, какой тебе больше понравился, – перевёл дед.

– Липовый… нет, гречишный… нет, все! – растерялась Лёля.

Пчела зажужжала одобрительно.

– Правильный ответ, – ухмыльнулся дед. – Умная. А теперь – правило: мёд надо уважать. Не просто есть, а слушать. И тогда он расскажет тебе то, что даже пчёлы шепчут только цветам.

Лёля кивнула, держа в руке баночку липового мёда – подарок от деда. Она понимала: в деревне даже еда была диалогом. И мёд – это законсервированный кусочек лета, который будет согревать её даже зимой – и напоминать, что где-то есть место, где пчёлы ведут переговоры с цветами, а дед Мирон слушает обе стороны. Бабушка еще немного поговорила с дедом Мироном, потом он дал им несколько баночек меда – липовый, клеверовый и цветочный. И они отправились домой – пить чай. А Лёля всю дорогу прыгала и удивлялась:

– Если расскажу подружкам в садике, что видела настоящий пчелиный город – не поверят!