Читать книгу Мандарин на снегу - Ольга Теплинская - Страница 4

– Танюша, а что ты делаешь в эту субботу?

– Съемок нет и я, скорее всего, буду выходная.

– Чудесно! Тогда я приглашаю тебя на природу, точнее на дачу к нашей Лидочке. Отдохнем немного, воздухом подышим, а то в городе в такую жару можно задохнуться.

В том году конец апреля выдался на удивление жарким. Деревья еще только собирались с силами после долгой зимы и робко разворачивали крошечные зеленые листочки из набухших почек; травы почти не было, но случайно, по – ошибке, залетевший ветер с далекой Африки прогрел питерский воздух до температуры африканской Сахары. А наша знаменитая влажность сделала пребывание в каменном городе трудно переносимым.

– А ваша Лидия Николаевна не будет возражать?

– Глупости, какие, она сама тебя приглашала. Знает, что одной мне туда не добраться.

Из всех подруг Виктории, Лидия Николаевна нравилась мне меньше других. Со мной она почти не общалась, смотрела с высока. Была немного надменна, постоянно отпускала язвительные замечания по любому поводу. На фоне других милых старушек выглядела холеной барыней – каждый раз приходя в модных нарядах и рассказывая о своих многочисленных путешествиях. Причем, главным воспоминанием непременно были гастрономические изыски. Складывалось впечатление, что она посещает страну только для того, чтобы поесть и купить подругам сувениры.

Старушки беззлобно подшучивали над ней, мягко ставя на место и не давая впадать в грех гордыни.

– Лидуль, а в каком музее ты в буфете креветками отравилась?

– В Мадриде, – закатывала глаза несчастная.

– А нечего в музей жрать приходить, там надо картины смотреть! – хрипло смеялась Натка.

– Глупая ты, Натка, ты ж знаешь, я, когда голодная ничего не воспринимаю. Злая становлюсь, раздражительная. Вот и приходится форму держать.

– Ага, и кушать все, что не приколочено.

* * *

В субботу мы встали рано, мне хотелось довезти свою подругу в бодром состоянии, чтобы ее не разморило от духоты. Виктория всю дорогу сонно вздыхала, она не привыкла вставать в такую рань.

На станции из вагонов высыпали беспокойные дачники. С рюкзаками, сумками, ведрами, лопатами, картонными коробками с зеленой рассадой.

– Никогда не понимала это увлечение земледелием. Людям нечего есть? Мне казалось в магазинах сейчас достаточно овощей. Зачем тратить свою жизнь на бесполезный труд?

– Многие делают это для радости. Со мной работает женщина – она с таким удовольствием приносит с дачи свежую клубнику или молодую картошку и всех угощает. Рассказывает о своих маленьких экспериментах на участке, как удалось вырастить арбуз, хотя в нашем климате они не растут. А цветы у нее, какие! Человек получает положительные эмоции, в этом, наверное, и есть смысл этого увлечения.

– Об этом как – то не задумывалась. В нашем дворе живет одна пожилая гражданка, она постоянно кому – то жалуется, что у нее пропала рассада, и не уродился чеснок, и засохли огурцы в дорогом парнике. Мне всегда хочется остановиться и спросить у нее: «Зачем вам, девушка, такие мучения? Не проще ли обойтись походом в Летний сад, если так уж нужен свежий воздух?»

– И что вас останавливает? Мне интересно, как она отреагирует на ваш вопрос.

– А я прохожу мимо. Мне почему – то кажется, что ничего хорошего она мне не скажет. Не мой человек!

У Виктории все люди делились на своих и чужих. К своим относились люди спокойные, выдержанные, с тихим голосом и хорошими манерами, люди, поддерживающие беседу, интересующиеся книгами и культурной жизнью города. К чужим – все остальные.

За беседой мы вышли на финишную прямую, как пояснила Виктория Осиповна.

– Видишь эту тополиную аллею, она приведет нас к дому Лиды. Правда, я не была здесь уже лет десять, и маленькие тополя превратились в настоящие баобабы, но дорогу я еще могу узнать. Вот после этого забора должна быть ажурная калитка, – Виктория Осиповна довольно выдохнула.

Я видела, как непросто ей давалось это путешествие, и специально останавливалась возле неброских цветов или аккуратно подстриженного кустарника, давая ей немного передохнуть. Она все тяжелее опиралась на мою руку, но вида, что устала – не подавала.

– Что – то не пойму, а где Лидина дачка? – Испуганно озиралась моя Виктория. – Может, я адрес перепутала, – она суетливо стала копаться в своем стареньком ридикюле. – Посмотри, милая, что тут написано, – перед моими глазами возникла пожелтевшая страничка, вырванная из маленького блокнота.

На листке ровным подчерком было выведено: улица Тополиная, дом 12 А.

Мы стояли возле забора, на котором был выписан этот же адрес.

– Виктория Осиповна, а, может, ваша Лидочка переехала в другой поселок, а вам сообщить забыла, вы же так давно не приезжали к ней на дачу? – высказала я предположение.

– Она ничего не говорила про переезд. Что – то было, про то, что они перекрывали старую крышу, но тут не только крыша, – старушка беспомощно кивнула на красавец – дом.

Я не знала, как успокоить свою подругу. Больше всего нас с ней страшила мысль, что сейчас надо развернуться и проделать весь этот трудный путь в обратном порядке, не имея возможности, хоть немного передохнуть. Мы топтались на месте, как вдруг, раздался радостный хриплый голос:

– Что застыли, девушки – подружки? Или Лидка не пускает нас на порог?

Обернувшись на голос, мы увидели Наталью Сергеевну. Она бодро вышагивала по дорожке в весьма эпатажном виде: брючки цвета хаки, кеды, куртка с надписью: «Стройотряд – 75», на голове – панамка в яркий желтый горох и рюкзак за спиной.

– Туристка! – хохотнула Осиповна, заметно оживившись.

– Так на природу же еду, вот и оделась соответственно. Еще заставят картошку копать, Лидка может.

– Это кто тут у меня собрался картошку копать? Мы ее только посадили! – сквозь калитку на нас смотрела Лидия Николаевна, одновременно открывая сложный замок.

– Ой, Лидочка, а когда же вы успели так преобразить свой домик. Его теперь домиком и называть неудобно, настоящая вилла.

– Да это Глеб все перестраивал. Думали, будем жить в нем одной большой семьей, а видите, как получилось, – вздохнула Лидия Николаевна.

– Ну, в жизни все так непредсказуемо, может еще поживете, вернется ваш Глебка из своей Америки. – Подбодрила подругу Натка.

– Проходите в дом, – пригласила хозяйка.

Она тепло обнялась со своими подругами и слегка кивнула мне. От ее строгого взгляда мне захотелось куда – нибудь скрыться или предложить заехать за Викторией вечером. Но Наталья Сергеевна, словно почувствовав напряжение между нами, тут – же подхватила меня под руку и потащила показывать знатный малинник.

– Ты, Татьянка, только посмотри, какая в Ленинграде бывает малина! Я в жизни такой не видела, а вкусная какая. Правда, сейчас еще не сезон… О, парничек поставили. А кто это в нем работает? – веселилась Наталья Сергеевна. – Пугало, выходи, здороваться будем.

Из парника выскочил смешной человечек. «Пан – Пузик» – пронеслось в голове. Небольшого роста, с круглым выпирающим животом, на тонких ножках; голова его была повязана выгоревшей банданой, из – под которой выпадало несколько кудрявых прядей. Мужчина весело захохотал и подняв Натку, закружил ее над землей.

– Опускай, Ирод! Еще уронишь!

– Да чтобы я уронил такое сокровище! А это кто же с тобой, Натэлла, твоя найденная дочь?

– Глупые у тебя шутки, Коля! Это наша юная подруга, знакомься – Татьяна.

– Итак, она звалась Татьяна, – согнулся в поклоне Пан Пузик. – А я – Николай Семенович – пятая подруга этих прекрасных дам. – Мужичок сверкнул на меня карими озорными глазами.

– Не примазывайся, – отрезала Натка. – Дружбы с мужчинами не бывает. Продадут не по злобе, так по – дурости.

– Можно подумать женская дружба – это оплот порядочности, – надулась пятая подруга.

– Девочки, не ссорьтесь! – к нам неспешным шагом в ярком сарафане приближалась Анна Львовна. – Привет, девчонки, – кивнула она нам. – Меня сын вчера вечером привез. Он с друзьями на рыбалку поехал с ночевкой и по пути меня забросил. А сегодня вечером забрать должен, – пояснила она.

– А как там Виктория Осиповна? Она устала от жары и дороги, – спросила я тихо.

– Уложили ее, – тоже понизив голос, прошептала Анна Львовна. – Ты можешь ее проведать.

Я осторожно вошла в просторную прихожую. Мне никогда еще не приходилось бывать в таких домах. Да, по сути, ни в каких домах я еще не была.

Из прихожей на второй этаж поднимается широкая лестница, сквозь высокие окна, красиво задрапированные легкой тканью, льются лучи солнечного света, делая все пространство удивительно радостным. С улыбкой я пошла вглубь дома, откуда слышались женские голоса.

– … пойми, ты, Вика, это его единственный шанс на настоящее счастье, мы ей хорошо заплатим, она нас еще благодарить будет, твоя дворняжка.

– Не смей ее так называть, Лидия! Сама – то забыла, откуда родом? – послышался грозный голос моей Виктории. – И что же это за счастье будет за чужой счет? Так и знай, Лида, я – против!

Никогда до этого мне не приходилось слышать, чтобы она с кем – то так строго говорила.

– Породой попрекаешь?

– Ты только это услышала? Пожалуй, мне не следовало сюда приезжать!

Я вошла в милую комнату, продолжая глупо улыбаться. С широкой тахты тяжело поднималась Виктория Осиповна.

– У вас замечательный дом! Такой солнечный, просторный! – обратилась я к Лидии Николаевне.

– Спасибо, девочка, сейчас будем делать окрошку. Ты поможешь мне?

– С удовольствием!

Лидия подхватила меня под руку и провела в большую кухню. На полу черно-белая плитка, большой овальный стол, а в углу, как украшение – настоящий камин, отделанный разноцветными маленькими плитками.

– Вот это чудо! – не смогла я сдержать эмоций. – Как, наверное, приятно сидеть вечерами на такой кухне и смотреть на живой огонь.

– А ты приезжай к нам чаще и сможешь тоже любоваться. Когда Глеб затеял этот ремонт, я была против. Меня вполне устраивал тот небольшой домик, в котором мы проводили несколько летних недель. Но Глеб тогда вернулся из Америки, где работал три года, он приехал под такими сильными впечатлениями. Ему хотелось все поменять, сделать так же удобно и красиво, как он видел там. И мы с Николаем Семеновичем сдались. Тем более что к ремонту нас не допустили. Глеб все сделал сам. Разработал проект, нанял рабочих и руководил всей стройкой. Нас только торжественно привезли на новоселье.

– Какой у вас замечательный сын. А где же он теперь, почему не живет в этом доме?

– Уехал. Вернулся в свою Америку. Не смог здесь прижиться и дом не помог, – вздохнула Лидия. – Америка – это же так далеко! Я и не долечу уже, – всхлипнула несчастная.

– Не переживайте, может, он еще вернется? – мне было ее искренне жаль. Не люблю, когда старики плачут.

– Теперь уже не вернется.

Я нарезала овощи в глубокую стеклянную миску, а Лидия накрывала стол, расставляя красивые тарелки, высокие бокалы.

Снизу послышались радостные возгласы, звук автомобиля.

– Вы еще гостей ждете?

– Нет, все наши гости здесь, – удивленно пожала плечами Лидия Николаевна и выглянула в открытое окно. – Ой, Глеб приехал! Боже мой!

Она посмотрела на меня испуганно, прижала свои красивые руки к вспыхнувшим щекам и выбежала из кухни, прошептав:

«Это судьба!»

«А, может, мне показалась эта странная фраза?»

– Что там случилось, девочка? – в дверях возникла фигура Виктории.

– К Лидии Николаевне приехал сын! – Радостно сообщила я новость.

– Собирайся, Танюша, домой мне надо! Да и покер уже вряд ли состоится.

– Викушка – голубушка, да куда же мы поедем в такую жару? Сейчас самое пекло будет. Давайте вечерком поедем? И за Анной Львовной сын обещал заехать, может, и вас прихватит. А я уж на электричке доберусь.

Если честно, то мне ужасно хотелось еще немного побыть в этом красивом доме, посмотреть на таинственного Глеба, про которого все так загадочно говорят. Мне все время казалось, что о нем чего – то не договаривают, замолкали мои старушки на самом интересном месте.

В своих фантазиях я представляла его этаким высоким широкоплечим красавцем – Джеймсом Бондом, живущим жизнью полной приключений, погоней, стрельбой, перелетами в разные экзотические страны. И вот секретный агент прибыл собственной персоной на родину, повидаться с любимой матерью. И я должна уехать? Ну, уж нет!

Виктория сдалась без боя. Только грустно как – то вздохнула и махнула рукой, прошептав: «Будь, что будет!»

«Или и это мне показалось?»

Позабыв об окрошке, я поспешила на улицу. Три престарелых грации плотным кольцом обступили объект моего любопытства, совершенно скрывая его от меня. Николай Семенович стоял на некотором отдалении и с тоской смотрел на соседский забор. Но вот круг из тел разомкнулся и передо мной предстал невысокого роста мужчина, довольно субтильного телосложения. Из моей груди вырвался невольный вздох сожаления. Не таким я представляла таинственного агента Глеба – 007! Но взглянув в его темно – карие глаза, в которых прыгали сумасшедшие чертики, я поняла, что тону. Сердце мое вдруг решило сплясать разудалую джигу, подскочив к самому горлу. От неожиданности я закашляла.

– Знакомься, Глеб, это – наша Танечка. Ты с ней еще не знаком. – Представила меня Лидия Николаевна.

Мне навстречу двинулись два карих омута, поглощая меня целиком, не давая вздохнуть и отвести взгляд.

– Очень приятно видеть такую красавицу в нашем доме!

Он слегка сжал мои похолодевшие пальцы и чуть дольше задержал их в своей руке, продолжая гипнотизировать меня взглядом.

Красавицей меня никогда в жизни не называли! И какой чарующий у него голос! Наверное, он покорил немало женских сердец и выведал множество государственных тайн своим бархатистым голосом?

Если бы меня кто – нибудь попросил раскрыть секрет той смеси, которая позволяет быстро и без раздражения снять сложный грим с артиста, таким вот голосом, то я не задумываясь, написала бы рецепт на бумажке и еще вызвалась бы собственноручно ее приготовить.

– Боже мой, Глебушка, как неожиданно! Ты ничего не сообщил о своем приезде, у меня ничего не готово! – Запричитала Лидия.

– Поэтому и не сообщил, – наконец перевел взгляд на мать секретный агент. – Столько лишних хлопот. Но видишь, как все удачно получилось – посмотрю сразу всех в один вечер.

«Им, наверное, не положено сообщать о местах своего передвижения?» – промелькнуло в моей голове.

– Что же мы стоим, проходите в дом. Как там с окрошкой, Таня?

– Наверное, никак, – прохрипела я.

Николай Семенович как – то боком, низко наклонив голову, поспешил в небольшой домик, стоящий в конце участка.

В кухне хозяйничала Виктория. Она завершила утомительный процесс приготовления окрошки, выложила на блюдо спелые помидоры и даже присыпала их укропом, нарезала пергаментными кусочками сыр, который мы купили с ней в своем гастрономе, разложила в корзинку хлеб.

– Глебушка, твоя комната ждет тебя, там все в полном порядке. Ты, наверное, хочешь переодеться с дороги?

Возникла неловкая пауза, когда гости не знают, куда себя деть. Мужчины в таких ситуациях тянутся к рюмкам или сигаретам, а мои бабульки сиротливо жались у входа в кухню, переступая с ноги на ногу.

– Ой, я же принесла вам свой капустный пирог, – спохватилась Анна Львовна.

– А у меня тут наливочка, – подмигнула веселым глазом Натка, притащив в кухню рюкзак.

А мне захотелось подняться вместе с Глебом в его комнату и ловить каждое его движение. Как он снимает с себя рубашку, как моет под краном руки, как причесывает свои густые темные волосы. Сердце вновь напомнило, что оно умеет танцевать, и я схватилось за горло, чем вызвала подозрительный взгляд Виктории.

– Татьяна, с тобой все в порядке, что – то ты покраснела?

– Это от жары, – кивнула я, улыбаясь непонятно чему и улавливая легкие шаги, спускавшиеся по лестнице.

Он вошел с влажными волосами, в белой простой футболке и светло – голубых джинсах, мои ноги подкосились, и я плюхнулась на жесткий стул.

– Рассаживайтесь, прошу! – пригласила Лидия Николаевна. – Глеб, сходи, пожалуйста, за папой в его жилище.

Он как – то неохотно кивнул, но с места не сдвинулся.

– Я могу сходить, – вызвалась я в надежде, что Глеб пойдет вместе со мной.

Но он продолжал стоять на месте.

В небольшом, каком – то кукольном домике, было чисто и уютно. Покрывала, занавески, подушки на старом диване – все в оборках и веселых цветочках – делали две небольшие комнаты весьма кокетливыми, больше подходящими для проживания английской вдовушки.

Николай Семенович уныло сидел в плетеном кресле. Плечи его были опущены, взгляд устремлен в пол, бандана валялась в углу, а голова блестела большой загорелой лысиной, лишь сзади сиротливо болталось несколько вьющихся прядей. Мужчина постарел лет на десять, после нашего утреннего знакомства.

Что могло с ним произойти? Казалось, должен был радоваться – приехал любимый сын, с которым они долго не виделись.

– Николай Семенович, как у вас уютно! Просто пряничный домик! А меня послали за вами, все уже за стол садятся. Мы окрошку сделали, а Натка, то есть, Наталья Сергеевна наливку привезла. Все вас ждут! – Я все говорила, но старик продолжал рассматривать свой пол, не поднимая на меня глаз.

– Вам плохо, может вызвать врача или пригласить Лидию Николаевну?

– Все в порядке, девочка, со мной все в порядке. Если меня все ждут, то я сейчас буду. Я так понимаю, что ваш покер на сегодня отменяется в честь приезда дорогого гостя? – Последняя фраза прозвучала немного иронично.

– А вы не рады приезду Глеба? – Отважилась я спросить.

– Да, я не рад приезду Глеба! – Четко отчеканил старик и его взгляд не выражал ничего хорошего. – У вас еще есть ко мне вопросы?

– Извините, нет! Меня только послали вас привести, – я окончательно растерялась.

– Я услышал ваше приглашение.

– И что?

– Господи! Да приду я сейчас, – сжалился надо мной Николай Семенович.

За столом, не дожидаясь нашего возвращения, уже весело стучали ложками, в рюмках светилась вишневая наливка. Лидия Николаевна не сводила с сына счастливых глаз, лишь моя Виктория по – прежнему, хмурилась.

Я взглянула на Глеба и снова задохнулась от горячей волны. За те несколько минут, что я его не видела, он стал еще красивее. Рядом с ним стул оказался свободным, но я выбрала тот, что стоял с противоположной стороны стола. Сидеть рядом, чувствовать его так близко – нет, боюсь, мое сердце это не выдержит и мне придется ловить его на тарелке. А вот находиться напротив, смотреть, как он ест, как разговаривает, смеется – это я еще смогу выдержать. Хотя, тоже достаточно сложно.

– Танечка, может, вы сядете рядом с Глебом, он будет за вами ухаживать! – Перевела на меня взгляд Лидия.

– Нет – нет, я не привыкла к ухаживаниям, – ответила я довольно глупо.

– Давай, Танюха, я тебе плесну наливочки, расслабишься? А то, вон, как тебя штормит. – Тихим голосом предложила сердобольная Натка.

Я схватилась за рюмку, как за спасательный круг. Может, действительно пройдет мое наваждение. Что же со мной случилось, почему в голове такой туман и внутри все трясется? Крепко вцепившись в рюмку, я торопливо выпила сладковатую жидкость. Несколько пар глаз с удивлением уставились на меня.

– Ой, простите, – пролепетала я.

Ну, конечно, надо было дождаться всех, выслушать длинный добрый тост за встречу в этом доме. Или, что обычно говорят в таких ситуациях? «Как стыдно, Таня! – корила я себя. – Наверное, так пьют только конченые алкоголики возле пивных ларьков ранним утром. И что теперь подумает обо мне красавец – мужчина? Что меня нельзя будет взять с собой на прием к английской королеве! А с чего я вообще решила, что он захочет взять меня с собой? А как же иначе? Ведь я его люблю! Да, бабушка, я встретила свою любовь! Она пришла, когда я уже ее не ждала. Все случилось, как ты и говорила! Только, как же долго она меня искала! Наверное, надо было пережить тот ужасный переезд из своей отдельной квартиры и переехать к Виктории и подружиться с ее замечательными подругами… Все в этом мире не случайно!»

От этой мысли стало так радостно! Мне захотелось кружиться по комнате, как в детстве, а еще лучше, чтобы меня за руки держал Глеб. Я легко поднялась со своего стула и комната весело начала кружиться, не дожидаясь, когда я займу удобную позицию. Ой, как хорошо! Как замечательно – прекрасна жизнь, в которой столько всего интересного!

Но чьи – то сильные руки стали хватать меня, не давая насладиться движением, на мое лицо шлепнули противное мокрое полотенце. Я поняла – это злая Лидия не хочет, чтобы я любовалась на ее сына. А вот и нет, не тебе одной он должен принадлежать. Я пыталась сбросить с себя мокрую завесу. Вскоре кружение прекратилось, что – то тяжелое сдавило мою грудь и ноги, в глазах стало темнеть, словно черная туча наплывала на небосклон… Только его глаза – два глубоких карих омута все манили и манили меня к себе.

* * *

Очнулась я, когда в комнате горел ночник. Рядом со мной опустив голову на грудь, дремала Виктория.

– Эй, а что тут происходит? – хрипло пробормотала я.

– Очнулась? – бросила на меня недовольный взгляд Виктория.

– Что – то я не помню, чтобы я спать укладывалась.

– А как рюмку махнула, и дебош устроила, помнишь?

– Дебош? Виктория Осиповна, вы о чем?

– Танюша, видимо в твоем организме не хватает каких – то ферментов и пить алкоголь, даже такой слабый, как Наткина наливка, тебе нельзя категорически, особенно в чужих компаниях. Ты тут столько наговорила, – махнула рукой Виктория.

– Что я наговорила? – содрогаясь от ужаса, пролепетала я.

– Да, порядком, – хихикнула непонятно чему моя подруга. – Что ты на прием идешь к королеве и сопровождать тебя просто обязан именно Глеб, как лучший секретный агент. А Лидку ты просишь не беспокоиться, потому что отныне о ее замечательном сыне будешь заботиться ты одна. Ой, Таня, Таня, – грустно вздохнула Виктория. – Что же ты так, милая?

– Мы немедленно уезжаем, – я стала неуклюже выбираться из кучи одеял, набросанных на меня.

Щеки пылали от стыда и беспомощности. Я понимала, что взглянуть теперь на Глеба и его родителей я просто не смогу. «Легче утопиться! Надо же быть такой дурой, чтобы из-за одной рюмки пустить под откос судьбы свое счастливое будущее с тем единственным мужчиной, которого я ждала все долгие годы!»

– Ну, куда теперь – то? Ночь на дворе! Электрички уже не ходят и метро закрыто. А пешком ты меня не дотащишь!

– Я сама пойду пешком. Я дойду! – упрямилась я, сгорая со стыда.

– Утром поедем! Так и быть, встану по – раньше, чего не сделаешь ради дружбы. Не кори себя, Татьянка, все к лучшему. А на Глеба этого не особо засматривайся. Он далеко от нас, так далеко, что ты даже не представляешь!

Но спать я не могла, в голове звучали слова Виктории: «пойдешь на прием к королеве… с лучшим агентом…»

Ой, как стыдно! Я откинула одеяло и спустила босые ноги на холодный пол. «Надо на улицу выйти, постоять на сизой от инея травке, может, заболею и умру»! Но колючее одеяло я все – таки, прихватила с собой, на тот случай, если передумаю умирать.

В доме было холодно и тихо. Я на цыпочках прошла к входной двери, она открылась бесшумно. Я ступила на сырую холодную землю, ноги словно обожгло. Первой мыслью было вернуться в дом – по сравнению с улицей там было даже жарко. Но вспомнив вчерашний вечер, я вновь испытала муки совести и семенящими шажочками стала продвигаться по саду.

Густая тишина сдавила уши, я набрала в грудь воздуха, намереваясь стоять столько, сколько нужно для переохлаждения. Жаль не посмотрела на часы. Сейчас, наверное, часа три ночи. На небе ярко светили звезды. В городе они так не светят. Стесняются, видимо, неоновых огней. Я запрокинула голову и улыбнулась, так мне вдруг стало хорошо и радостно от этой тишины, от того, что вижу это вечное звездное небо.

Ну и ладно, если Глеб никогда больше не посмотрит в мою сторону, главное, что я испытала, это великолепное чувство любви, пусть и так непродолжительно.

– Тебе тоже не спится, Таня?

Я вздрогнула. На лавочке под навесом, кто – то сидел. Я робко пошла на голос. Это был Глеб.

– Иди ко мне. Ты, наверное, замерзла?

Но на меня накатила жаркая волна, даже ладони вспотели. Очень не хотелось прикасаться к Глебу своими мокрыми ладошками.

– Вы тоже гуляете? – Задала я самый глупый вопрос, который мог прийти в мою голову.

– Просто спать не могу.

– Глеб, я должна извиниться перед вами. Мы первый раз встретились… Я вела себя, как… Виктория говорит, что у меня не хватает ферментов и мне пить нельзя. – Забубнила я, чувствуя, что краснею до корней своих жидких волос.

– Глупости! Просто ты ничего не ела с утра. Дорога, жара эта апрельская, вот на тебя и подействовала наливка. Не бери в свою прекрасную голову эту чушь про ферменты, лучше пей качественный алкоголь. Шампанское, например или вино. Ну, иди ко мне, а то простудишься.

Его плед, наброшенный на плечи, распахнулся и я, не задумываясь, юркнула в это теплое убежище. Глеб тесно прижал меня к себе, обнял за плечи и стал тихо растирать мою замерзшую спину.

– Господи, какая ты холодная! Зачем вышла в одной рубашке? – Он немного отстранился и пристально посмотрел на меня.

Не говорить же ему, что я мечтала простудиться и умереть? Какая же я была глупая несколько минут назад. Он даже не обратил внимания на мой пьяный дебош.

А потом произошло чудо, Глеб слегка приподнял мой подбородок и нежно коснулся губами моих губ. Во мне все затрепетало, дыханье перехватило, и я закашлялась. Решительно мой организм не создан для любви. Но Глеба мой кашель, казалось, не смутил. Он только крепче сжал меня в своих объятиях и вновь прижался к моим губам. Я тоже со всей силы прижала к нему свои губы. То, что он стал делать дальше, мне не совсем понравилось. Его язык стал настойчиво разжимать мой рот, но я только крепче стискивала зубы.

– Ты чего? – наконец не выдержал Глеб.

– Что? – не поняла я.

– Тебе сколько лет?

– Почти двадцать три! – вздохнула я. «Может, он боится совратить малолетку? Надо его успокоить».

– И ты никогда не целовалась?

Я молчала. А что говорить? Что в последний раз я должна была целовать мальчика в детском саду? Тогда мы играли в свадьбу. И каждая пара жениха и невесты должна была скрепить узы брака поцелуем. Но мой жених целоваться отказался, и мы просто стояли и смотрели друг на друга и на тех, кто скреплял свою игрушечную семью поцелуями.

– Я думал, что в природе таких, как ты не осталось! – Глеб был по – настоящему удивлен. – Какая ты необыкновенная, – прошептал он и вновь стал целовать меня.

На этот раз он все делал медленно и нежно, у меня закружилась голова, я словно парила в воздухе. Одной рукой я обняла его за шею, другой стала тихо водить по его обнаженной груди. Он тихо охнул и тоже стал ласкать мою грудь.

– Ты дрожишь, Глеб! Я заморозила тебя!

– Я теряю от тебя голову, – прошептал он.

Вот эти слова, которые я так долго ждала и твердо знала, что обязательно услышу.

– Пойдем в мою комнату, – предложил Глеб.

И мне было все равно куда идти: в его комнату или на край света, только бы вместе. Мы тихо поднялись и вошли в дом…

* * *

Рано утром меня растолкала Виктория.

– Татьяна, собирайся, домой едем – там кошки одни голодные!

– А вы уже выспались? Еще так рано! Кажется, в доме все спят.

Тело мое приятно ныло, напоминая о прошедшей ночи, видеть перед собой Викторию не хотелось, передо мной еще возникал образ Глеба, его сумасшедшие глаза, темные волосы.

– А мы уйдем по – английски, никто не обидится, – отрезала моя подруга тоном не терпящим возражений.

Я не знала, как поступить. Мне безумно хотелось встретиться с Глебом. Посмотреть на него, после вчерашней ночи. Мы даже ни о чем не договорились, не поговорили толком. Я не знала где и когда мы с ним должны встретиться, он не спросил ничего обо мне.

«Господи! Ну что же мне делать? Рассказать все честно Виктории? Что я влюбилась по – настоящему! И меня полюбил самый лучший мужчина на земле! И у нас должна быть свадьба, и столько всего еще надо сделать, а она увозит меня к своим кошкам!»

– Наверное, надо поставить чайник? А то, как же мы в дальнюю дорогу и без чая пойдем? У вас еще давление повысится, – хваталась я за соломинку.

– У меня скорее повысится давление, если мы останемся здесь еще на пять минут. Одевайся, я готова!

«Ну, вот почему я такая? Почему никогда не могу сказать людям, что мне что – то не нравится или неудобно? И сама потом страдаю!»

С тяжелым сердцем я стала собираться, тянув минуты, и взывая к Глебу: «Миленький мой, ну, давай, просыпайся, выходи из своей комнаты, меня же сейчас увезут!» Ни шороха, ни вздоха, весь дом спит мертвым сном. А, может, он умер? Бывает же такое во сне? Мне надо подняться и посмотреть, как он там?

– Татьяна, прекрати копаться, идем! Поверь мне, девочка, сейчас для тебя будет лучше, если ты исчезнешь, не простившись! – тихим, усталым голосом проговорила Виктория, не глядя на меня.

Сердце мое ухнуло с полутораметровой высоты и застыло в районе левой пятки.

«Выходит, Виктория все про нас знает? Тогда тем более не надо ничего скрывать!»

– Я хочу с ним проститься и рассказать, как меня найти, – тоже, не глядя ей в глаза, прохрипела я.

– Танечка, послушай свою старую соседку. Ты стала мне очень дорога, и я желаю тебе самого большого счастья, которое ты только сможешь вынести, но будет лучше для всех, если мы уйдем сейчас.

В голосе ее было столько страдания, что я решила не спорить. Всю дорогу, пока мы шли до станции, я надеялась, что Глеб проснется, увидит, что меня нет, и побежит догонять. Я не оглядывалась, но мои уши, казалось, развернулись назад, как у наших котов и все время прислушивались – не слышно ли торопливых шагов.

Только когда за моей спиной закрылась раздвижная дверь электрички и Виктория прошла в полупустой вагон, я повернулась и долго рассматривала безлюдный перрон, надеясь каждую секунду сорвать стоп-кран, если покажется фигура Глеба.

До самого вечера я боялась выйти из квартиры в надежде, что он приедет за мной в город. Наверняка, он все расспросил обо мне у Лидии. И она рассказала ему, что живу я вместе с Викторией Осиповной, а уж, где проживает подруга его матери, он должен знать.

Но кончился воскресный вечер, наступил понедельник, а никто меня не разыскивал.

В павильонах снимали очередную серию про бандитские разборки, и работы было много. Щедро обмазывались актеры краской, похожей на кровь, выбеливались лица сериальных наркоманов.

Я, постоянно думая о Глебе, делала все автоматически, даже не глядя в зеркало.

– Таня, Таня, очнись! У нас в планах кино о вампирах еще не стоит. Ты кого из Андрюхи сделала? Еще пару красных капель по подбородку пусти и вылитый граф Дракула.

Я вышла из своего забытья и посмотрела на молодого актера из нашего ТЮЗа. Несчастный, вжав голову в плечи, испуганно смотрел на свое отражение. Белое лицо, глубокие синяки под глазами и брови ему зачем – то затемнила. Ну, вылитый Дракула. Я торопливо стала снимать грим, поминутно извиняясь перед молодым актером.

– Не волнуйтесь, Таня, в зеркале пока отражаюсь и то хорошо! – попытался шутить Андрей.

Все вокруг засмеялись, а я покраснела.

– Таня, а давайте после съемок кофе выпьем, – робко предложил Андрей.

Если честно, то мне этот милый паренек сразу понравился, как только он пришел в наш павильон. Высокий, светленький, с открытым мальчишеским взглядом. Большие голубые глаза постоянно улыбались, даже если он был серьезным. И как его утвердили на роль наркомана? У Андрея было амплуа положительного героя. Ему больше бы подошли роли сказочных принцев или комсомольцев – добровольцев. У него был какой – то особенный голос, вовсе ему не подходящий – глубокий баритон. И я каждый раз удивлялась, когда он заговаривал.

Но когда он входил в кадр, то менялся фантастически: голос становился сиплым и дрожащим, как у дряхлого старика, задорные глаза гасли, широкие плечи опускались, и вся его осанка больше походила на вопросительный знак.

Может, если бы он позвал меня в кафе несколько дней назад, я бы согласилась с большой радостью? Но тогда я бы не встретила ГЛЕБА!

– Спасибо, Андрей, но за мной должен заехать жених! – промурлыкала я не в силах сдерживать счастливые эмоции, которые окатили меня теплой волной, как только я произнесла эту фразу.

– Да – да, конечно, простите, Таня, это было так глупо с моей стороны…

Даже сквозь белила на его лице я заметила румянец.

– Что вы, Андрюша, почему вы извиняетесь? Кофе – это прекрасно, и мы с вами обязательно выпьем по – чашке, просто сегодня я занята.

Я ли это сказала? Сама себе удивляюсь. Еще несколько дней назад я бы заблеяла козой, если бы меня кто – то пригласил на кофе. А тут слова… Интересно, вот если говорят: слова не мальчика, но мужа, то применительно к женскому роду, как будет: слова не девочки, но женщины? Как – то так.

И вновь я увидела в этом знаки Судьбы.

* * *

Но в мучительном ожидании прошел вечер, за ним такой – же пустой, потерянный день. Мне было значительно лучше, когда я находилась рядом с дверью. Я опускалась на старую маленькую скамеечку, выставленную кем – то из соседей за ненадобностью, прислоняла свой горячий лоб к входной двери и так сидела в оцепенении. Коты бегали от меня к Виктории, что – то ей торопливо докладывали на своем кошачьем языке и тут же возвращались ко мне, но надолго их не хватало. Сидеть в темном коридоре на голом полу было выше их королевского понимания.

Виктория иногда выходила из комнаты, молча, взирала на меня, тяжело вздыхала; может, осуждая, может, сочувствуя, но вслух своих мыслей не озвучивала.

А я рисовала в своем бредовом воображении картины счастливой жизни. Как я буду долго ждать Глеба из его опасных командировок. Но мне не будет так тяжело, как сейчас. Потому что я знаю, что он обязательно вернется ко мне, а сейчас я ничего не знаю. НИЧЕГО! Почему он не приходит, что случилось, а может, он уже уехал на свое важное государственное задание? Или вредная Лидия Николаевна рассказала ему обо мне что – то ужасное? Что я такое говорю? Никакая она не вредная, мне теперь надо с ней дружить и во всем ее слушать, она же его мама!

Я проваливалась в сон, почти падая со своего маленького островка надежды, но мужества уйти в комнату у меня не было. А вдруг я усну, а Глеб придет и не сможет до меня дозвониться? Мне почему – то казалось, что Виктория не станет впускать его в квартиру. И за что она его недолюбливает?

– Татьяна, прекрати маяться дурью! – Наконец, моя соседка не выдержала и решительно подошла ко мне. – Что ты строишь из себя жертву непонимания? Эка невидаль – принц заморский! И что тебя в нем заинтересовало? Хлюпик, никаких примет настоящего мужчины! Ростом невелик, глазки маленькие, как у мышонка, на голове бобрик стриженый, да и порочен, как… – она не договорила.

Я вскочила на ноги, сжимая кулаки:

– Да, как вы смеете, так о нем говорить! Вы – отсталая женщина, даже не знающая мужчин. Непонимающая, как должен выглядеть настоящий, благородный мужчина! Вам, очевидно, нужен мужлан с пудовыми кулаками и нечесаными патлами?

– Опомнись, девочка, ты, что это так разошлась? – Попятилась Виктория. – Он сегодня утром улетел на свой Запад, мне Лидка рассказала. Побыл пару дней и – привет. И свое будущее он с Питером не связывает. Его утонченной душе наши порядки не по нраву. Нечего тут вахту нести, поняла?

– А… – слезы не давали мне произнести ни слова, – а…а…а почему он со мной не простился?

– Тань, – устало присела на мой стульчик Виктория, – ну кто ты для него? Подумай сама. Это он – твой первый мужчина, долгожданная любовь. ( Вот уж, бес попутал!) А ты для него обычная девчонка, подвернулась случайно, что ж не воспользоваться? Он, что, тебе в любви до гроба клялся? Обещал жениться или с собой забрать?

Я помотала головой. «Конечно, права Виктория, во всем права. Это я себе все нафантазировала, непонятно чего ждала, а он ничегошеньки мне не сказал. Но глаза – то его надо мной кричали, что я нужна ему, я это чувствовала, это – же я не могла придумать!»

– Пойдем, девочка, я тебе наливки накапаю. Ты, хоть и побуянишь пару минут, зато потом уснешь спокойно.

– Я не хочу! Я и без нее усну.

– И то верно! Кажется, третью ночь в полудреме?

Как – то стало вдруг пусто внутри. Будто все из меня вынули и выбросили. Только что билось сердце, болело в солнечном сплетении и внизу живота, а сейчас все прошло. И в голове никаких мыслей. «Прощай, Глеб! Возвращайся на свою секретную службу. Пусть тебя ждет кто – нибудь другой! А я буду оплакивать свою несостоявшуюся любовь, несбывшееся счастье, и не узнаешь ты, как могу я любить, какой могу быть преданной, и как тебе было бы хорошо со мной. Прощай, Глеб!»

* * *

Но Глеб все – таки появился!

Вечером я пригласила Андрея выпить кофе в ближайшем кафе. Сама не поняла, зачем я это сделала. И Андрей, похоже, тоже не понял. Я смыла ему грим, и его румянец стал пылать на всю мою маленькую гримерку.

В кафе мы сидели молча. Выпили по чашке отвратительного горького кофе. Разговор не клеился, смотреть на него мне не хотелось, и я разглядывала прохожих сквозь большие стеклянные окна.

– Таня, вы поссорились со своим женихом? – Вдруг задал Андрей предсказуемый вопрос.

– Простите, глупо все получилось, не нужно нам было пить этот кофе, – я поспешно поднялась и, не глядя на него, быстро вышла на улицу.

В отличие от Глеба, Андрей выбежал за мной.

– Таня, все у вас будет хорошо! Это вы меня простите! Не надо грустить, вам так идет ваша улыбка. Хотите, пройдемся по Петроградке или я провожу вас до дома? Где вы живете?

– Да вот там, через дорогу мой дом! Так что провожать меня не надо. Спасибо вам, Андрей! Вы очень талантливый молодой человек. Это не только мое мнение, это все говорят! Вас ждет большой успех!

– И никто не хочет его со мной разделить, – тихо пробормотал юноша.

А я пошла, гулять одна. Домой идти не хотелось. Там меня ждали сочувствующие коты и нарочито бодрая Виктория. Она пыталась меня тормошить, приглашала на выставки, просила, чтобы я сопровождала ее в поход, который устраивала Натка. На поход я согласилась. Тем более что предполагалось ехать в мой любимый Пушкин.

Я бесцельно бродила по Каменноостровскому проспекту, заходила во дворики, сидела на пыльных лавочках. Купила в магазине ненужный мне коврик и большой рулет с маком. Выпила в кафе огромную чашку зеленого чая. Наконец, поняв, что больше не могу сделать и шага, медленно двинулась в сторону дома.

Около нашей парадной стояла большая красивая машина, посверкивая темным глянцем. «Почти, как у Глеба!» – мелькнуло в голове. И вдруг, как в красивом кино, дверца ее приоткрылась, и из машины вышел Глеб. Он стоял, широко улыбаясь, глядя на меня своими удивительными глазами, и меня вновь потянуло в этот омут, мне снова захотелось утонуть, не обращая внимания на то, что происходит там, на поверхности.

– Ты же уехал, мне сказали…

– Ваша разведка работает оперативно, но не точно! – Улыбнулся он. – Пришлось ввести родителей в заблуждение насчет моего отъезда. У меня еще есть два дня, две ночи и один номер в гостинице. Ты согласна разделить все это со мной?

«Господи! И он еще спрашивает?! Он еще сомневается?!»

Я, наверное, так широко еще никогда не улыбалась. Глеб без слов подошел к машине, открыл мне дверцу, я так же молча села рядом с ним, и мы поехали. Мы всю дорогу молчали, и когда поднимались в зеркальном лифте молчали, и когда снимали друг с друга одежду и после… На протяжении этих двух дней мы почти не разговаривали.

– Ты сумасшедшая! Ты знаешь это? – спросил меня Глеб, когда мы с ним расставались.

– Я буду тебя ждать. Сколько надо, столько и буду. Хочешь год, хочешь десять лет. Ты только появись еще, хоть разок в моей жизни.

Он ничего не ответил, только больно притянул меня к себе, схватив за шею. Наши глаза были на одном уровне, и мы стояли так и смотрели друг на друга.

– Почему? – тихо спросил он.

– Потому, – ответила я.

* * *

– Ну, что? – в дверях стояла Виктория.

Казалось, она тоже, так же, как и я два дня назад, просидела на маленькой скамеечке вместе со своими котами. Я ужасная эгоистка, забыла о своей подруге, забыла, что ее надо предупредить, чтобы она не волновалась.

– Я знаю, ты с Глебом была! А Лидку, видно, в заблуждение ввел, насчет своего отъезда, – рассуждала сама с собой моя соседка.

Мне не хотелось ей ничего объяснять. Казалось, если я произнесу хоть слово, то разрушу волшебство, происходящее со мной все эти два дня и две ночи. А так, вокруг меня все еще продолжается чудо любви. И я чувствую тяжесть Глеба, его сильные руки и нежные поцелуи и вижу перед собой два сумасшедших омута его глаз.

Я только взглянула на Викторию, кивнула ей и пошла в свою комнату. Мне надо немного поспать и потом можно думать о Глебе. Сколько мне захочется и как мне захочется! И это мой мир, под названьем – Глеб. И никто его у меня не вправе отнять!

И я стала придумывать свою прекрасную жизнь вместе с моим мужчиной. Придумывать наши путешествия, наши жилища, наших собак и, конечно, детей. При этой мысли сердце заходилось в счастливом ритме, щеки становились горячими, и душу переполняло чувство сумасшедшей радости.

Мне было хорошо и уютно в своем мире. Жизнь в нем была спокойной и радостной. Я приходила с работы, на которой старалась ни с кем не вступать в разговоры, чтобы не разрушать свое хрупкое счастье, пила на кухне чай и уходила в комнату. Виктория что – то мне говорила про своих подруг, про новые выставки, про погоду, которая должна, наконец, испортиться, потому что не дело в конце апреля такая жара. Я слушала, кивала и, допив чай, уходила. В своей комнате я ложилась на диван и погружалась в счастливые грезы.

Я ждала Глеба. Конечно, я понимала, что вернется он не скоро. Он ничего мне не сказал, хотя, я так надеялась, что он пообещает мне приехать или предложит улететь вместе с ним. Ну, хоть что – то он должен был мне сказать, оставить маленькую надежду.

Но слов сказано не было. Был сухой поцелуй в холле гостиницы и все.

Наверное, так я провела пару месяцев в своих грезах, лежа на диване. Виктория как– то смирилась и перестала приставать ко мне со своими разговорами. Иногда она уходила куда – то одна, и уже не приглашала составить ей компанию. Коты бесшумно входили в мою комнату и укладывались мне на живот, тихонько мурлыча.

Я все глубже погружалась в свои мечты, но человек не может входить в спячку, как медведь. Ему, наверное, надо двигаться, чем – то питаться, а то он превратиться в больное существо. Что – то подобное случилось со мной. Мне все сильнее хотелось спать. Я буквально спала на ходу. На работе мне постоянно делали замечания. Есть я не могла, меня постоянно тошнило. Голова стала кружиться. И я даже испугалась и, поддавшись на уговоры, пошла к врачу.

Местный терапевт, с подозрением глядя на меня, направил к другому специалисту.

– Замужем? – устало уточнила полная докторша.

– Нет, – честно ответила я.

– Направление на аборт выписываем?

– Зачем?

– Рожать хотите?

– Кого? – не могла я взять в толк ее вопросы.

– Девушка, не морочьте мне голову. Откуда я знаю, кого вы собрались рожать. Придете через несколько месяцев, скажем точно: мальчик или девочка. Ну, что решила?

– Я, что беременна?

– А сама не догадалась? – Врачиха уже смотрела на меня с интересом.

От нее я вышла с таким чувством радости, словно мне дали твердую гарантию, что все мои мечты и грезы о прекрасном сбываются! У меня будет ребенок. Ребенок Глеба! О чем еще мечтать? Голова кружилась, но это меня уже не пугало.

Только сидя в электричке, я поняла куда еду. Конечно, мне обязательно надо узнать у Лидии, как связаться с Глебом. Надо как можно скорее сообщить ему эту радостную новость! Господи, как бы мне хотелось видеть при этом его удивительные глаза, его улыбку. В том, что он обрадуется, у меня не было никакого сомнения.

Вот и подросшие тополя, с той поры, как я видела их в последний раз, они покрылись серебристыми листочками. И аллея стала нарядной и тенистой.

Остановившись возле калитки, я постучала по ней палочкой. Но на мой зов никто не вышел. Тогда я принялась кричать, звать хозяев по именам. Вскоре ко мне вышел из парника Николай Семенович.

– Ой, да у нас гости? – обрадовался он. – Вы одна, милая девушка, без своей суровой барыни?

– Здравствуйте, да я одна приехала! Мне очень нужно связаться с Глебом! У меня есть радостная новость! – Не могла я сдержать своих чувств!

– Сейчас, – старичок принялся возиться с замком, вымазанными землей руками. На этот раз на нем были вылинявшие шорты, непонятного цвета майка и неизменная бандана. Ни дать, ни взять – раб на плантации.

Наконец, замок был повержен, и передо мной широко распахнулась калитка.

– Проходите, милая барышня! Мы всегда рады гостям, тем более таким очаровательным!

Он провел меня к большому дому и крикнул:

– Лидочка, ты посмотри, кто к нам приехал!

Лидия Николаевна с радостной улыбкой вышла из дома, но увидев меня, ее улыбка погасла, глаза стали смотреть жестко.

Стараясь не замечать ее неприязненного взгляда, я продолжала находиться в состоянии бурлящего счастья.

– Здравствуйте, Лидия Николаевна, мне надо с вами поговорить, то есть, узнать, как мне позвонить Глебу. У меня для него радостное известие.

– Проходи, Таня, – как – то грустно пригласила меня Лидия.

А мне хотелось обнять ее, закружить, сказать, что скоро она станет бабушкой. Почему – то я не сомневалась, что это известие должно ее обрадовать.

– Лидия Николаевна, как можно связаться с Глебом? – повторила я свою просьбу, заметив, что Лидия продолжает молчать.

– Он, обычно, сам звонит нам. Звонок в Америку стоит очень дорого для пенсионеров.

И тут раздался долгий телефонный звонок, Лидия растерянно смотрела на телефон, переводила нерешительный взгляд на меня.

– Это же Глеб, – не выдержала я. – Это он звонит!

Оттолкнув, стоящую истуканом Лидию, я схватила трубку:

– Алло, Глеб, это ты? – Голос мой звенел от радости.

– Да, а вы кто, что с мамой?

Я сползла по стенке на пол, продолжая стискивать телефонную трубку.

– Глеб, родной мой, это я – Таня! Я пришла узнать номер твоего телефона, мне так нужно рассказать тебе свою новость! С мамой все в порядке, – торопливо добавила я.

Глеб молчал.

– Ты слышишь меня, Глеб? Ты еще там? – заволновалась я.

– Да, Таня, что у тебя за новость? Мне кажется, ты зря приехала к моим родителям. Ты же обещала просто меня ждать. Быстро же кончилось твое терпение.

– Нет, ты не представляешь… Я и сейчас, готова ждать тебя целую вечность, ты не думай, не сомневайся во мне. Просто, теперь мы будем ждать тебя вдвоем. Я и наш малыш! У нас будет ребенок, Глеб! Ты слышишь меня, родной?

Краем глаза я заметила, как так же сползла по стенке Лидия, только она успела усесться на стул.

– Таня, я тебя слышу. И это очень радостная новость! Я скоро прилечу к тебе, и мы все обсудим, ладно?

– Я жду тебя, Глеб!

Я закрыла глаза, казалось, силы меня покинули. Слишком много мне пришлось пережить за сегодняшний день.

– С тобой все в порядке? – надо мной склонилось грустное лицо Лидии Николаевны.

А я думала, она будет радоваться…

– Да, со мной все отлично! Если можно, воды…

Так же холодно мне протянули стакан с водой. Я неуклюже поднялась и, выпив воду, пошла к выходу. Никто меня не остановил, вопросов не задал. За своей спиной я слышала только тишину.

Ну и пусть. Я слышала, как ревнуют свекрови своих сыновей, наверное, это тот самый случай. В конце концов, к такой новости тоже надо привыкнуть.

Из своего домика ко мне спешил Николай Семенович, в чистой рубашке и джинсах.

– Танечка, девочка, подышать вышли? Да, воздух у нас сказочный, даже, я бы сказал – вкусный. Чувствуете? – И он с шумом вдохнул полной грудью. – Сейчас чайку выпьем теплой компанией. А то мы с Лидочкой тут дичаем в одиночестве.

– Спасибо, но мне уже домой нужно! Поздно! А я с Глебом поговорила. Он как раз звонил! – Поделилась я радостью. – У нас малыш будет!

И снова мою радость не разделили. Николай Семенович только махнул рукой и опустился на лавочку, рядом с домом, обхватив свою лысину двумя руками.

* * *

А ко мне вдруг вернулись силы. Энергия просто бурлила, зашкаливала. Я стремительно носилась по родному Ленфильму из павильона в павильон. Улыбка словно приклеилась к моему лицу. Каждое дело, каждый разговор с людьми был мне в радость. Мне делали комплименты, оказывали маленькие знаки внимания. Приносили кофе, угощали конфетами.

– Таня, вы вся светитесь, – подошел ко мне в перерыве съемок Андрей. – Помирились со своим женихом?

– А я с ним и не ссорилась. Просто он далеко, очень далеко. И мне было без него плохо, понимаете?

Андрей только грустно кивнул.

А я не стала рассказывать никому о своей радости. Никому, даже Виктории. Когда я вернулась поздно вечером от родителей Глеба, она не вышла, как обычно из своей комнаты. Дверь ее была плотно прикрыта, даже коты не смогли меня встретить.

«Ну и ладно! – слегка обиделась я. – Я тоже не стану все рассказывать!»

Если честно, то я немного обиделась. Виктория всегда дожидалась меня после поздних съемок. «Это мое единственное оправдание, чтобы не укладываться в постель», – как – то отмахнулась она, когда я попросила не дожидаться меня так поздно.

– Не могу я спать, Танюша! Все с призраками своими разговариваю, жизнь вспоминаю. И ничего хорошего на ум не приходит. Никто меня добрым словом и не вспомнит. Ни детей, ни внуков. Одно светлое воспоминание, как мама сказки читала под этой лампой. Получается зря жила.

– Ну, что вы, Виктория Осиповна! У вас такие подруги замечательные, они вас любят, волнуются за вас!

– Это самые стойкие остались! – усмехнулась Виктория. – Бросали меня, но чаще я уходила. Не могла никогда терпеть ложь, предательство, подлость. Всегда считала, если дружишь с кем, то уважай человека. Не обсуждай его жизнь с другими, скажи ему в лицо, что тебе не нравится. А иначе, какая же это дружба? Но видно, не права я была. Прощать надо людей.

– Ничего не надо, – согласилась я с подругой. – Зачем общаться с человеком, тратить на него свое время и душу, который вас не уважает, который может ранить вас в любую минуту? И вы сидите и ждете от него подлости. Так что не печальтесь, моя дорогая, Виктория Осиповна! Хорошо вы свою жизнь прожили, так своим призракам и передайте! А то, что детей нет, так это и в наше время проблема. И хочешь родить, да не от кого!

Этот разговор у нас состоялся несколько месяцев назад, когда еще в моей жизни не было ни Глеба, ни ожидания чуда.

Утром, когда Виктория не вышла к нашему завтраку, я тихо постучалась к ней в комнату:

– Виктория Осиповна, у вас все в порядке? Я кофе сварила и есть ваши любимые вафли.

Через несколько минут недовольные голос произнес:

– В моей жизни все хорошо, разберись со своей.

«Что это значит? – удивилась я. – Мы вроде не ссорились?»

Коты остервенело скребли дверь, желая со мной поздороваться, но, похоже, в них запустили тапком и они прекратили борьбу за свободу.

Чем дальше, тем интереснее.

* * *

Глеб ждал меня вечером возле Ленфильма – до невозможности красивый – в светлом плаще и клетчатом шарфе. В руках у него была элегантная кожаная сумка и букет моих любимых ирисов. Проходящие мимо него сотрудники Ленфильма, а больше, конечно, сотрудницы, бросали заинтересованные взгляды. Даже одна известная актриса из нашего сериала слегка задержала шаг, думая, что цветы предназначаются ей.

Я на минуту остановилась, мне надо было собраться с мыслями и унять бешеный ритм моего сердца. Каждый раз, когда я вижу Глеба, мое сердце готово оставить меня и выпрыгнуть из груди. Неужели так будет всегда?

Мы снова поехали в гостиницу, из которой был виден Финский залив. Глеб достал из своей сумки бутылку шампанского. На мой протест, что теперь, в моем положении, алкоголь мне уж точно противопоказан, Глеб сказал, что за такое событие просто необходимо выпить. Не каждый день узнаешь, что станешь папой. Он налил мне немного, полбокала, и произнес очень красивые слова, желая мне и малышу здоровья.

Я зачарованно смотрела на трогательные ниточки пузырьков, не решаясь пить.

– Ну, что ты, Таня, за это просто необходимо выпить!

– Я никогда не пила шампанское, оно оказывается такое красивое, хочется смотреть и любоваться им.

– Это всего лишь легкий алкоголь и его надо пить, а не смотреть, – немного раздраженно сказал Глеб.

Я осторожно сделала глоток, потом еще… Ах, как же здорово меня закружило, словно в колыбели. Бережно раскачивая из стороны в сторону.

– Тебе хорошо, Таня? Хочешь еще? – Надо мной склонился Глеб, глядя на меня очень внимательно.

«Ну, да, теперь ему надо относиться ко мне бережно, заботливо», – вспомнила я.

– Хочу еще, и танцевать хочу, кружиться с тобой.

Он налил мне еще, мы чокнулись и выпили вместе. И потом я стала кружиться и смеяться, мне и в самом деле было весело, счастье переполняло меня. И что рядом Глеб, и что он приехал ко мне сразу, как только узнал о ребенке, чтобы разделить радость. Бросил свою английскую королеву. А Виктория плохая, даже не вышла ко мне сегодня и котов не выпустила. Мне стало так обидно, что я заплакала.

Глеб неподвижно сидел в углу комнаты и снимал меня на маленькую камеру. Как я танцую, смеюсь и плачу.

– Зачем это? – удивилась я.

– Хочу запомнить тебя. Когда тебя не будет рядом со мной, я буду смотреть это видео и вспоминать.

– Какой же ты необыкновенный! Какое счастье, что мы встретились!

Это было последнее, что я запомнила. Утром Глеб подвез меня на работу, попросил, чтобы я берегла себя и ни о чем не волновалась. Я попыталась прижаться к нему и поцеловать на прощанье, но он немного скованно пожал мои плечи, сухо чмокнул в лоб и пообещал приехать, как только сможет.

– Опять оставил вас одну? – ко мне неслышно подошел Андрей.

– У него такая работа, – вздохнула я. – Никогда не знает, когда сможет выбраться. А я всегда его жду, каждый день, каждую минуту.

– Повезло ему, – вздохнул Андрей.

– Мне повезло больше.

* * *

Вечером после работы я вошла в квартиру, собираясь все рассказать Виктории. Я даже тортик купила ее любимый, чтобы обстановка была торжественной. Виктория всегда говорила, что торжество обстановки создает именно торт. Она не признавала множество вафельных эрзацев. Торт должен быть бисквитным и обязательно с кремовыми розами. Именно такой я и держала в руках.

Под ноги шмыгнули коты, а из комнаты Виктории слышались громкие голоса.

«Неужели сегодня покер? Однако он затянулся. До позднего вечера девчонки обычно не засиживались».

Я медленно сняла плащ, жара сменилась более привычной питерской прохладой с моросящим внесезонным дождиком.

– Ты добилась своего, Лида! Только знай, калечить ей жизнь я не позволю.

– А то что? – узнала я голос своей потенциальной свекрови.

– Мы перестанем с тобой общаться! Ни я, ни Натка, ни…

– Ох, как же ты меня напугала! Да я, ради счастья своего мальчика сама готова стать изгоем, принять постриг, уйти в монастырь или в склеп. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы ему было хорошо. Впрочем, тебе этого не понять, Вика.

– Лида, лучше уходи, пока мы не наговорили друг другу такого, что не сможем простить. Но я тебе обещаю, девочку в обиду не дам. Ничего у вас не получится!

«Интересно, о какой девочке речь, за кого собралась воевать моя Виктория?» – мне стало интересно.

Дверь комнаты распахнулась и на меня буквально налетела Лидия Николаевна.

– Здрасьте, давайте пить чай, у меня тортик для такого случая, – начала я, но Лидия, не дослушав меня, торопливо покинула наше жилище. – Что это с ней? – обратилась я к подруге.

– Лидия решила, что может владеть миром. – Дали мне довольно странное пояснение.

– А за какую девочку вы решили вступиться? – не унималась я.

– Ты давно тут стоишь? – вдруг забеспокоилась Виктория.

– Только пришла, даже подумала, что у вас сегодня покер, а меня забыли предупредить.

– Предупредишь тебя, как же! Пропадаешь неизвестно где… – забурчала моя соседка.

– Не сердитесь, у меня уважительная причина, сейчас я вам все расскажу, только поставлю чайник.

Мы долго с ней засиделись в тот вечер. Я рассказала ей все, но радостного отклика тоже не встретила. Виктория только грустно смотрела на меня, подперев ладонью морщинистую щеку.

– Ну, почему у всех такой грустный вид? – не выдержала я. – Ладно, Лидию Николаевну не обрадовала эта новость. Это я еще могу понять, но вы, почему не радуетесь? Боитесь, что малыш будет вам мешать отдыхать? А хотите, я обменяю свою комнату и уеду от вас в другую квартиру? Хотя, мне кажется, что Глеб обязательно должен забрать нас к себе, если ему не помешают обстоятельства.

– Тань, ну разве можно рожать от первого встречного? Ты же не знаешь его совсем!

– Знаю, мне кажется, всю жизнь я знала, что он есть на свете. И поэтому так долго ни в кого не влюблялась. Его и ждала. А вы лучше расскажите мне, какой Глеб был маленький? Мне так хотелось расспросить об этом его родителей, но они тоже, кажется, не обрадовались моей новости, даже чай пить не оставили.

– Все образуется, девочка, – вздохнула Виктория. – А Глеб… – она задумалась. – В детстве он был очень тихим. Когда мы собирались вместе, ну, выпивали бывало, потом начинали судачить о своем, о женском и всегда забывали о нем. А он пристроится в уголок, за подушку какую спрячется и ни видно его, ни слышно. Мальчик – с пальчик, да и только. Ему всегда больше нравилось наше женское общество. Николай часто на него обижался, когда Глеб отказывался идти с ним на рыбалку или мастерить что – то в его гараже.

Лидия любила его наряжать во всякие костюмчики и непременно надевала ему на голову берет. И такой он был славный, хорошенький кукленок. Глазки черненькие, умные. В школу пошел – на пятерки учился, Лидка на него нарадоваться не могла. Хвасталась, конечно, особенно перед Аней нашей. Их дети – ровесники. Анютина Варвара – беда девка была. Ох, и давала же она жару! Никому мало не казалось. Училась по желанию: сегодня захочу – на пятерку отвечу, а на завтра уже настроения нет. А в старших классах еще хуже стала. Сплошные амуры, шуры – муры. Из дома несколько раз убегала, с милицией искали.

– А сейчас? – спросила я больше из вежливости. Мне не очень интересно было слушать про незнакомую Варвару. Я хотела говорить только о Глебе.

– Сейчас наша Варька живет на земле. Разводит овец, редкой породы. Из них шерсть хорошая получается. Не сама, конечно, дошла до жизни такой. Вышла замуж за солидного человека, он ее с приданным взял – Юркой – шалопаем. На семнадцать лет он ее старше, но Анна до того с ней намучалась, что готова была будущему зятю еще и заплатить, только чтобы он дочку ее замуж взял. Ты даже не представляешь, какой Варвара примерной женой стала. И готовит, и хозяйство ведет, и в овцах своих стала разбираться, на выставки их возит. И дочку своему мужу родила.

– А почему Глеб уехал так далеко? – бестактно перебила я рассказ о счастливой Варваре.

– А ты у него не спрашивала? Порядки наши ему не нравились, жизни красивой захотел. Уж как Лидия его отговаривала…

– И Николай Семенович, по – моему, до сих пор на Глеба обижен. У них такие натянутые отношения.

– Ой, про Колю мне даже думать больно, как вспомню.

* * *

Прошло лето, и осень закончилась, от Глеба не поступало никаких вестей. Пару раз я даже наведывалась к его родителям, в надежде что – нибудь услышать о нем. Но встречали меня по – прежнему холодно, о Глебе они ничего не знали или просто не хотели мне говорить.

Началась зима, город заметало снегом, было холодно и неуютно. Повсюду приходилось перелезать через грязные сугробы. Мы с Викторией с радостью ждали появления малыша. С каждой своей зарплаты я обязательно покупала смешные детские вещички, и мы с ней подолгу их разглядывали вечерами. Однажды к нам приехала Анна Львовна, она привезла ярко – красную коляску, маленькое трогательное одеяльце и замечательный комбинезон.

– Вот, внучка выросла, Варваре уже вроде, как не надо. И мы решили тебе, Танюша, отдать.

Я расплакалась, так меня поразила эта строгая, всегда неулыбчивая женщина. А тут столько подарков. Было только немного обидно, что от Лидии я за все время не услышала ни одного теплого слова.

Виктория вспоминала свои давно забытые навыки рукоделия и старательно вязала маленькие шапочки и носочки.

Иногда, по – вечерам приходила Натка и они вдвоем с Викторией прогуливали меня, бережно поддерживая под руки. Надо сказать, что живота у меня видно не было, и неповоротливой беременной самкой я себя вовсе не ощущала. Мне было немного неловко перед моими дорогими подругами за ту заботу, которой они меня окружили, и я покорно позволяла себя гулять.

Подруги ужасно обрадовались, когда узнали, что у меня должна родиться девочка.

– Нашего полку прибавление! – Больше всех радовалась Натка. – Научим ее в бридж играть, с мужчинами флиртовать. Эх, и интересно девочек растить. Они тоньше, понимают гораздо больше мужчин, с ними можно обо всем договориться. А уж как приятно их наряжать! Танюша, обещай мне одну вещь: ты обязательно будешь доверять мне нянчиться с нашей малышкой.

* * *

В двадцатых числах декабря Виктория решила, что в нашем доме обязательно должна стоять настоящая елка.

– Пойми, Танюша, елка – это символ новой жизни! К тому же она своими фитонцидами оздоравливает воздух в помещении, я по – телевизору что – то подобное слышала. А вам с малышкой это просто необходимо.

– Виктория Осиповна, но ребенок должен родиться только в конце января. Мы же не сможем так долго держать живую елку в доме. Она осыпаться начнет. – Что – то тревожно мне становилось при мысли о елке.

– Поставим в воду, и сможет простоять до восьмого марта, – Виктория была настроена решительно.

Мне оставалось только согласиться.

* * *

На работе все очень удивились, когда я принесла в отдел кадров справку о беременности. Критично разглядывали мою фигуру, недоверчиво качали головами.

– Ну, и тихоня ты, Глазкова! Ничего никому не сказала. Что и свадьба была? – То ли с завистью, то ли с неприязнью пытала меня наша Ниночка – симпатичная блондинка – ассистент по актерам.

Нина поставила себе цель: найти мужа из актерской среды – молодого, перспективного, сделать из него мировую знаменитость, чтобы он с большим обожанием рассказывал в своих интервью, как ему всю жизнь помогала его ненаглядная супруга.

Будущий муж должен был быть незаурядной внешности, типа Бельмондо или Жана Габена, только ни в коем случае не красавец. Все красавцы избалованы и инфантильны, на них больше обращают внимание женщины, а Нина планировала не изводить мужа ревностью, а давать повод сама. С ее – то внешностью!

Но странное дело – малопривлекательные актеры, с точки зрения Нины, были почти все женаты, а красавцы – на Нину не обращали никакого внимания. А годы шли, и Нина очень ревностно относилась к чужим изменениям семейного положения.

– Нет, свадьбы не было. Пока! – торопливо уточнила я.

– Понятно! – радостно выдохнула Ниночка. – Надежда умирает последней. Он хоть актер?

– Нет.

– Режиссер? – снова насторожилась сотрудница.

Режиссеры – это была белая кость. Элита! На таких наши девчонки даже не заглядывались. Куда до них простым костюмершам и ассистентам!

– Нет, девочки, он никакого отношения к миру искусства не имеет. Но его профессию я назвать не могу. Это секрет.

– Детский сад, – восхищенно глядя на меня, пробормотала Нина. – Еще скажи, что он космонавт или разведчик!

– Ну, почти! Ладно, счастливо вам оставаться. Я еще обязательно зайду проститься.

– Приходи, Танюша, мы всегда рады тебя видеть. Удачи тебе, – защебетали другие тетки из отдела кадров.

Я неторопливо прогуливалась по Петроградке, не уставая любоваться ее великолепными домами. Строгими и такими прекрасными. Каждый дом тут был историей, каждый, со своим характером, звучанием, а вместе это называлось архитектурным ансамблем.

Я тихонько рассказывала своей малышке, какой красивый город будет у нее в приданном, как прекрасна наша жизнь, какой замечательный у нее папа. Мне нравилось с ней разговаривать, нравились эти толчки внутри меня, словно моя девочка соглашалась со мной во всем.

Наверное, Глеб тоже считает денечки, чтобы увидеться с нами. Думаю, Лидия сказала ему, что должна родиться девочка? Интересно, как он к этому отнесся? Обрадовался или огорчился? Может, как большинство мужчин, мечтал о сыне? Пусть не расстраивается, рожу я ему еще сына. Только бы он скорей вернулся из своего секретного задания!

Легкие снежинки тихо падали на землю; город успел надеть свои новогодние наряды, расставить большие елки, зажечь разноцветную иллюминацию, даже сугробы немного привели себя в порядок, припорошились свежим снежком. Приближались праздники.

Мы с Викторией решили, что на Новый год обязательно пригласим к себе в гости Наталью Сергеевну. Старушки о чем – то шептались по – телефону, Виктория ходила загадочная.

* * *

Странно, ключ в замке повернулся легко, но дверь, отчего – то не открывалась. Я попробовала надавить сильнее, потом еще сильнее. Поддавшись моим усилиям, дверь стала приоткрываться. Я кряхтела и звала Викторию. На мои крики выглянул сосед – здоровый детина в голубом спортивном костюме. Быстро оценив ситуацию, он тихо отодвинул меня в сторонку, и легко толкнув злополучную дверь, первым вошел в квартиру.

На полу в прихожей лежала Виктория на ней сверху покоилась большая елка.

– Господи, опять эти елки! Ненавижу! – простонала я.

Я неуклюже стала поднимать елку, освобождая свою подругу, (она, к счастью, была жива) потом попыталась придать хрипящей Виктории сидячее положение.

– Надо скорую, пожалуйста, – бормотала я.

Я все суетилась, пока не почувствовала острую боль внизу живота. По ногам моим заструилась горячая жидкость, в глазах стало темнеть.

– Надо две скорых, – попросила я, у изумленно глядящего на нас соседа. – Только скорее! Я сейчас буду рожать.

* * *

Новогодние праздники мы провели с моей подругой в больнице при медицинском институте, только в разных отделениях. Меня увезли в родильное, а Викторию – в терапию.

Моя маленькая девочка лежала под большим прозрачным колпаком, и я старалась не отходить от нее. Она все время спала, подтянув крошечные ножки под свой животик. И я никак не могла рассмотреть цвет ее глаз. Темные волосики выбивались из – под белого колпачка. Я не могла оторвать от нее глаз, наполняясь такой абсолютной любовью, таким счастьем.

Иногда к нам заглядывала Натка и мы с ней шли к нашей подруге, такой несчастной и беспомощной. Она лежала одна в палате, остальные четыре железные койки сиротливо щетинились панцирными сетками. Молодым медсестрам было не до нее, они весело обсуждали прошедшие вечеринки. И вахту у кровати больной доблестно несли Наталья Сергеевна с Анной Львовной.

– Оправится Викуля. И не в таких передрягах бывали, – бодро хрипела Натка. – Подумаешь, инсульт. Доктор сказал: «Очень вовремя доставили. Еще немного и могло бы парализовать, но вы успели». И мы ей уход обеспечим. Старая гвардия не сдается!

* * *

Через две недели я вышла на улицу, держа в своих руках маленький сверток с огромным счастьем. В то утро многих женщин встречали у входа в отделение веселые родственники и друзья. Я покрутила головой в надежде, что Глебу сообщили о рождении дочки, и он стоит в шумной толпе встречающих, но, ни одного знакомого лица я не обнаружила и немного взгрустнув, двинулась на улицу Льва Толстого, в надежде поймать такси.

Рядом со мной остановилась машина, из нее высунулся сначала большой плюшевый заяц, а потом… Андрей.

– Ой, как я вовремя! – обрадовался он. – Прошу в машину. А это вам. – Он протягивал мне своего зайца, который был намного больше моего теплого живого свертка.

– Как вы узнали, что нас сегодня выписывают?

– Вы даже не представляете, какой на съемочной площадке был конкурс вашей встречи! – Весело начал он, – но победил я с большим отрывом. Садитесь, Таня, скорее, а то малышка замерзнет.

* * *

Дни наши с дочкой протекали спокойно и размеренно, строго по режиму, который так необходим для развития маленького человека. Мы ложились спать, просыпались, кушали, гуляли и узнавали друг друга. Дочурка очень внимательно рассматривала меня, трогала своими крошечными пальчиками мои волосы, улыбалась своим маленьким мыслям. А я каждый раз смотрела на нее с замиранием сердца, наслаждаясь своим собственным чудом.

В квартире мы оставались вдвоем, Виктории предложили поехать в санаторий. Я скучала по ней, мне очень хотелось, чтобы она радовалась вместе со мной, глядя, как растет и меняется наша девочка. Каждый день приносил нам что – то новое, дочка росла с каждым мгновением.

Я не переставала думать о Глебе, представляя нашу встречу: как он будет разглядывать дочку, целовать ее ручки, трогать темные волосики. Все это время я не давала девочке имени, мне хотелось, чтобы мы сделали это вместе.

Глеб появился, как всегда неожиданно. Мы возвращались с прогулки, день был по – питерски промозглым и хмурым, но я старалась вывозить свое чудо каждый день, чтобы малышка росла и закалялась на наших северных ветрах.

Он стоял рядом с парадным с букетом и множеством свертков; завидев нас, Глеб быстрым шагом пошел нам навстречу. А я остановилась, не в силах сделать ни одного движения. Он заглянул в коляску, осторожно взял на руки спящую малышку, сунув мне в руки букет.

А мое сердце сжималось от радости, видя эту картину.

Дома Глеб не мог наглядеться на дочку, глаза его светились такой радостью и торжеством, что спрашивать – счастлив ли он, что родилась дочь – не было никакой необходимости. Все было ясно без слов.

– Давай знакомиться, – предложил счастливый отец. – Как тебя звать, принцесса?

– У нее еще нет имени, Глеб. Я хотела назвать ее вместе с тобой, понимаешь?

– Это просто замечательно, что у девочки еще нет имени. Я тебе очень благодарен, Таня! – обрадовался Глеб.

Целый день он провел с нами. Кормил дочку, интересовался: что она есть, когда гуляет, купается. И почему – то очень обрадовался, когда узнал, что молока у меня почти нет, и кушает дочка молочные смеси. Мы вместе вышли погулять и Глеб с большой осторожностью катил перед собой коляску, а я шла рядом и не могла поверить в свое счастье. Теперь я была абсолютно уверенна, что все у нас обязательно будет так, как виделось мне в мечтах о будущей семейной жизни.

А вечером, когда он искупал дочку в маленькой ванночке и уложил спать, спев ей песенку на английском языке, Глеб предложил отметить наше первое и очень важное событие глотком шампанского.

– Глеб, я не буду пить, ты же знаешь, что бывает со мной после спиртных напитков, – робко отнекивалась я. – Я хочу насладиться тобой, запомнить тебя и нашу встречу, чтобы вспоминать каждую секундочку, проведенную рядом с тобой, когда ты снова уедешь на свои задания. Или мы больше не будем расставаться так надолго? У нас же теперь настоящая семья!

– Танюша, не бойся, я не собираюсь тебя спаивать. К тому же организм женщины здорово меняется после родов, можем проверить эту гипотезу. Смотри, что я для тебя привез.

Он стал вынимать из пакетов упаковки с сырами и дорогой ветчиной, конфеты, розовые грозди винограда, оранжевые веселые мандарины и, наконец, на столе появилась бутылка шампанского.

– Ну, смотри, как все это красиво и необычайно вкусно! – промурлыкал Глеб и кошачьей походкой стал приближаться ко мне, пристально глядя своими сумасшедшими глазами.

Два шоколадных омута поглотили меня целиком, парализовав мою волю. Я осторожно взяла протянутый мне бокал, в котором тонкой струйкой поднимались крошечные пузырьки. Глеб с тихим звоном коснулся его своим и слегка подняв, прошептал:

– За счастье и за новую жизнь!

Потом он стал медленно снимать с меня мой растянутый свитер, застиранный лифчик. Горячие волны накрывали меня с головой, я чувствовала его руки на своем теле, отвечала на его поцелуи. Потом мы вновь выпили чудесного шампанского, и Глеб протянул мне виноградную ягодку.

– Какая я счастливая, – шептала я, кружась голой по комнате.

Малышка заплакала, и я быстро взяла ее на руки, прижав к себе и продолжая кружиться.

Глеб смотрел на нас и смеялся, держа в руке свою маленькую камеру.

– Не снимай, – стыдливо прикрылась я дочкой. – Это не красиво. И потом, я не собираюсь больше тебя отпускать. Ты теперь всегда будешь с нами, так должно быть! И так будет! – Шутливо топнула я ногой.

Глеб взял ребенка на руки, уложил на кровать меня, накрыв с головой одеялом, и я погрузилась в сон.

– Засыпаю в старой жизни, просыпаюсь в новой, – счастливо пробормотала я детскую присказку.