Читать книгу От истока до устья. Повесть и рассказы - Ольга Трушкова - Страница 9

Воронок давно уже изучил дорогу к покосам Громовых, поэтому вожжи были почти без надобностей. Лишь на развилках дорог дед Тарас чуть пошевеливал ими, направляя умное животное то вправо, то влево. А подгонять коня так и вовсе не требовалось, он знал свою работу и выполнял её на совесть.

Женщины лузгали семечки, Василий задумчиво жевал травинку пырея, и каждый думал о своём.

Глаша, жена Фёдора, старшего сына Ильи Тарасовича, прикидывала в уме, оставлять или нет в зиму Зорьку, дочку Марты. Продавать жалко, из неё хорошая коровка должна получиться. Но ещё жальче пускать под нож – Зорька была стельной. Конечно, лучше бы оставить, однако всё чаще и чаще звучит в их тихом селе пугающее всех слово «кулак». Что оно означает, Глаша толком не знает. Знает лишь, что «не кулак» – это лодырь без кола и двора, их в Сибири «февралями» кличут. Как-то странно получается. Раньше тот, кто работал от зари до зари, в почёте был, а теперь трудиться в поте лица и увеличивать своим же трудом нажитое – себе дороже.

Настя представляла, как она сегодня вечером скажет Ване о том, что, наконец, понесла и будущей весной у них народится долгожданное дитятко. Бабушка Параскева уже позволила ей сообщить эту благую весть, но только мужику. Остальным говорить ни-ни! Это чтобы, тьфу-тьфу, не сглазили.

Молодая женщина почти год ходила порожней, сильно переживала по этому поводу, даже до отчаяния доходила. Только увещевания бабки Параскевы, что так бывает, что придёт и Настин черёд стать матерью, вселяли надежду. И вот, наконец-то, Настя понесла. Правду сказывала бабушка, черёд пришёл.

– Дед, а ты любил, когда молодым был? – нарушил молчание Василий.

Дед Тарас искоса посмотрел на внука улыбающимися глазами.

– А я, Васятка, и по сённи люблю.

Василий едва не подавился травинкой. Ничего себе! Такой старый, а любит!

– Кого любишь-то? Бабушку Параскеву?

– Да вот всех вас и люблю.

– А бабушку? Ты что, до сих пор любишь бабушку? – не унимался настырный внук.

– Конешне, люблю. А как мне её не любить? Она моих сынов народила и всю мою жизню подпоркой была.

Василий представил, как маленькая бабушка Параскева подпирает почти двухметрового деда Тараса, и улыбнулся.

– Дед, а сколько живёт любовь?

Василия этот вопрос очень интересовал. Он знает, что она приходит, уходит, иногда задерживается

– По-всякому, Васятка. У кого-то – одну ночь, а у кого-то, как вот у меня, цельный век проживает.

Бедный дед Тарас! Любить цельный век – это уж слишком! Хотя с бабушкой Параскевой дед, наверное, не страдал. С такой любовью и Василий согласен весь век жить. Однако Тоня совсем не похожа на бабушку. Как с Тоней-то целый век жить? Ежели она уже сейчас каждую свиданку в комсомольское собрание превращает, то, ставши женой, всю их совместную жизнь сделает одним бесконечным политическим пленумом со всеми ихними дебатами и прочей пустопорожней болтовнёй.

Из-за бугра выплыли верхушки зародов. Воронок перешёл с мелкой рыси на ходьбу, преодолел возвышенность и дальше пошёл уже степенным шагом. Дед Тарас не торопил коня. «Успеем, – решил он. – Солнце до полудня ещё более часа будет добираться, да и роса сегодня обильная, пусть ветерок по рядкам подольше погуляет. Не дай бог сырой травинке в зарод попасть, весь зарод сгниёт!»

Меж тем Воронок втянул телегу в густую тень раскидистых берёз и остановился прямо у шалаша. Всё. Приехали.

Василий распряг коня, отвел его поближе к речной пади, стреножил и, ласково потрепав его холку, пустил кормиться. Вернувшись к телеге, он взял маленький топорик и пошёл в лесок готовить хворост для костра.

Настя схватила ведёрный чайник, побежала к Быстринке набрать воды, а по пути нарвать для послеобеденного чая листьев смородины и кипрея да заодно посмотреть, хорошо ли вызрела за эти дни малина. Ваня сказывал, что когда косили, зеленовата ещё была. Жаль, что косить сено Громовы девок не берут, только грести. Косить Настя умеет. Она до замужества завсегда отцу помогала. И мама косила. Но у Громовых иначе заведено.

Глаша внесла в шалаш сумки с едой, всё аккуратно разложила и накрыла чистым полотенцем. Глиняную кринку с молоком и жбан с квасом обложила сырой травой, чтобы подольше холод держали – день-то жарким быть обещает. Потом взяла в руки грабли и начала торопко сгребать в валки слежавшиеся сенные ряды.

– Не части так, – остановил её подошедший уже с граблями в руках дед Тарас, – умаешься ране сроку. Чай, и без спешки управимся.

А тут и Настя с Василием присоединились к ним. Работа шла дружно, споро, и спустя три-четыре часа сено уже дозревало в валках.

– Перекур, – объявил дед Тарас и первым направился к шалашу.

Настя весело рассмеялась.

– Дедушка, ты же не куришь.

– А пошто мне дымом нутро травить? Сам не курю и другим не велю.

– А я слыхивала, что в городе даже бабы курят. Врут, однако.

Дед Тарас неопределённо пожал плечами и промолчал. Видеть курящих баб ему пока не доводилось.

– Не врут, – вклинился в разговор Василий. – Я сам одну мадаму с папиросой в зубах видел, когда с батей в город плавал. Папироса длинная-длинная, в деревянную трубку вставлена.

– Фу, гадость какая, – брезгливо колыхнула крутым плечом Глаша. – Как таку безобразию ейный мужик терпит?

Поскольку про «ейного мужика» и про то, как он терпит «таку безобразию», Василий ничего не знал, то тема курения закрылась сама собой.

Первым делом развели костёр и подвесили над огнём чайник. А тут и Воронок заржал, мать свою почуяв. Вскоре на взгорке показались трудяга Ланюшка, телега и трое мужиков.