Читать книгу Баллада о горизонте - Ольга Неподоба, Ольга Вадимовна Неподоба - Страница 19

или некоторые особенности воздействия цивилизации на психологическое состояние путешественников

В то время, когда на дневочной поляне шел неравный бой с быками, наши доблестные забросчики тоже не теряли времени даром!

Они решили не отставать и тоже внести свой посильный вклад в культурно-развлекательную программу путешествия.

Сходив в поселок Коби, забрав мешки, добыв сыр, хлеб, огненную воду, наладив мосты дружбы со всем, что шевелилось по пути, пропахав добрых 30 километров, усталые, но довольные они подошли к Тереку…

Известно, что форпостовцы – тонкие ценители красот природы и вообще люди с изысканным эстетическим восприятием.

На противоположном берегу Терека располагался интересный природный объект – нарзанное озеро. И, конечно же, забросчики не могли обойти его своим вниманием.

Километрах в четырех находился мост, но вы же понимаете… четыре километра туда, четыре обратно, всего восемь, а уже темнеет…

Ибрагим, наш доблестный технический директор, наш, не побоюсь этого слова, НЕПРЕВЗОЙДЕННЫЙ властелин веревок, главный по провешке, пробивке, пролазке, решает форсировать Терек напрямую! Это очень всех воодушевило, и забросчики, не раздумывая, кинулись в бурные воды! Так их манили эти самые красоты природы…

Ничто не предвещало беды.

Терек грохотал, вспучивая гигантские валы на перекатах, солнышко сияло, травка на берегах зеленела, но тут Макс неожиданно решил совместить горное путешествие с водным… Получив камнем под коленку, он неторопливо поплыл по Тереку аки Чапаев, одной рукой лениво греб по волнам, другой держал свою сванку.

Не став ждать милостей ни от природы, ни от Ибрагима с мужиками, не оценивших всех прелестей водоплавания, Макс самостоятельно спас не только себя, но и главное – свою шапку-сванку и рюкзак с заброской.

Каким-то образом избежав бесцельной погибели в бурных водах Терека, Макс выбрался на берег, где форпостовцы уже начали шумно созерцать красоты нарзанного озера.

И вот тут следует сделать одно маленькое, но очень важное отступление!

Потратив полдетства на прочтение всевозможной литературы, я точно усвоила одно: любое уважающее себя произведение о путешествиях должно обязательно содержать в себе подробное описание ужасных моральных и физических страданий, которые ежечасно преодолевают герои, двигаясь к своей заветной цели, «через тернии к звездам», как говорится. И вот как раз этого необходимого элемента и недоставало нашему путешествию, ну не было, не было у нас натуралистических страданий и прочих терний! Никаких внутренних психологических конфликтов, положенных для длительного пребывания ограниченной группы в автономных условиях. Никаких душевных терзаний, поиска смысла жизни и прочей «достоевщины». Если какие-то разногласия случались, то каждый мог доброжелательно обложить оппонента матом, оппонент имел возможность с достоинством запустить ботинком в собеседника, а в финале дискуссии всегда материализовывался непререкаемый авторитет Ибрагима, неоднократно подтвержденный докторской степенью по педагогическому рукоприкладству. Все трудности воспринимались с лошадиным ржанием над ситуацией и сдабривались таким добрым форпостовским юмором, что трудности смущались и разбегались в разные стороны.

Но человек остается человеком, поэтому даже в форпостовцах оставалось что-то непознанное, спонтанное, доисторическое и звероподобное, что и делает человека человеком… Поэтому напряжение от долгого пути незаметно скапливалось. А тут еще заброска… И поселок, где ходили свежемытые люди в чистой одежде, пахло хлебом, смеялись собаки и бегали дети, а, главное, так травматично близко для психики располагалась автобусная остановка во Владикавказ. Вот это кратковременное пребывание в цивилизации коварно и разрушительно подействовало на равномерный ход умственной деятельности одного из доблестных форпостовцев.

Выбравшись, вопреки здравому смыслу, на прибрежные камни из потоков Терека, наш фонтан бодрости и кладезь юмора Макс был странно мрачен и молчалив. Он брел к озеру, понурившись, обращая взор то на Терек позади, то на горы впереди, то туда, где недалеко за туманами шумела Военно-Осетинская дорога, и что -то невесело бормотал себе под нос.

Остальные форпостовцы не уделяли Максу должного внимания. У озера намечался перекус, поэтому умы нашего уважаемого собрания занимала нарезка сала, чистка чесночка и беззастенчивое распитие крепкого натурального нарзана, который можно было зачерпнуть кружкой прямо из озера. Когда пиршество должно было вот-вот начаться, Макс неожиданно выступил с заявлением, которое просто ошарашило наших славных забросчиков. Используя нехарактерные для форпостовца сентиментальные интонации и не скрывая навернувшиеся на глаза слезы, Макс поведал, какие невыносимые страдания испытывает его душа при мысли, что еще много недель он будет превозмогать разлуку с мамой и любимой девушкой, поэтому прямо сейчас отправляется домой. И вообще, он в Тереке внезапно ощутил близость неминуемой погибели, если продолжит хоть на полметра вперед это замечательное путешествие. Оставшееся в лагере свое снаряжение он разрешает использовать группе в личных целях или просто утопить в Тереке.

Уважаемое собрание впало в ступор.

Во-первых, мы находились на территории другого государства и, при всей доброжелательности окружающего мира, отпускать человека в одиночку пересекать границу являлось недопустимым. Да, народ тут добрый и гостеприимный, но мало ли какой злодей попадется на трассе, и ищи-свищи потом наш кладезь юмора… А во-вторых, поведение Макса было далеко от адекватного и отпускать его в этом состоянии куда бы то ни было являлось верхом жестокости и цинизма. В таком состоянии людей и в туалет надо с сопровождающим водить.

Обо всех этих моментах, осложняющих его, Максовское, возвращение домой, сообщил Ибрагим при помощи Журакивского, который в мягкой, умиротворяющей форме переводил малоцензурные слова нашего технического директора.

Осознав, что его никто никуда не отпустит, а, скорее всего, свяжут и поведут в лагерь на веревочке, Макс демонстративно сел на камешек у озера и горько склонил голову. Он сообщил, что твердо решил утопиться, таким образом сократив свои невыносимые мучения, и начал писать прощальную записку.

Уважаемое сообщество впало в еще больший ступор, потому как подобного опыта в разнообразном арсенале психологических осложнений в команде еще не было.

В течение часа суровые форпостовцы по очереди изображали «доброго санитара», сменяя друг друга, подходили к Максу и приводили разнообразные аргументы в пользу продолжения дальнейшей жизнедеятельности. Обещали все, что только можно пообещать, клятвенно заверяя, что как только команда окажется на Родине, его с почетом посадят в автобус и отправят к маме и любимой девушке.

Аргументы слабо воздействовали на помутнившееся душевное состояние Макса, он сохранял безмолвие и производил в прощальной записке дополнительные записи, кому что завещает и что сказать маме и любимой девушке.

Когда форпостовцы пошли на третий круг убеждения Макса не топиться, Черный подбежал к другому живописному камню и начал жалобно подвывать, биться головой о камень (не сильно, чисто для усиления художественного эффекта) и громко орать, что если Макс немедленно не утопится, он его утопит сам, с применением физической силы, потом наконец-то поест сала с чесноком, после чего тоже утопится. Просто так. Потому что ему – ПО-ФИГ.

Завхоз Чирк начал бегать вокруг них и орать, что не позволит поганить чистейшие воды уникального озера двумя вонючими трупами, а все, кто хочет утопиться, пускай валят к Тереку, там вода проточная и для экологии это совершенно безопасно. И он тоже с ними за компанию там с удовольствием утопится, потому что его все это задолбало.

А Журакивский и Овчар нервно давились салом и смотрели на мир глазами, полными благоговейного ужаса.

Оглядев все вокруг хладнокровным взглядом, Ибрагим понял, что ему придется вскоре объяснять руководителю, почему не по его вине несколько человек покончили жизнь самоубийством. А моей скромной персоне теперь придется войти в историю самым суровым руководителем, под чутким управлением которого, то есть которой, произошло серийное самоубийство трех, а то и четырех участников. Осознав все последствия данной перспективы, Ибрагим встал, решительно подошел к Максу и, не говоря ни слова, зарядил кулаком в его страдающую физиономию. Полянка у озера мгновенно погрузилась в гробовую тишину, которую еще через мгновение прервал отчаянный вопль Макса, сопровождаемый нецензурными выражениями: «Ах ты… ты мне НОС СВЕРНУЛ!!!».

– Да? – искренне удивился Ибрагим и еще одним резким ударом поставил нос на положенное ему место, а заодно и весь пошатнувшийся рассудок бедолаги.

Уважаемое собрание выдохнуло… Вечерний прохладный ветерок мгновенно остудил кипящие страсти, все сбились в кучу, Макс вытирал кровищу, мыл лицо чистейшим нарзаном и всхлипывал: «Братушки, что это я учудил… что это, вообще, было?».

Чирков задумчиво сказал:

– Наверное, это называется нервный срыв.

– Нет, – возразил Черный, – это называется «Макс довыпендривался».

А Ибрагим прикурил и с лучезарной улыбкой сообщил:

– Мужики, а все помнят, что нам еще опять Терек обратно переплывать надо?

Вечерело, легкий ветерок над Тереком еще долго носил многоголосное

«… мать, мать, мать».

На этом «драма у озера» подошла к своему благополучному завершению.

В Тереке снова никто не утонул!

Когда поздно вечером «изрядно ощипанные, но никем не побежденные» забросчики вернулись, их ждал новый сюрприз – изувеченная бычьем палатка.

Описывать страдания Чирка я не буду, а то сама обрыдаюсь. И поднимал он лоскутики, и подносил их к лицу, и говорил он с ними, как с живыми…