Читать книгу Ты только живи. Рассказы - Ольга Верещагина - Страница 7

– Ирина, ты пойми и не суди мать. Она была молодая, глупая, а отец фронтовик, бравый, жаль только с одинокими бабами. Бабы на него вешались пачками, только бы забеременеть, мужики почти все там остались, на войне, или пришли покалеченные. Кто на тело, а кто и на всю голову. Вот твой отец он, точно был ушибленный на всю голову. Ну, в общем, твоя бабка его приняла и жили они, если честно, то не очень хорошо. Гулял твой отец и пил много. Бабушка была его старше лет десять, а то и одиннадцать. И вот твой отец обратил внимание на твою мать. Она была молоденькой, красивой и веселой, в отличие от его жены, уставшей от его пьянок. Твой отец распушил хвост, как павлин, и соблазнил твою мать. Мать полюбила этого павлина, и они таились до тех пор, пока бабушка не застала их. Отец поклялся, что все закончилось, что это просто случайность и что твоя мать сама его соблазнила. Бабушка и это простила бы, все же женское требует своего, тебе этого пока не понять, если бы не беременность твоей матери. Если в двух словах, то бабка твоя распорядилась так, что бы позор дочери скрыть, женить твоего отца на своей молоденькой дочери и отделить их. Вот так ты и родилась. Остальное ты знаешь. Вот почему тебя твоя бабушка не любит. Говорят, что если существует какая- то ненависть, даже скрытая, ребенок это чувствует и может заболеть. Я думаю вот ты и заболела. Не хочу судить свою сестру и племянницу. Война много дел натворила, но я видел, как к тебе относились они. Не любили, обижали. Дуры бабы, не понимали, что мужик мужиком, а дитё – не виновато. Сколько баб осталось холостыми, и дитя не родили, а твоей матери такое счастье выпало, до сих пор бабка твою мать не простила, а причём здесь мать, когда рядом такой котяра облизывался. Вот я и решил тебе помочь. Как закончила восемь классов, решил забрать сюда в город. Я не смог семью завести. Сердце не даёт. Болит, не знаю, где и что случится. Вот тебе помочь сумею… Только хочу сказать тебе одно, счастье и тебе заказано. Сердце твоё оно не выдержит всего, что может случиться в семейной жизни. Когда ты лежала в больнице, я спросил доктора, он мне все и рассказал. Видать, ты в меня. Просто живи, работай, радуйся, что живешь, а семью тебе не потянуть. Береги себя, для чего-то Господь тебя же явил на этот свет. А домой не езди, ты там никому не нужна. Успокоишься, и сердце успокоится.

Ирине хотелось кричать и плакать. Она вспомнила своего дядю, единственного человека, который любил и заботился о ней. Он ушел недавно, просто не проснулся после очередной операции на сердце, а сейчас в реанимации был её любимый муж.

– Я ничего не понимала тогда, почему свои ошибки мать переложила на меня и тогда я поняла, почему моё сердце отказывалось работать. Это сейчас я понимаю, что в животе малыш все понимает, а особенно, что он не нужен и нежелателен. Вот откуда это подсознательно желание уйти из жизни и отказ от жизни. Вот тогда я и поехала домой в деревню к бабушке, чтобы выяснить всё. Господи, лучше бы я домой не ездила, потому, что меня там никто не ждал.

– Как же это было? – подумала Ирина.

После разговора с дядей, она отпросилась с работы на два дня перед выходными и поехала домой. Дома она давно не была, почти год. Сестра иногда приезжала, но ненадолго и по своим делам, но никогда ничего из дома не привозила и ничего не рассказывала. Лучше бы она не ездила. Сначала несколько часов на местном поезде, потом на старом пазике, совсем вымотали Ирину. Сердце стучало с удвоенной нагрузкой. Она устала очень. Есть не хотелось. Голова болела от голода, но ничего не могла проглотить. Только пила воду. Она очень волновалась, переживала о том, как ей получиться поговорить с бабушкой и матерью. Об отце она не думала. Что может сказать спившийся человек, для которого необходима только выпивка и её количество. Она ехала и вспоминала о том, как пьяный отец устраивал разборки полетов, как кричала и плакала мать, как потом он бил её, а бабушка стояла и смотрела, и как ей, Ирине казалось, а сейчас она отлично понимала, что нет, что бабушка улыбалась, злорадствуя. Ненависть или что это? А еще, как она, Ирина пряталась сама и брала с собой младшую сестрёнку под стол, прижимала её к себе и закрывала ей уши. Чтобы не слышать этого ужаса. А потом начинался ужас для неё, когда отец, получив то, что хотел от матери, засыпал… Мать разыскивала, их под столом или где – то в другом месте, как например чулане, или под крыльцом, и начинала вымещать своё зло и ненависть, забрав младшую сестрёнку. Она кричала всё, что придет в голову… А Ирина, сжимаясь в комок, старалась стать незаметной и раствориться в темноте чулана, чтобы мать только скорее выкричалась и ушла, и потом начинался ужас для Ирины. Сердце колотилось, голова болела, а она не могла понять, за что и почему? Она понимала, что она никому не нужна, и никто о ней не заботился. Сколько раз ей приходили мысли о том, что ей незачем жить. А еще, если б она умерла, то все бы с облегчением вздохнули. Она в тихом ужасе, сидя под столом, слушала, как отец в пьяном угаре храпел или домогался внимания матери, а потом довольный засыпал. Как плакала мать, не думая о том, что её дочь всю ночь сидит под столом или в чулане. Мать никогда не интересовалась, как она себя чувствует и что ей хочется.

– Что сделать если ты больная уродилась, живи, пока живешь. Сама виновата и твой папаша… Скорее бы ты сдохла – нахлебником станет меньше – кричала в запале мать.

Ирина раньше думала, что это от боли и обиды на отца и на свою судьбу, а сейчас она поняла, что это от безысходности и ненависти к ней и своей матери. А что может родить ненависть – только ненависть. И Ирина это понимала. До пятнадцати лет ничего хорошего в её жизни не происходило. Училась она, не смотря ни на что, хорошо. Иногда приезжал дядя, и он обещал её увезти в город. Мать новых вещей ей не покупала, а перешивала свои старые, поскольку считала, что нет необходимости на неё тратить деньги. А их всегда не хватало. Зато её сестрёнку одевала, как куколку.

– Танька, она моя любимая девочка. Она родилась, когда отец не пил, и я была счастлива. Она дитя любви, а ты греха, и отстань от меня, обойдешься и так – говорила мать, ничего ей не объясняя, на её просьбы что-то ей купит или сделать.

Таньке все было лучшее – и кусок – вкуснее и больше, и одежда – лучше и наряднее, и мать её ласкала и обнимала чаще, а вот Ирину – никогда. Ирина никогда не помнила, что её бабушка обнимала или целовала. Всегда сунет, как кошке тарелку и скажет – на, ешь…… И всё. Или начнет ругать за то, что не сделала или нужно сделать.

И вот сейчас всё всплыло на поверхность. Что она тогда ощущала, когда ехала домой? Обиду? Боль? Но, главное – за что? Сердце все понимало и отказывалось работать, стучало с перебоями, частило, но Ирина решила всё выяснить раз и навсегда. Что это? Юношеский максимализм или просто желание знать, не думая о последствиях. Она тогда не знала, что этот разговор будет стоить ей почти жизни, но случится чудо, и это чудо свершит Виктор.

Пазик остановился на небольшом перекрёсточке. Там стоял указатель – Деревня Выдрино – 1,5км. Ирина вышла. Она остановилась, осмотрелась и решительно пошла в сторону деревни. Дорога была грунтовая, разбитая. Извивалась змеёй вдоль поля с подсолнухами и лесом. Было приятно идти и вдыхать свежесть и запах цветущих подсолнухов. Этот запах её возвращал в детство и в её переживания. По мере приближения к деревне, Ирина шла всё медленнее. Около деревни в тени леса был сделан грибок из тёса и две скамеечки рядом с ним. Она присела на одну скамеечку, разулась, устали ноги. Ей хотелось посидеть и настроиться на встречу с родственниками. Сердце в волнении частило. Ирина достала небольшую бутылочку с водой и таблетки. Выпила таблетку, запила её водой и задумалась ненадолго, потом обулась, резко встала и решительно двинулась в сторону дома. Чем ближе подходила к дому, тем медленнее она шла. Сельская улица, таких, неухоженных и раздолбанных множество по всей стране, но это была её родная улица. Здесь за эти три года, когда она уехала в город учиться, ничего не изменилась. Как всегда у соседей у двора дрова, стог сена и куча навоза. Новые ворота и стоит старый мотоцикл, военный Урал, с коляской, приспособленной для перевозки сена. Как тогда выскочила их собака Зойка, названная в честь тещи хозяина. Зойка её узнала, скулила и прыгала от радости. Хоть собака обрадовалась её приезду. Рядом был дом её родителей. Это была полная противоположность. У дома и палисадника росла крапива и мальва в рост человека. Калитка палисадника болталась на одной петле. Ирина постояла немного и вошла во двор. Двор был запущен. В углу была куча всевозможного мусора. Сам двор зарос тоже травой. В траве просматривались две тропинки: одна к старому, обшарпанному дому, а другая – к бане. Огород был не засеян. Всё выглядело запущенным и заброшенным, и только три кошки выбежали ей навстречу, что говорило о том, что здесь живут люди. Ирина остановилась и осмотрелась. Ей хотелось осмыслить все и собраться с мыслями, перед тем, как войдет в дом, но дверь бани скрипнула, и Ирина увидела бабушку.

– Кто здесь? Ты кто? – спросила её старуха, опираясь на старую лыжную палку и поправляя старый замызганный платок, надетый маленьким концов наверх.

– Здравствуй бабушка, это я, Ирина. Я приехала, навестить вас. Как твоё здоровье – почти прокричала Ирина.

– А что? Ждешь наследства? Не дождешься… Ещё жива… – покаркала старуха, поворачиваясь уйти, потом немного подумала, обернулась и спросила:

– А что? Что случилось или деньги нужны, так у нас нет их. А что привезла? Может конфетки и чай есть, а то надоело траву заваривать, а?

– Да, бабушка, я тебе гостинцы привезла – сказала Ирина, намереваясь войти в дом.

– Туда не ходи, не надо… Там гости, со вчерашнего ещё не вставали, пойдем в баню… Я там теперь… – почти прошипела от злости и безысходности старуха, поманив её за собой.

Ирина пошла за ней, а кошки потянулись за ними.

Баня, была переделана под маленькую избушку с печкой и лежанкой. В углу стоял маленький стол, покрытый старой клеёнкой, на нем стояла грязная сковородка, с остатками жареной картошки и кружка с остывшим чаем.

– Ну, что привезла? Сейчас чайник поставлю. Проходи. Вот теперь тут живу. Без бани живу. Так и моюсь в тазу. А твои совсем спились. Отец то плох. Не жилец, а туда же. Вот умрет, матери жить не на что будет. Что пенсия у нас колхозная, слезы, две бутылки и 3 буханки и всё – проскрипела бабушка.

Ирина села на лежанку с грязным тряпьём. Ей вспомнилось её общежитие и чистая свободная комната, прачечная и душевая. Оно ей показалось раем. Жизнь дала ей возможность выбраться из этой жизни.

– Ну, чего молчишь? Что не нравится? Как там мой братец поживает, убогий, а всё еще живёт? Чё привезла, давай… – тихо сказала она и поспешно сглотнула слюну.

Ирина достала карамельки и чёрный байховый чай, а также сливочное масло в стеклянной пол-литровой банке, иначе бы растаяло, немного колбаски и плавленые сырки. А еще она для бабушки купила простые хлопчатобумажные чулки, сорочку и платочек.

_ Это тебе бабушка, носи. Зарплату у меня небольшая, но все равно хотелось тебе привезти подарок – сказала Ирина, думая, как задать свой вопрос, который так её волновал.

Старуха все взяла, стала рассматривать и заплакала. Она тихо сидела на топчане и поглаживала своей старой сморщенной рукой подарки и тихо плакала. Вернее просто слёзы капали на подарки, а она склонилась и делала вид, что рассматривает их.

– Дождалась… За всю жизнь, мне никто никогда ничего не дарил. Дождалась и от кого, от тебя. Значит скоро наверно умирать. Хорошо, что приехала. Всё скажу, вижу, что спросить что-то хочешь… Чай не дурра, а то зачем бы приехала. Ладно, слушай… Как я тебя ненавидела, всю жизнь. И сейчас – не-на-ви-жжууу…… Была война. Многие мужики погибли, а твой отец был ранен и направлен в тот госпиталь, где я работала нянечкой. Там мы и познакомились. А тут конец войны. Я была красивая, ты вся в меня уродилась, да твоя мать тоже. Война кончилась. Отца по ранению быстро комиссовали, и мы вернулись сюда, домой в старый дом моих родителей. Много баб одиноких было, отец твой, как начал пить и гулять и однажды допился. Я работала на ферме, уходила рано, приходила поздно. Однажды прихожу и вижу, что они спят с твоей матерью. Ей в ту пору было 17 лет. Как он клялся, что мать его соблазнила… Я поверила. В постели он хорош был. У нас пол села, твои родственники, по отцу. Кобель он оказался. Как я с этим жила не знаю, но если б твоя мать не забеременела, то может, быть всё обошлось. Пузо полезло на нос. Участковый узнал, врачиха сообщила. Стал копать. Что и откуда взялось, а потом кто-то доказал, и он пришел за твоим отцом. Вот тогда я и решила, чтобы отца твоего не забрали, женить его на твоей матери. Отец твой не соглашался, отказывался, да кто б его стал слушать. Он же коммунист, а мы с ним не были записаны, вот тогда я его и заставила формально стать мужем моей дочери, твоей матери. Если б его посадили, а тогда после войны с этим строго было, как бы мы жили. Вот так и жили втроем, пока не родилась Танька. Я ненавидела тебя и твою мать до такой степени, что провоцировала его пить и бить твою мать, а потом этого и не надо было. Он спивался, а я злорадствовала. И сейчас радуюсь, что спились, единственно, о чем жалею, что больше не родила от него, а так хотелось сына. Сын был, но я сделала аборт, побоялась пересудов и прокляла тебя и твою мать за свою испорченную жизнь. Я и сейчас тебя ненавижу всей своей душой и телом. Это из-за тебя вся моя жизнь пошла под откос, и я просто вот так убого доживаю, радует только то, что дождусь, когда этот кобель сдохнет и за собой утащит твою мать. Вот тогда и мой черед придет, а ты живи и знай, что вся ненависть на тебя ляжет… Проклятая ты. Дохлая родилась, больная… – выкрикивала бабушка, как расстреливала.

Ирина сидела, как во сне, ничего не понимая, где она и что тут делает, а еще за что ей это и как с этим жить и зачем. Её сердце сжалось, как бы замолчало, и она опять представила себя под тем столом…

– Прости меня, бабушка. Прошу тебя, Христа ради прости, и я тебя прощаю.

Господь над тобой. Живи с этим. Я ухожу. Вот передай матери и отцу, когда проснуться. Я больше не приеду – сказала полу – шепотом она, сдерживая свои эмоции, сердцебиение и слёзы.

– Да, пропади ты пропадом… Иди уже… Не могу, я уже больше, а то опять проклянууууу – прорычала старуха, вслед выбегающей из бани Ирине.

Ирина, не оглядываясь и не останавливаясь, выскочила из подворья и почти побежала прочь. Как она вернулась в город и добралась до общежития, она уже не помнила. Все болело и ломило. В глазах было темно, в груди стало горячо, жгло и палило огнём. Когда пришла её соседка, Ирина уже была без сознания. Сердце не хотело работать, и она умирала.