Читать книгу Узник вечной свободы - Ольга Вешнева - Страница 16

Мы с соперником остались один на один. Я был готов смириться с потерей добычи, только бы он позволил мне спокойно уйти. Извиняться, кланяться в ноги, умоляя о пощаде, не позволяла гордость.

Я узнал, откуда взялось у меня в этом городе ощущение, что кто-то наблюдает за мной, идет по пятам. Я думал, что чувствую сородичей из нашей шайки, старался запутать след, а оказалось, не они преследовали меня.

Да, я нарушил правило вампирского этикета. Вторгаться в чужие охотничьи угодья, и тем более претендовать на чужую добычу – нехорошо. Вел я себя при встрече тоже некультурно. Но разве я виноват в том, что хозяин угодий не удосужился оставить метки? Если бы я знал, что нельзя ходить в город, разве бы пошел?

Поскольку дело сделано, остается одно – достойно выйти из противостояния, желательно без кровопотери.

Мы молча изучали друг друга, прохаживаясь под мостом вдоль берега, как дикие коты перед стычкой.

Владимир был примерно одного роста со мной. Очертания его треугольного лица несколько сгладила хорошая жизнь. Нос был маленький, неприметный, губы узкие и тусклые. Светлые волосы подстрижены коротко, оставлена незначительная челка, сильно отличавшаяся по цвету от коричневых бровей… Так себе видок. Вроде как привередливому дамскому взгляду и прилепиться не к чему. Правда, его здорово украшали близко посаженные голубые глаза.

Я не ошибся насчет возраста соперника. Обратили его от силы год назад. Владимир не был великим воином, огни и воды прошедшим в суровые времена. Следовательно, его глупо бояться, пусть лучше он меня боится. Он ведь не знает, насколько я силен и опасен. Может, я съел за свою вампирскую бытность немало таких зазнаек, как он.

Владимир изучал меня с явным недоумением на бледном, но все же не таком безжизненном, как у меня, лице. Он часто усмехался, пытаясь разрушить мое терпение. Я не хотел говорить первым. Он – тоже.

Все-таки первым заговорил я.

– Послушайте, любезный собрат, – я начал диалог вежливо до безупречности, – что нам делить? Народу в городе обоим хватит. Согласен, я вел себя возмутительно, но если вы хорошо знакомы с Еленой Павловной, то известно вам, какая она вертихвостка и как много зла может причинить влюбленному простофиле.

– Вы не тянете на простофилю, месье. На влюбленного тем паче, – Владимир широко улыбнулся, показывая убранные клыки.

Я счел его улыбку знаком перемирия.

– Хотите скажу, кто вы? – предложил он, перестав маячить перед глазами.

– Внимательно вас слушаю.

Мне было интересно говорить с ним, захотелось даже примкнуть к его компании, если она у него есть, а если ее нет, просто пойти за ним. Просвещенный, хорошо воспитанный сородич – редкость сродни розовому алмазу.

– Вы умный, расчетливый охотник, до романтики бесчувственный, как срубленная осина.

– Осина? Почему не дуб, не ясень? – изумленно поинтересовался я.

– Люблю осину, – возвышенно ответил Владимир.

– Странная любовь.

– Она мне жизнь не раз спасала… Да и не только мне.

– Что ж, понимаю ваши чувства и не выступаю против них. Хочу я только знать, чем закончится наш разговор.

– Осиной в вашем сердце.

– А нельзя иначе?

– Нельзя.

– Мы словно кумовья друг другу. Кто ж грозит осиной куму? – я осуждающе покачал головой, разведя руками.

– У вас нет оснований называться моим кумом, – сердито заявил Владимир.

– Нет оснований? – едко передразнил я. – А порода?

– Я вам не спаниель какой-нибудь! Нет у меня породы.

– А дворянство? Вы же дворянин!

– Положим так, но все равно вы мне не кум, нахальный пришелец.

– Голодных странников любезно надо принимать… А вы? Сами наелись до отвала, и давай обхаживать светских дам. Разве так прилично?

С начала разговора я подозревал, что Владимир не голоден. Добычу он отнял у меня просто из вредности. Хорошенько к нему присмотревшись, я сделал вывод: враг недавно подкрепился. Розовые полоски под его ногтями и спокойствие, с которым он прижимал пальцы к ладони или скрещивал – все указывало на то, что руки были теплыми.

– Не о чем мне с вами говорить, – Владимир отвернулся, зажмурившись от последнего закатного луча, проникшего в тень.

– Так отстаньте от меня. Пора мне в лес, домой.

– Я вас не отпущу. Сойдемся, – безжалостно скинув на землю сюртук, Владимир мгновенно выскользнул из туфель и носков и встал босыми ногами на серый гранитный камень.

С одного бока на его поясе висел пистолет, с другого – нечто вроде осиного кола с серебряной рукоятью.

– Не приближайтесь. Вас предупреждаю, – оскалился я. – Дайте мне уйти.

От цилиндра и сюртука я избавился легко, а в попытке снять без помощи рук ботинки чуть не упал на ровном месте.

– Драться люблю по-честному, – сказал Владимир. – Выбирайте оружие.

Он кивнул на прибрежную осину. Я неуверенно выбрал сук пожестче и отломил его, стараясь не ободрать рук.

Владимир, пятясь, вошел в воду по щиколотки. Я удивился его мастерству передвигаться по скользким камням, не осматривая пути.

– Теперь сходимся, – Владимир обозначил начало дуэли за Елену Павловну, так никем и не съеденную.

Выхватив осиновый кинжал с серебряной рукоятью, он прыгнул на меня. Я увернуться не успел, но сумел задержать его руку. Для этого пришлось выронить свое жалкое оружие. Поднатужившись, я почти безболезненно отцепил от своего плеча его левую руку и отбросил его шага на три.

Не успел я встать на ноги, как Владимир зачем-то взлетел на опору моста и повис надо мной, цепляясь всеми четырьмя конечностями за выемки в полукруге свода. Я понимал, что при самом неудержимом желании не смогу туда закорячиться, да мне, если честно, этого и не хотелось. На тот момент я не мог решить, как себя вести дальше. Побегу прочь – он мне на спину сиганет и вопьется в шею. На месте останусь – он, чего доброго, свалится на голову.

Когда Владимир догадался, что даже за обещание полцарства и женитьбы на прекрасной царевне я не полезу на мост, он спрыгнул вниз – не на меня, на камни. Он снова полетел ко мне, но я готов был к нападению. Завалившись на спину, я лягнул его обеими ногами. Куда попал – не видел, но летел он высоко и далеко. С раскидистым фонтаном водных брызг Владимир шлепнулся на середину реки. Обыкновенных для такого представления возгласов зевак я не услышал. Праздные гуляки разошлись по домам с наступлением темноты.

Изо всех сил я помчался вверх, к дороге. Мокрый, облепленный тиной Владимир догнал меня на опустевшей аллее. Я сбил его с толку резким разворотом, свалил его ударом локтя в бок и выбежал на мост. На другом берегу виднелся спасительный лес. Я коротко взвизгнул, призывая на помощь свою банду.

Трусившая навстречу ямская рыжая лошадь испугалась моего визга и понесла. Не меньше испугавшийся ямщик принял нас с соперником за разбойников. Когда я попытался забраться в его бричку, он стал охаживать меня хлыстом. Владимиру, прицепившемуся к повозке сбоку, тоже хорошо досталось. Потом возница бесцеремонно спихнул меня с брички, а Владимир спрыгнул сам.

Так мы оказались лежащими в пыли на дороге. Можно было на том и закончить дуэль, только моего неугомонного сородича не устраивала ничья. Мне пришлось снова удирать от него. Владимир бегал быстрее и поймал меня за ноги, когда я пытался спрыгнуть с моста в реку. Мы боролись, царапались и кусались, повиснув на кованом ограждении, изображающем китов и грифонов. Сильнее вцепившись друг в друга, чем в ограду моста, мы улетели вниз. У Владимира хватило ума не атаковать меня в воде, или он плохо плавал. Дуэль продолжилась на суше. Мы прыгали на четвереньках, пытаясь найти брешь в обороне. Владимир скакал шустрой лягушкой, а я слегка подпрыгивал и полз как неуклюжая жаба.

Когда соперник повалил меня на отмель, приложив до крови головой о камень, я начал прощаться с жизнью, но азарт подавил страх, вселил в меня желание сопротивляться до последнего вздоха. Вложив всю оставшуюся силу в этот удар, я выбил осиновый кол из руки Владимира, столкнул его с себя и придавил к каменистому берегу всей своей тяжестью. Он попытался воспользоваться пистолетом, но не успел спустить курок. Подхватив упавший на песчаную прогалину кол, я механически вогнал его по самую рукоять в грудь противника, пронзил его бешено колотившееся сердце. Стук жизни внутри него оборвался. Молодой вампир застыл в последнем испуге – с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

Некоторое время я смотрел на него, осмысливая произошедшее. Не мог равнодушно встать и уйти. Мне было жаль, что наша встреча закончилась именно так. Все могло пойти иначе, если бы я придерживался вампирских правил. Нет… Если бы я не поддался слепой жажде мести.

Я мог бы пойти с ним. Почему не уступил ему сразу? Зачем перечил?

Стыд – жгучий, отрезвляющий, как огуречный рассол при похмелье, поглотил все мои размышления.

Заметив бумажку, торчащую из кармана брюк Владимира, я вытащил ее и попытался разобрать размытые водой каракули. На бумаге отчетливо просматривалась гербовая печать Тринадцатого отдела императорской канцелярии. Я прочел имя и фамилию сотрудника “Владимир Мелихов”, а отчества и воинского звания не разобрал.

– Упырь служил в конторе охотников. Возможно ли такое? Матушка дорогая, – я попятился на четвереньках от остывающего трупа. – Он был приставлен для охраны к падчерице Бенкендорфа!

– С-с-скорей, с-скорей, Тихон, пос-спеш-ши, – с реки донеслось знакомое шипение.

За мной приплыла Яна. Для вылазки она оделась нищенкой, убрала золотистые локоны под черный рваный платок. Не выходя на берег, она позвала меня жестом, и я вошел за ней в воду.

– Барчонок пс-са убил, пс-са убил, пс-са убил, – визжала Яна, прыгая вокруг костра перед удивленной бандой. – Я видала все с-сама, и о том с-свидетельствую.

– Я прихлопнул не перевертного волка, а упыря, такого же, как мы, – возразил я, согревая руки у огня.

– Мы зовем пс-сами не перевертыш-шей, а предателей, – объяснила Яна. – К людиш-шкам переметнувш-шихся, за бочки с-скотской крови продавш-шихся.

“Бочки?! – позавидовал я. – Видно, и на губернаторские балы их приглашают. Эх, кабы не обязанность убивать соплеменников и шпионить за противниками царской власти, я бы согласился на славное житье”.

– Псу наломать тяжело. Не всякий из нас живым воротится с такого свиданья. Они все откормленные, силы у них хоть отбавляй, и обучены разной заморской борьбе. Без уловки пса не одолеть, – просветил меня Фома.

– Как ты справился с ним? – недоверчиво ухмыльнулся Ахтымбан.

– Не без хитрости, – ответил я, – но и ваше ученье на пользу пошло. Девицу, простите, по вине его, песьей, я упустил.

– Девица была. Он ее к речке привел, ш-штобы скуш-шать, я с-с-с другого берега видела, – подтвердила Яна. – Барчонок прош-шел ис-спытанье.

Грицко вышел из круга и поплелся в нору, повесив длинный нос. Моня смотрела на меня с восхищением.

– Почему вы не сказали мне раньше о предателях из нашего рода? – возмутился я, обращаясь к сидящему напротив Фоме.

– Думали, ежели узнаешь, так сразу помчишься к ним, ног своих не чуя, – усмехнулся опричник, почесывая зеленоватую от мха ступню своей закинутой на левое колено правой ноги. – Нам спокойней было держать тебя в неведеньи, – он вытянул обе ноги к костру, откинулся на ствол дуба, заложив руки за голову, и широко зевнул.

– Псы коварны и льстивы, – добавила Людмила. – Не впервой новичков завлекать им в ловушку сладкими баснями.

– Паче мерзкая им присуща повадка. Заползет этакая тварь, как покойничек Володенька, в стан людской, обживется, жирку нагуляет, да возьмет в полюбовницы человечью бабу, – Фома разинул рот в глумливой скоморошеской улыбке, показывая все зубы, – и пойдут по белу свету мотаться ублюдки вроде Кости Толмина. Поглядишь на них и скажешь – так, незнамо что. Чучело белено с усами-бородой. А ведь силушка-то у них наша. Вот тебе и весь мой сказ. Понятен ли?

– Все достоверно я уразумел. Благодарю за разъяснение, – вспоминая долгий и жуткий разговор с Константином, я чуть не зарычал от злости и обиды. Проклятый полукровка мог спасти мою семью, но предпочел оставить нас на произвол судьбы, не утруждать себя опасной работой. – Как нам одолеть тех выродков? Осина их берет?

– Смотря как вогнать. Коль глубоко, возьмет, пожалуй, – Фома наморщил переносицу. – Ой, не верю я твоему рвению, Барчонок. Смятение одолевает. Предвосхищаю я по старой памяти с царем Ивашкой нашей дружбы на крови, твою измену.

– Окстись, Фома, – вступилась за меня сидевшая рядом с ним Людмила. – На каждом шагу ты измену видишь, точно царь твой. Подумать так, небось, она тебе всегда во всех поутру снится. Ты себя и нас изводишь подозреньями. Нельзя так.

– Разве я напрасно вижу? Ты ж мне изменила. Хоть не ждал я от тебя плевка в самое лицо.

– Ну, не ревнуй, – Людмила сдавила пальцами его напряженное запястье.

– Барчонок ревности моей не стоит, а тебя мне жаль, – Фома резко выдернул руку, избавившись от ее ласк. – Он доведет тебя! Сама себя жалеть ты станешь, коль не съешь его.

– Теперь Барчонок равен нам по старому поверью. Не к месту его есть, покуда он не провинился, – осадил его Ахтымбан.

– Он рыцарь, он герой. Не тронь его, Фома, – на мою защиту встала Яна.

– И я за Тихона, – внезапно осмелела Моня.

– Я – также. Много ль положил ты псов, насмешник? – в сердце вернувшегося Грицко всколыхнулась давняя обида. – Все бегали мы под твоим началом от охотников, сколь помню я тебя. Гоняют они нас, як русаков. А ты молчишь.

– Устал вести им счет, – отверг его претензию Фома. – Я убиваю псов не для показа и ем на месте, с вами не делюсь. Вкусны они, сочны, – он задумчиво облизнулся. – Барчонка я пока приму. Его признаю подвиг. Ради интереса. Хочу поглядеть, что дальше будет с ним.

– Герой ты мой славный, – Людмила крепко обняла меня и расцеловала. – Как я тобой горжусь!

– Наградите меня за геройство, – я щелкнул зубами. – Чем-нибудь вкусненьким.

– Уж прости, родной, награду твою мы вчера съели, – извинилась Людмила. – Сегодня нам не до ловли. Переселяться надо в соседний уезд. Обожди завтрашнего вечера.

В моей голове окончательно все перемешалось. От мира, прежде разбитого пополам, откололась еще треть. Манили бочки крови и, признаюсь, сильно. Влекло и светское общество, еще открытое, тоскующее… Воображать себя предателем, преследующим и убивающим мятущихся скитальцев, было отвратительно. Наверное, это еще хуже, чем убивать людей.

Наверное – вот ключевое слово. Я все принимал на веру, не находя истины, и вампиры так же приняли меня.

Могу ли я разрушить хрупкое доверие, установившееся между нами? Имею ли право растоптать редчайшую для вампирского бытия жемчужину? Не лучше ли остаться с ними и сохранить совесть хоть на треть чистой?

Устав множить в уме вопросительные знаки, я принял решение остаться частью дикой природы.