Читать книгу Арбайтен, Ольга Викторовна! Избранные страницы сайта olga.co.il - Ольга Викторовна Бермант-Полякова - Страница 9

В литературе под хроникой понимается произведение повествовательного или драматического рода, в котором события изображаются в хронологическом порядке, в той последовательности, в какой они происходили в жизни. В медицине хроническое заболевание – такое, от которого полностью излечиться чаще всего невозможно. Человек, страдающий хронической болезнью, является постоянным пациентом врачей и называется хроник. В психологии двадцать первого века «хроника» и «хроник» нашли друг друга.

Хроники семейной смуты – это дети, которые оказались на линии фронта, между двух огней. В конфликте привязанностей, который им не по силам, они нашли укрытие и залегли в убежище, чтобы залечить душевные раны. Многие из них, повзрослев, отважились на союзы и коалиции, отчаянно пытаясь жить без разногласий: во всём руководить партнёром или во всём подстраиваться под партнёра, и им удалось продержаться так довольно долго. Глубоко внутри они остались страдающими от непонимания.

Они могут сказать вам, что не желают вспоминать детский выбор, на чью сторону встать в битве матери с отцом. Или что выбрали быть верным только своим интересам, и больше никому. Или что у них не получается доверять людям. Или что им надоело рассказывать хроники смутного времени в одной, отдельно взятой семье, первому, второму, третьему психологу.

Надоедает оттого, что рассказчик и слушатель по-разному ощущают ход времени. Слушателю не дано чувствовать жизнь отмеренными десятилетиями. Пережившие семейную смуту обретают способность видеть, как жёрнов справедливости поворачивается, – медленно, еле движется, да тонко мелет. Каждый из детей, переживших семейную смуту, по умонастроению – мельник, живущий особняком от других. У него свои отношения с мельницей, сокрушающей невзгоды.

Люди, имеющие опыт жизни меж двух огней, неважно, после развода или в предразводной ситуации родителей, слышат от окружающих, что они сами виноваты, у них плохой характер и они не справились с опытом смутного семейного времени, который надо было бы уже давно пережить и идти дальше. Сегодня на тысячу зарегистрированных браков приходится около пятисот зарегистрированных разводов. Общий коэффициент разводов в СССР в 1950-е годы составлял 0,4‰. После изменения законодательства в 1965 году он вырос десятикратно и сохраняет стабильность на одном уровне. Доля зарегистрированных разводов с общими детьми в 1988 году составляла 61,1%, а в 2013 году составляет 39,3%, что в абсолютном выражении составляет 333 тысячи детей1 в год. Вдумайтесь, каждый год в стране рождается почти два миллиона детей. Треть миллиона в год, каждый шестой, а с учётом числа незарегистрированных браков в РФ, вполне вероятно, что и каждый пятый ребёнок, проходит в раннем детстве через семейную смуту – предразводную ситуацию или развод своих родителей. Отрицание массовости явления, наблюдаемого все 1980-е, 90-е, нулевые, 10-е годы по-прежнему владеет общественным сознанием. Почему?

Расскажу вам историю, – изменив некоторые обстоятельства места и времени действия, – о мальчике, который оказался между двух огней в родительском противостоянии.

Муж, жена, четверо детей за десятилетие брака. И тут она, – молодая, интересная, зовёт начать жизнь с новой страницы. Он уходит к ней, она остаётся выживать в нищете, в прямом смысле этого слова. Чем-то помогают знакомые и соседи, что-то дают из благотворительности, поддерживает учительница в школе. О чувствах детей к отцу говорить не будем, – и жену, и детей пьяный отец бил.

Родители мужа предлагают ей жить одним хозяйством, но женщина отказывается, настаивает на разделе хозяйства. Она сыта семьёй мужа по горло. Мужчина тем временем попадается на взяточничестве и попадает под компанию борьбы с коррупцией.

Следствие, обыски, часть поборов найдена дома у женщины, допросы членов семьи, суд. Жена дала показания, – сообщила правду, – против экс-мужа. Ребёнка по причине малолетства допрашивают в присутствии матери и учительницы, и он подтверждает показания матери. Отца сажают на пять лет.

Любит ли сын папу? Ненавидит ли его за то, что бил и бросил в нищете? Жалеет ли маму? Учили ли его говорить правду и сказал ли он на допросе всё как есть? Или учили не выдавать своих ни за что? Считает ли он папу «своим», которого нельзя выдавать?

В отместку дед по отцу планирует расправу: родная бабушка приглашает ребёнка туда, где нет матери и знакомых, а дед зовёт с собой брата, чтобы вдвоём погубить мальчика. Бессмысленная, тупая жестокость, – данных снохой показаний уже не отменить, никакого смысла устранение ребёнка как свидетеля не имеет. Движет дедом-палачом, скорее всего, чувство мести. По трагической случайности, мальчик приходит вместе с младшим братом, так что дед и дядя приканчивают ножом обоих.

Общественное мнение до сих пор полагает, что мальчик плохой и поделом его убили. Имя ребёнка прецедентное для нашей культуры и хорошо известно: Павлик. Морозов.

Был ли дед привязан к Павлику? Был ли у него конфликт между привязанностью к внуку и лояльностью идее «отомстить за предательство это мой долг»? Было ли его жене жалко сноху? Привязалась ли она к невестке за те десять лет, что были одной семьёй? Был ли у неё конфликт, какой идее во внутреннем мире быть лояльным, «жена должна горой стоять за мужа» или «женщины друг другу сёстры и спасёт их только женская солидарность»? Почему не отвела беду, не предупредила? Она сделала выбор и стала соучастницей преступления мужа.

Значительно важнее разобраться, почему общественное мнение не задаёт таких вопросов. Идеология то превозносила пионера-героя, разоблачившего «кулаков», то презирает «доносчика».

Никаких доказательств, что сын донёс на отца, предал отца, сказал о служебном корыстном жульничестве отца работнику райкома или милиции нет. И нет ни слова о доносе в материалах как суда над отцом Павлика, Трофимом Морозовым с его подельниками по обвинению их в выдаче справок для спецпоселенцев за взятки, так и суда над убийцами братьев, – ни в показаниях подсудимых и свидетелей, ни в других приобщенных документах2.

Зато есть заявления такого рода: «Сергей Морозов был сердит на внука, ругал его за то, что он давал показания против отца на суде…», «На суде сын Трофима Морозова, Павел, подтвердил, что видел в доме чужие вещи…», «Мой свёкор «ненавидел нас с Павликом за то, что он на суде дал показания против Трофима…» и т. д. В конфликте привязанностей (если он был) ребёнок выбрал мать. В конфликте лояльностей (если он был) выбрал сказать правду. Общественное мнение его заклеймило.

Убийц Павлика и Феди расстреляли. Мать с оставшимися в живых детьми уехала из деревни. Идея, что родители могут мстить детям и внукам, выскользнула из массового сознания, так и не став ментефактом.

Каждый из детей, переживших семейную смуту, познал и месть. Именно поэтому он по умонастроению – мельник и живёт особняком от других. Люди не могут дать ему сочувствия, это он узнал на себе. От тебя отшатнутся, от тебя потребуют сделать что-то с этим конфликтом самому, твои мучительные переживания и выборы истолкуют превратно.

Детская писательница 1982 года рождения, Аннабель Питчер, в 2011 году написала «Моя сестра живёт на каминной полке» – книгу, которая рассказывает о чувствах детей внутри конфликта привязанностей. Она про смерть семьи, если не боитесь – прочтите. Появление такой книги означает, что общество наконец-то готово о конфликтах привязанности говорить.

Академическая психология, предметом которой является психика, полагает её отражением действительности и за единицу анализа берёт абстрактный психический процесс, а не семью. Эту картину научного поиска, живописующую бессемейную реальность, стоило бы назвать «Путь слепого вдоль обрыва». У нас ведь даже психодиагностики семьи в современной психологии нет. Эх…

Психодиагностика семьи требует принципиально нового диагностического подхода, смены парадигмы. В двадцатом веке ни психометрическая психология, ни проективная психология такой парадигмы предложить не смогли. Неклассическая сондиана предпринимает попытку дать новый ответ на поставленные вопросы. В книге «Люди и судьбы. Сондиана в психологическом консультировании», подготовленной к печати в соавторстве с И. Е. Романовой в 2016 году по материалам стенограммы семинара для профессиональных психологов и психотерапевтов, речь идёт о том, что близко касается каждого из нас, – о жизни в семье.