Читать книгу В городе Солнца - Ольга Витальевна Манскова - Страница 10

Кролас спускался на эскалаторе к станции метро «Юбилейная», и всю краткую дорогу думал о словах врана. Его новый странный друг, несомненно, знал о городе гораздо больше, чем он сам. «Кто эти серые? Толком, кроме страшилок и городских легенд, я о них ничего не знаю. И что за Тараканов, чем занимается его институт? И связан ли он серыми?» Не долго думая, Кролас решил довериться во всем врану. Его указаниям. Тенгу как бы стал уже частью него самого… Его советчиком и другом.

У метро «Юбилейная» стоял принаряженный Дорг, тщательно нафабренный. «Эк нарумянился… Как девушка, в поисках вечерних приключений выходящая на Садовую… В случае Дорга, дабы некоторые синеватости в области лица были не так заметны, – констатировал Иоганн. – А ещё, парфюм ему потребовался… Чтобы заглушить стойкий запах сивухи. И, по всей осязаемости, Дорогуша вылил на себя целый флакон «Цветочных ароматов Ростова».

Они поздоровались, и непривычно немногословный Дорг потащил коллегу к «Юбилею». У подножия лестницы кафе, он остановился и слегка замялся.

– Пойдем, друже, вкусим! – промямлил он, наконец. – Впрочем, бесплатно бывает только уксус на халяву.

Дорг любил, как он выражался, «русские поговорки – кладезь мудрости». Вставлял их к месту и не очень. И при этом всегда важно поднимал вверх указательный палец. Сейчас он так и застыл с этим, поднятым вверх, пальцем, едва докончив фразу. Поскольку увидел, что у дверей заведения, инкрустированных металлическими фрагментами по дереву, наверху лестницы из разноцветного пластбетона в позе манекенщицы торчала Зинка. В том самом платье с сеточкой, которое уже успел оценить Кролас, общаясь с коллегой по телексу.

Зинка теперь маячила рядом с профоргом, Ангелиной Дмитриевной Аграфёновой, дамой с круглой рябой физиономией и в декольтированном платье болотно-зеленого цвета. Сбоку к ним только что пристроился долговязый Семён, обозреватель спортивных новостей.

Кролас и Дорг присоединились к этой группке, а вскоре после них подошла и вульгарная, ярко накрашенная дама, обозревающая всякие постельные гадости в рубрике «Скандалы». Иоганн мысленно называл её просто «жаба». Но кто-то из её высокомудрых родителей соизволил назвать дочь Клеопатрой.

Клеопатра, как только поздоровалась со всеми, безбожно и неприкрыто закурила какую-то совершенно бронебойную гадость

«Кажется, наркосигареты «Санкайф», – с отвращением унюхал Кролас.

– Клёпушка! Ты сегодня просто неотразима! – подольстился к «жабе» Дорг, беря её под руку. Та недовольно фыркнула и хотела отстраниться, но Дорг игриво добавил:

– Чего от меня нос воротишь? Думаешь, я нынче не в чести? А кто ещё сейчас претендует на роль твоего кавалера? Ау! Так-то. На безрыбье и рак – щука! Дареному коту в мешке в зубы не смотрят! (Дорг снова щегольнул знанием русских поговорок).

– Просто ты, наверное, нынче у Пузалова – персона нон грата, – хихикнула Клепушка.

– Да, для меня настала последняя задница. Но – ненадолго. Я так полагаю. Пузалов – мужик строгий, но отходчивый. На дураков камень за пазухой долго не держит, иначе работать было бы некому. Так что – не бойсь! А под ручку тебе со мной пройтись – совсем ничем не грозит. Это же не на службе – а в праздник. В праздник всяк проказник!

Кролас приволочился к Зинке, Семен – к Ангелине, а Дорг – к Клёпушке, и все таким дружным составом ввалились в кафе. Внутри большая часть «своих» уже давно слонялась по вестибюлю.

Иоганн пошел в пуб, чтобы не сильно мозолить глаза коллегам. Там тихо отвисал, читая прессу, еще один газетный кадр – научный обозреватель Зосима Старов. Зосима, мрачноватого вида черноволосый парень, чуть постарше Кроласа, с большеватым красным носом, крупными, будто рубленными топором, руками и ногами и въедливыми красными глазками, уставился на Иоганна с подозрением.

«Думает, я сейчас начну его убеждать, что не стоит отлынивать от коллектива», – подумал Иоганн. Затем предложил коллеге сигарету, вытащив её из пачки «Вечернего Ростова», прихваченной из дома. Тогда Зосима расслабился, и они обменялись несколькими газетными сплетнями.

«Однако… Вчерашний номер «нашей», – заметил Кролас среди газет, что читал Зосима. Он попросил её посмотреть и убедился, что статья про Линду вышла. Уловив его скользящий взгляд, Зосима улыбнулся:

– Корней наш весьма рад был твоему репортажу, довольно плямкал и потирал брюшко. Утерли мы нос «Калейдоскопу». Наш рейтинг теперь взлетел на несколько пунктов, и мы будем самыми читаемыми как минимум месяц!

Кролас изобразил на лице радость. И вспомнил о том, чего на деле ему всё это стоило. Докурив каждый свою сигаретку, они переглянулись.

– Наверное… Пора вылезать к народу. Шеф сейчас по головам нас начнет пересчитывать, не филонит ли кто, – улыбнулся Старов.

Они одновременно вывалились в вестибюль.

А народ всё прибывал. И к удивлению Кроласа, новыми прибывшими были те лица, которых он в пределах редакции никогда не встречал. «Гости, надо полагать, – внутренне усмехнулся он. – То есть те, кто намеревался откушать бесплатный сладкий уксус и сытный на халяву шопснаб, как любит говаривать Дорг». А еще, были так называемые представители культуры: несколько третьесортных, никому не известных, певцов, чтец-декламатор и балерина.

Объявился, наконец, и Корней Пузалов, пригласивший всех в банкетный зал.

«О, да здесь уже и наши старшие братья – телевизионщики; приготовились к съемке… А на длинном банкетном столе гордо красуется большой торт с кремовыми цветочками. Готовы к употреблению также и дольки лимонов и апельсинов в вазах, а ещё – курлапы под майонезом и ветчина с горошком. Да и бутылки водяры и шампуни выстроились в два почетных ряда, будто собираясь нести караул, – констатировал Кролас. – В общем, недурно»…

Народ возрадовался и оживился. Все проворненько стали занимать места за столом, стараясь сесть поближе к середине, где был торт.

Когда же, наконец, все расселись, Корней Пузалов, окинув взглядом, и, скорее всего, мысленно пересчитав подчиненных, весело и торжественно объявил:

– Господа! Нас должны поздравить представители власти. Мы ожидаем их прибытия с минуты на минуту. Они и откроют наш торжественный банкет.

Пришлось довольно долго ждать этого счастливого момента. После которого, наконец, можно будет вонзить вилку в вожделенную ветчину.

Наконец, в белой тоге и на котурнах (в высокой самодвижущейся обуви на дистанционном управлении) появился некто из Отцов Города. Пузалов величал анкюлотника «наш дорогой Пал Палыч». Тот, испытывая терпение и слюноотделение присутствующих, произнес длинную, витиеватую, в четыре загиба речь… О прелестях «нашего дорогого города», заботе о нем властей, процветании культуры и о достоинствах данной газеты. В конце, конечно, «разрешите поздравить»… И вручил Корнею «от имени жителей города» подарочную огромную вазу в форме петуха.

После этого, все дружно зааплодировали. А после бурных оваций, наконец, вонзили вилки туда, куда каждый из них давно вознамеривался вонзить. И давно уже прицелился в весьма конкретный кусочек. Затем полетели к потолку пробки шампанского, заливающего стол. А по проходу, между столом и зашоренными пасторальными пейзажами в стиле восемнадцатого века окнами, забегала балерина, выделывая какие-то странные замысловатые «па».

Кролас, как и все присутствующие, не терял возможности подзакусить. Вдобавок, он то и дело отправлял закуску также и через левое плечо. Где она благополучно исчезала, прямо в полете. Бесследно, не долетев и до плеча, исчезли и кусочки шоколадного торта с занесенной мимо рта ложки.

Когда принесли прохладительные напитки, объявили и начало танцев. Иоганна тут же сорвала с места и бесцеремонно утащила Зинка Исламбекова, сходу бухнув:

– Ведьма чертова! Стерва!

– Да – кто? – ошарашенно спросил тот, хотя и не желал вникать в какие-то женские разборки.

– Да эта чертова грымза Клёпушка, тварь сволочная! Сказала шефу, что я вчера опоздала на работу! Сама пришла еще позже меня, плакалась мне в жилетку про бросившего её любовника – и вот тебе здрасьте! Откуда и пронюхала – не знаю! – плакалась Зинка.

Иоганн утешал слегка принявшую лишнего Зинку, как только мог.

– Клёпа – страшная как атомная война, а ты – прелесть, за это она и ест тебя поедом. Успокойся, выпей водички, – он подвел её к одинокому крайнему столику в углу и усадил. Потом сбегал и выпросил у молоденькой секретарши шефа Беатриссы успокаивающую таблетку, дал её Зинке. После чего, снова позвал потанцевать и передал на следующий танец Доргу. После этого, сам Кролас отправился к тому же интимному уголку с одиноким столиком, прихватив по пути тарелку с апельсинами и бутылочку тархуна.

Зашоренные окна затемнили, создав уютный полумрак, и на стенах проступили стереокартины, в которые вплеталась цветомузыка, создавая довольно-таки завораживающий эффект. Всё искрилось и переливалось, абсолютно лишая возможности думать и осознавать реальность происходящего. Приглашенные певцы, время от времени перебиваемые сопутствующим им декламатором, наяривали что-то про любовь, про весну и про родной город, в котором весело всегда. Иногда и кто-нибудь из гостей подходил к микрофону и изливал в него свои поздравления и благодарность за этот замечательный праздник. Дорг тем временем уже изрядно набрался и танцевал после Зинки со всеми дамами без разбору, знакомыми и нет. Корней Пузалов тихо беседовал на брудершафт с бутылкой водки, тупо уставившись в салат. А Зосима Старов, неожиданно прытко подпрыгивая на поворотах, самозабвенно танцевал с балериной.

– Здравствуйте! Можно присесть? – Кролас, расслабляясь и созерцая апельсины, вздрогнул, неожиданно услыхав прямо над ухом вкрадчивый голос.

– Да, конечно, – ответил он машинально. Поворачивая одновременно с ответом голову, он увидел человека в мешковатом сером костюме из мягкой ткани, чей облик, ничем не примечательный, почему-то заставил его напрячься. Быть может, было в его лице нечто неприятное и даже неестественное, а глазки, не останавливаясь на собеседнике, постоянно бегали из стороны в сторону.

Незнакомец присел на стул напротив Иоганна.

– Вы – талантливый журналист, один из тех, кого наградили премиальными в честь юбилея, – он не спрашивал, а констатировал факт. О котором, кстати говоря, сам Кролас пока ещё не имел представления.

Иоганн внимательно посмотрел на внезапного собеседника, но тот отвел взгляд в сторону. Затем, выждав паузу, спросил:

– Вы писали о Линде… И будете продолжать писать на эту тему?

– Не знаю, – ответил Кролас как можно небрежней.

– Это было бы для вас в дальнейшем весьма затруднительным. И я бы порекомендовал вам сменить тему, хотя некогда она и явилась, как мы знаем, для вас весьма благодатной. Забудьте о ней. Я также хочу сообщить, что сегодня Линда решила немного подлечиться и обследоваться в Институте Нейролингвистического Программирования. И потому, впредь с ней можно будет встретиться лишь на специальных аудиенциях для прессы… Если она вознамерится их устраивать. И только, с позволения её лечащего врача, разумеется… Не думаю, что вам, как представителю прессы, будет логичным писать о… Не совсем нормальной девушке, – заканчивая монолог, этот скользкий тип слегка приподнялся.

У Кроласа с трудом хватило терпения развязным журналистским тоном поблагодарить эту наглую сволочь за предоставленную информацию. И даже спросить с усмешкой, сильно ли у девочки сдали нервы на почве поэзии.

– Да, у бедняжки кризис. И врачам предстоит довольно сложная работа, – вкрадчиво ответил этот гад, откланиваясь. Похоже, растворившись среди присутствующих, он потихоньку и вовсе покинул зал.

Кролас еще немного посидел в сторонке, а потом поднялся и присоединился к толпе танцующих. Шел быстрый танец, и все выплясывали, став в кружок, кто во что горазд. Иоганн отыскал глазами Зосиму Старова, который лихо отплясывал довольно сложный танец, выстукивая каблуками паркет. Вместе с ним, синхронно, стараясь попадать в такт, танцевала молоденькая ритзи Верочка. Улучив минуту, Кролас подтанцевал к Зосиме и спросил, знает ли тот типа в сером костюме, который сегодня присутствовал на вечере.

– Кого-кого? – переспросил Зосима.

– Ну… Анкюлотника, наверное… Не знаком ли ты с ним, он, вроде, с медиками связан. С наукой. А ты ведь пишешь и по научной части тоже. Когда она бывает востребована.

Зосима, хотя и был сильно пьян, наконец, понял, о ком именно спрашивал Кролас.

– Это – весьма колючий тип. Он всегда давал мне интервью вместо профессора Тараканова, зав институтом нейролингвистического программирования. Самого профессора никто из пишущей братии никогда и в глаза не видел. А этот тип работает секретарем в ИНЛП, зовут Карл Уваров… А что?

– Имел с ним неожиданную беседу по его инициативе, – промямлил Иоганн.

– Свят, свят, свят! Остерегайся его компании! Такие, как он, нередко всех хотят вылечить! В особенности, тех, кто им наступает на хвост, – бросил ему Зосима. И после этих слов, снова поскакал кружиться в танце с Веркой.

Через некоторое время, всё было уже выпито и съедено. И самые проворные гости тут же стали потихоньку рассасываться. Покинул зал даже сам шеф, Корней Пузалов. Вскоре, останутся только ритзи да самые зеленые репортеры.

Кролас тоже покинул кафе «Юбилейное». С чувством неприятного осадка внутри.

«Некое неуловимое ощущение потери… Что со мной? Да, нечто странное есть в ситуации с Линдой. И в этом обращении ко мне Карла Уварова… Он предостерегал? Или, даже намекал на угрозу? – размышлял он. – Стоп! Любое лечение предполагает сроки… Но Карл Уваров вел себя так, будто он и его сообщники просто похитили Линду, и похитили её навсегда… Интересно, она и правда была согласна отправиться к ним в институт? Раньше она никогда не испытывала желания полечить нервы, с ними было всё в полном порядке, насколько я знаю».

Чтобы немного привести в порядок мозги и чувства, Иоганн решил слегка прогуляться в центральном городском парке. Здесь было, конечно, не столь шикарно, как на Парамонах. Ни тебе специального купола установок, устраняющих чрезмерное количество солнечных лучей и несносную жару, ни тебе буйства натуральной растительности. Здесь большинство деревьев было из пластика. Только, то тут, то там встречались натуральные экземпляры клещевины, которые разрослись как небольшие деревца, а также кактусы и юкка. Сейчас здесь также была выставлена время от времени обновляющаяся экспозиция цветов и экзотических растений в кадках, которые постоянно заменялись новыми, как только они начинали сохнуть. Во времена пылевых бурь летом или очень сильных и, конечно, бесснежных морозов зимой, часто бушующих в Ростове, эти растения не выживали. И потому, их по возможности заранее уносили в закрытые теплицы.

Кролас сел на небольшую лавочку между двумя урнами из пласторганики в форме пеньков. В этом парке по вечерам повсюду били фонтаны: и маленькие, поливные, и большие, спадающие каскадами, с яркой подсветкой. Неподалёку от Иоганна только что включилась целая арка из фонтанов, бьющих навстречу друг другу тоненькими струйками. На проходящих мимо людей попадали брызги воды. Какие-то девицы при этом громко завизжали.

Некоторое время Иоганн сидел, тупо уставившись в узоры пластиковой плитки, изучая их хитросплетение. Он почему-то вдруг ощутил приступ сильного отчаяния и одиночества. И неожиданно для себя, мысленно позвал врана. И вдруг… Вран отозвался. Тоже мысленно.

– Не р-раскисай, – отчетливо услышал Кролас в своей голове. – И, наконец-то ты р-решился на мысленный р-разговор.

Конечно, он бы больше предпочел нормальную речь. Мысленный контакт его несколько пугал. Кроме того, полной уверенности в адекватном восприятии происходящего у него не было, и наличествовали сомнения, а не едет ли просто крыша на заходящем солнышке.

«Может, ты поговоришь со мной напрямую, голосом?» – спросил он врана, пытаясь как можно чётче думать слова.

– Р-рисково! Р-разговаривающая пустота! А за тобой, между пр-рочим, следят… И даже воздействуют пр-риборами. Вызвали депр-рессию…

– Зачем?

– Депр-рессию? Это – так, балуются.

– А следят зачем?