Читать книгу Обет без молчания - Ольга Володарская - Страница 4

Он проживал на тридцать втором этаже небоскреба. Из окна квартиры открывался захватывающий вид на гавань и яхтенную пристань. Жаль, Борис не часто баловал свой взор, потому что очень много работал и когда возвращался домой, то сразу после душа забирался в кровать. А утром соскакивал с нее и бежал в офис, порою отказывая себе в завтраке. Лучше поспать лишние полчаса, чем готовить яичницу или кашу.

Борис последние два года жил в Эмиратах. Квартира его располагалась в Дубай-Марине, престижном районе города. Она не принадлежала ему – апартаменты предоставляла фирма, как и автомобиль бизнес-класса, но Боря редко пользовался им. До офиса ему быстрее было доехать на метро, а полноценные выходные он позволял себе пару раз в месяц. И тогда садился в свой белоснежный «Мерседес» и отправлялся в Абу-Даби. Там было спокойнее, по его мнению, красивее, а еще в столице Эмиратов жила женщина, в которую Борис был влюблен. Звали ее Фати, амбициозная и отлично образованная турчанка, она работала так же много, как и он, поэтому виделись молодые люди реже, чем им хотелось бы, но раз в неделю обязательно. Иной раз только для того, чтобы вместе пообедать и подержаться за руки. Благо от Дубая до Абу-Даби езды полтора часа, а у Фати тоже имелось шикарное авто.

Она трудилась юристом. Борис – программистом. Ему платили значительно больше, и Фати считала – это потому, что он мужчина. На самом же деле в технологичный век люди его профессии более востребованы. Тем более в городе будущего, Дубае. Но Боре рады были бы где угодно. Предлагали работу и в Штатах, где он стажировался, и в Сингапуре, но его поманил Ближний Восток.

В Дубае Боря бывал и до этого. Приезжал в гости к другу, с которым сблизился в Америке. Его звали Али. Внучатый племянник шейха Шаржи, толковый, но легкомысленный парень, слыл любимцем кузин, тетушек и бабушек, но у эмира был не в почете. Али отказался учиться на финансиста, предпочтя этой уважаемой профессии несерьезную – дизайнера интерьеров. И то, что он оформил ресторан в Сиэтле и модный клуб уже на родине, в ОАЭ, ничего не изменило. Шейх считал внучатого племянника вертопрахом, прожигателем жизни. Тот, надо отметить, во многом отвечал данной ему характеристике. Любил тусить, тратить, пить, гулять, но… Али был очень талантливым декоратором, а когда работал, отдавался делу на сто процентов. Боря считал его своим корешом. И когда он только переехал в Дубай, приятели часто проводили время вместе: на яхтах, в клубах, в пустыне, гоняя на квадроциклах. Но Боря через пару месяцев понял, что нужно выбирать между работой и веселым досугом, и отдалился от Али. Тот не обиделся, все понял, а вскоре женился на чудесной девушке, которую выбрал для него отец. Через десять месяцев в семье появилось пополнение, дочка Лейла. И ее рождение Али отмечал не только с семьей, но и с многочисленными друзьями. На одной из вечеринок присутствовал и Боря. То есть они остались корешами, что не могло не радовать.

Борис встал с кровати, на которой валялся, и подошел к окну. Хотел полюбоваться наконец панорамой, чтобы отвлечься от грустных мыслей, но… Не смог отвлечься и, как следствие, полюбоваться. Этому еще и слезы помешали. Они застилали глаза, и всегда четкая, насыщенная цветами и формами картина превратилась в бездарную абстракцию. Боря плакал третий раз за свою взрослую жизнь, а она у него началась в пятнадцать, когда умер отец.

Он был настоящим главой семьи, работящим, ответственным, внимательным ко всем: жене, сыну, дочери, теще, которая жила с ними, а точнее, они с ней. Когда папы не стало, Боря, поплакав над его гробом, решил, что пришла его пора становиться взрослым. Теперь он, как единственный мужчина, должен взять ответственность за семью. А еще достроить загородный дом, о которой мечтал папа, но успел только коробку возвести. Думал, встретить в нем с супругой старость, но умер от инфаркта, не дожив до сорока пяти.

С тех пор прошло тринадцать лет. Борис достроил дом, куда перевез маму и дал ей возможность не заботиться о хлебе насущном, выдал сестру-погодку замуж, свозил бабушку в Германию, где ей заменили сердечный клапан. Он выполнил свой долг главы семьи, и это ему нелегко далось. Нужно было еще и своим развитием заниматься: доучиваться в школе и работать, получать высшее образование и работать, стажироваться в Америке и работать, так как денег стажеры не получали, только жилье, неограниченное количество кофе и, что самое главное, бесценный опыт.

В двадцать пять Борис немного выдохнул, но ненадолго. Оказалось, что он сам ничегошеньки не нажил, кроме опыта, как жизненного, так и профессионального. У него никакой собственности. В их трешке по-прежнему многолюдно. Сестра с мужем и дочкой-крохой переехали в нее, потому что устали мотаться по съемным. Бабушка жила то с ними, то с дочкой за городом. Хотела бы освободить квартиру для молодой семьи, да хворала часто, а хорошая поликлиника располагалась в их дворе.

И Боря снова ринулся в бой. Заключив трехгодичный контракт с одной из ведущих строительных компаний Эмиратов, он обеспечил себе не только комфортное настоящее, но и безбедное будущее. Его зарплата исчислялась тысячами долларов, а тратил он меньше половины. Плюс премии, которые считал неприкосновенными. За первый год Борис смог скопить на своем депозите сто кусков. Их уже хватало на квартиру в Москве, пусть и скромную. А если вложить в стройку, то можно рассчитывать на прекрасные апартаменты, которые как раз будут готовы к возвращению в Россию. Но Боря не знал, захочет ли этого. Поэтому не торопился. Его деньги копились и были надежно защищены. Быть может, когда закончится контракт, он женится на Фати, они вместе переедут в Турцию, где приобретут квартиру в Стамбуле и дом на побережье. Она родит ему детишек, а он будет с ними сидеть, когда жена работает, доказывая всем, что женщина создана не только для того, чтобы производить потомство и хранить домашний очаг.

…Зазвонил телефон. Боря глянул на экран. Али.

– Привет, – бросил Боря в трубку, приняв вызов.

– На пиво нет? – ответил ему друг по-русски. Он заучил множество расхожих фраз, а также матерных слов.

– Как дела?

– Пока не родила.

Боря рассмеялся, невзирая на то, что ему было невероятно грустно.

– Ты куда пропал? – перешел на английский Али. – Не звонишь уже несколько дней, а когда мы виделись последний раз, я даже не могу вспомнить.

– Недавно. На вечеринке, устроенной тобой на яхте по случаю рождения Лейлы.

– Она была три месяца назад.

– Надо же, как время летит, – пробормотал Боря. – Ты извини, кореш, – это слово Али, естественно, выучил одним из первых и произносил без акцента, – я весь в работе погряз. Рабом себя не назову, ведь мне отлично платят, но вольным человеком себя тоже не ощущаю.

– Кореш, что случилось? Ты никогда не жаловался…

– Этим утром умерла моя бабушка.

– Пусть Аллах упокоит ее душу. Я скорблю вместе с тобой. – Это он сказал по-арабски, но Боря его понял. – Чем могу помочь?

– Увы, ничем. Я даже напиться с горя в твоей компании не могу – мне вставать утром, чтобы ехать в Аджман. Новый квартал «умных домов» сдается в конце этого месяца, и мы впахиваем по десять-двенадцать часов.

– Ты не поедешь на похороны? – удивился Али.

Он знал, как Боря любит бабушку. Да и в последний путь проводить ближайшего родственника – это святое.

– Не могу. Не отпускают.

– Даже на пару-тройку дней?

– После сдачи объекта хоть на неделю. Я ведущий специалист, и вся ответственность за «ум» квартала на мне. Но я мог бы поручить многое своему заму и контролировать его дистанционно.

– Ты сказал об этом боссу?

– Конечно. Но он ничего не хочет слушать. Тычет меня мордой в контракт, в котором нет пункта о том, что я могу потребовать отпуск на случай смерти ближайшего родственника. Попросить – да. Но в данный момент мое отсутствие может отрицательно сказаться на делах фирмы. Так что… – Боря резко замолчал, потому что понимал – еще слово, и голос задрожит. А он не хотел проявлять слабость даже перед корешом.

– Борис, я отключусь на некоторое время, мне пару звонков надо сделать. Я наберу, как только освобожусь. Хорошо?

– ОК, кореш. Звони в любое время, не знаю, смогу ли сегодня уснуть.

Закончив разговор, Борис швырнул телефон в кресло и отошел от окна. Пометался между спальней и кухней. Выбрал ванную комнату. В ней установлено шикарнейшее джакузи, а он в ней лежал пару раз, и всегда с Фати. Сейчас ему не помешает расслабляющая ванна. Борис пустил воду, бросил ароматной соли. Но когда джакузи наполнилось, а это произошло за считаные минуты, он в нее не полез. И вино, что налил себе в хрустальный бокал, вылил в раковину. Он не хочет любоваться панорамой Дубай-Марины, нежиться в пене, смаковать выдержанное «Совиньон», потому что все это уместно в минуты довольства жизнью. А Боре плохо. Он страдает, и его могло бы отвлечь действие. Если бы большой босс отпустил его, он уже сидел бы в аэропорту в ожидании рейса, а утром был дома. Там мама, сестра с мужем, племянница и… бабуля. А если точнее, ее тело. Старикам не делают вскрытие, если смерть ненасильственная, и позволяют родственникам решать, где они хотят оставить тело до погребения: в специальных «скорбных» местах или дома. Борина родительница и его сестра решили, что бабушка до последнего останется в квартире, где выросла и она, и ее дочь, и внуки…

У нее было чудесное имя – Любовь. Или, как ее называли в семье еще в те далекие времена, когда в проекте не было ни то что Бори, но и даже его мамы, Либе. Отец бабули прошел всю войну, был адъютантом самого маршала Жукова, а в пятидесятых с семьей жил в ГДР несколько лет. Он очень хорошо знал немецкий, учил этому языку и жену, и дочь. Первая противилась. Ей не нравилось, как он звучит, она считала немецкий агрессивным. Да и на кой он ей? Живут на советской стороне Берлина. Если фрицы хотят общаться с победителями, пусть осваивают русский. А Любочка запоминала все слова и выражения. Она еще до переезда в ГДР могла худо-бедно вести диалог. А уж как обосновались в Берлине, так начала шпарить по-немецки не хуже детей дипломатов, что в спецшколе обучались. В освоении немецкого, кроме отца, ей помогал местный мальчишка, с которым она очень сблизилась. Ганс, кажется. Или Хайнц. Он перевел ее имя на родной язык – Liebe, а за ним подхватили мама и папа. Так Любочка и для своих стала Либе.

Семья вернулась в СССР в пятьдесят пятом. Бабушке тогда было четырнадцать (она родилась первого июня, а двадцать второго началась Великая Отечественная война). Через четыре года Либе поступила в МГИМО. По окончании вуза работала переводчиком. Замуж вышла по тем временем поздно, в тридцать. Родила дочь. Супруг был значительно ее старше, чуть ли не вдвое, имел не только сына от предыдущего брака, но и внуков. Поэтому Любочка рано овдовела и больше замуж не вышла. А могла бы. У нее всегда имелись поклонники. Либе с возрастом не утратила ни очарования, ни стройности, ни легкости нрава. Когда лежала в больнице, где ей оперировали сердце, шутила с медперсоналом и отвечала на заигрывания одного из пациентов. Губки подкрашивать также не забывала. И казенный халат из простенького ситца драпировала богатыми шалями или накидками, что привезла из дома.

Либе обожали все члены семьи. Не только кровные родственники: родители, дочь, внуки, – но и зять, муж Бориной сестры Дашутки. Оба жили на ее территории, но не тяготились этим. Правда, немного Любовь Васильевну побаивались. Бабуля не терпела не то что крика, даже разговоров на повышенных тонах. В ЕЕ доме никто не смел ссориться, только решать спорные вопросы путем цивилизованного диалога. А еще нельзя без спроса трогать вещи Либе. Каждая была неприкосновенной.

…Снова затренькал телефон. Звонил Али. Оказалось, что прошло уже больше получаса с того момента, как они закончили разговор.

– В Аджмане тебе во сколько нужно быть? – спросил друг.

– В девять.

– Приезжай к семи, бери помощника. Раньше начнете, раньше закончите.

– А куда мне торопиться?

– На самолет. Тебя отпускают на три дня. Все они будут твоими, если вылетишь завтра же. Но вернись обязательно к сроку, я за тебя поручился.

Боря понял, что Али обратился к эмиру, чтобы тот похлопотал за него. Поступок настоящего друга.

– Кореш, спасибо тебе огромное! – с чувством проговорил Борис. – Ты не представляешь, как для меня важна эта поездка…

– Я тоже обожаю свою бабушку. И когда Аллах заберет ее душу, я прилечу из любой точки мира, чтобы проститься с ней.

– Надеюсь, я успею. Сейчас высокий туристический сезон, и билетов на прямые рейсы может не быть.

– Я тебе не все еще сказал. В Москву ты летишь из аэропорта Шаржи на личном самолете шейха.

– Ты серьезно?

– Нет, блин, – «блин» прозвучало по-русски, – шучу в такой неподходящий момент.

– Но как тебе удалось уговорить своего сиятельного родственника одолжить самолет? Ты же у него в немилости.

– Он подобрел по отношению ко мне. Я теперь женат, у меня ребенок. Дурю меньше, работаю больше. Но с самолетом просто удачно вышло – как раз завтра доверенные лица шейха летят в Москву. Так что не переоценивай мои старания.

– Все равно я безмерно тебе признателен. Даже не знаю, чем смогу отблагодарить…

– Матрешку привези. Лейла подрастет, играть с ней будет.

На том и распрощались. А в шесть часов вечера следующего дня Боря улетел в Москву.