Читать книгу Фауст. Сети сатаны - Оливер Пётч - Страница 6

5

Для Иоганна начались непростые дни, самые напряженные за всю его прежнюю жизнь. Поначалу они не трогались с места и стояли лагерем в лесу. Погода испортилась настолько, что двигаться дальше все равно было невозможно. Дорога превратилась в непроходимое болото, колеи наполнились водой. Дождь лил почти не переставая, а иногда падал град величиной с голубиное яйцо. Иоганн между тем показывал Тонио все фокусы, какие знал. Чаще всего наставник лишь устало отмахивался или прерывал его недовольным ворчанием. Тонио показал себя суровым учителем, не терпел небрежности и бранил за малейшие помарки.

– Проклятье, и ты называешь это фокусом? – ругался наставник и лупил Иоганна тростью. – Я видел, как ты спрятал монету! Еще раз, и закатай рукава, черт возьми! Или ты хочешь, чтобы в ближайшей деревне тебя уличили в обмане и вздернули? В третий раз я тебя спасать не стану!

И после второй, и после третьей попытки на Иоганна сыпались удары. То же самое было и с карточными трюками, даже с теми, которые он, как считал сам, мог исполнить с завязанными глазами. Усталый, голодный и больной от постоянной сырости и холода, Иоганн стал ошибаться в простейших фокусах.

– Ты что, хочешь меня опозорить? – ругался Тонио. – Смотри, как надо!

Он отобрал у Иоганна колоду, перебросил карты из одной руки в другую, развернул веером, и в руке у него остались лишь короли. Потом сложил колоду, снова раскрыл веером, и теперь это были дамы.

– А теперь ты! – Он вернул карты Иоганну.

Тот неуклюже рассыпал карты, и трость снова со свистом рассекла воздух.

Скоро у Иоганна так заболели руки, что он не мог даже держать карты. Наставник выгнал его под дождь, жонглировать шарами. Шары были сработаны из тяжелого дуба и выкрашены в красный, синий и золотой. Если он ронял шар, Тонио швырял им в него. После нескольких неудачных попыток на голове у Иоганна выросла здоровая шишка и каждый мускул отзывался болью.

– Три шара – это пустяки! – кричал Тонио. – Так любой крестьянин сможет. Ты должен управляться по меньшей с четырьмя, а то и с пятью!

По вечерам они упражнялись в игре с наперстками. Тонио придавал ей большое значение, и поэтому они посвящали упражнениям значительную часть времени. На небольшом ящике внутри повозки лежали три ореховых скорлупки и горошина. Горошину клали под одну из скорлупок, после чего быстро меняли местами, и жертва должна была угадать, где спрятана горошина. Иоганн передвигал скорлупки по ящику, и Тонио следил за каждым его движением.

– Очень важно вначале дать игроку выиграть, – поучал астролог. – Пусть почувствует уверенность, а уж потом его можно доить. Только когда на столе окажется достаточно монет, наступает твой час. Понятно?

Игра в наперстки давалась Иоганну легче всего, и Тонио скоро оставил упражнения. При этом он неоднократно предостерегал юношу от излишней самоуверенности и, что самое странное, ни разу не просил повторить трюк с яйцом. Можно было подумать, наставник не хотел, чтобы ученик совершенствовался в трюках, которыми тот сам не владел.

Каждый вечер сразу после заката, побитый и униженный, Иоганн засыпал у костра. Тонио тем временем раскрывал какую-то книгу и, беззвучно шевеля губами, бормотал себе под нос, словно учил наизусть целые страницы. Иоганн спал крепко и без сновидений. Впервые за долгое время ему перестали сниться Мартин и Маргарита. Но с первыми солнечными лучами пытка возобновлялась.

Они оставались в лесу почти две недели, пока Иоганн не усвоил самые важные фокусы и трюки. Только когда погода немного наладилась, они двинулись в путь, на юго-восток.

Последующие дни были похожи один на другой. Дождь почти не прекращался – он то накрапывал, то лил как из ведра. Упражнялись теперь по вечерам и, как правило, до поздней ночи. Почти весь день они проводили в пути, продвигаясь в направлении Ульма, ночевали всегда в стороне от дороги и поднимались с рассветом. Тонио спал внутри повозки, Иоганн вынужден был довольствоваться старым одеялом и теплом от костра. Ночи стояли холодные и сырые, и порой он так замерзал, что просыпался в ознобе. Кроме того, Иоганн был простужен, у него постоянно текло из носа, голова гудела. Но наставник не знал жалости. Только в дороге, когда повозка катила по почтовому тракту, юноша мог немного отдохнуть.

Каждое утро после скудного завтрака он должен был накормить и взнуздать лошадь. После этого они продолжали путь, пока не попадалась очередная деревня или крупное селение. Если там имелась базарная площадь, они направлялись туда. Но чаще останавливались на грязной улице рядом с церковью, где их сначала окружала детвора, а потом и остальные жители.

Следующие несколько часов Тонио принимал посетителей в своей повозке. Иоганн тем временем зазывал народ, показывал фокусы, жонглировал шарами и возвещал громким голосом, что прославленный астролог и хиромант Тонио дель Моравиа, магистр семи искусств и хранитель семи печатей, готов предсказать будущее любому желающему. Довольно скоро перед повозкой выстраивалась очередь. За несколько крейцеров Тонио читал страждущим по руке или наскоро составлял гороскопы. Иоганн между тем выуживал деньги у желающих сыграть в наперстки. В полдень, когда толпа редела или появлялся кто-то из властей, староста либо его стражники, они убирались прочь. А вечером снова останавливались в лесу и продолжали упражнения. И так изо дня в день.

Такая жизнь была не из легких, но и скверной Иоганн ее не назвал бы. Со временем он смог бы ее полюбить. Смог бы даже без ропота сносить побои и вечные придирки наставника – если б не проклятая волынка.

Иоганн возненавидел ее, она напоминала ему упрямого осла. Волынка представляла собой зловонный мешок из козьей кожи, из которого торчали несколько трубок. Так называемая бурдонная трубка издавала противный вой, а из мелодической трубки следовало извлекать мелодию, которая звучала не менее ужасно. Третья трубка напоминала длинную флейту, а с помощью четвертой, самой короткой, нужно было надувать мех.

Как Иоганн ни старался, ему не удавалось извлечь из нее нормальной мелодии. Получались лишь жалобные завывания или ужасающий рев, отчего Тонио всякий раз хватался за голову.

– Mon dieu, ты хочешь перебудить всю округу? – бранился он. – На такую музыку сбегутся разве что волки! Ты совсем не стараешься, черт тебя подери! На волынке любой сумеет сыграть.

Но, сколько б Иоганн ни мучился, ничего лучше играть он не стал. Однако наставник все равно заставлял его упражняться каждый вечер. Для этого юноша в любую погоду вынужден был уходить далеко в лес, где и терзал инструмент. Он понимал, что душераздирающие звуки разносятся по всей округе и наставник всегда мог определить, когда ученик прерывался. Если паузы затягивались, Иоганн оставался без ужина. Как и в том случае, если Тонио бывал недоволен его кошачьим концертом. Когда бранился наставник, ему вторили птицы в клетке, поднимали гомон и хлопали крыльями, словно насмехались над Иоганном. Он с огромным удовольствием свернул бы шею ворону, но опасался, что Тонио потом сделает то же самое с ним.

Когда астролог в очередной раз обрушился на него с придирками, у Иоганна наконец лопнуло терпение.

– Если у меня все так скверно выходит, почему же вы сами не играете на волынке? – огрызнулся он. – А еще лучше – взбирайтесь сами на сцену и показывайте свои фокусы, как делали раньше! Зрители наверняка придут в восторг!

– Ты… что себе позволяешь, сопляк?

Тонио пришел в ярость. Лицо его налилось кровью; казалось, еще секунда, и разразится буря. Но в тот же миг он взял себя в руки, и губы его растянулись в озорливой ухмылке.

– Всему свое время, – произнес он. – Есть ученики, и есть наставники. Если наставник станет брать на себя работу ученика, то лишь навлечет на себя насмешки. А если ученик станет передразнивать наставника, не миновать беды.

– Но я тоже хочу научиться составлять гороскопы и читать по ладони! – протестовал Иоганн. – Почему мне нельзя находиться в повозке, когда вы предсказываете?

– Как я уже сказал, всему свое время. – Тонио бросил ему волынку. – Как сказано у Екклесиаста? Время молчать, и время говорить… А теперь ступай в лес и продолжай заниматься, ученик. Если услышу, как завоют волки, сегодня снова останешься без ужина.

* * *

Так прошел ноябрь, и с наступлением декабря выпал снег. Крайхгау и Вюртемберг уже давно остались позади. Межевые камни подсказывали путникам, когда они пересекали очередное графство, герцогство, епископство или рыцарское владение. Если дорогу им преграждала река, часто приходилось выплачивать мзду за проход через мост. Нередко платой служил составленный наскоро гороскоп или кружка вина. Тонио рассказывал Иоганну, что Священная Римская империя состояла из сотен мелких государств.

– Тут каждый сам себе хозяин и никому нет дела до других, – ворчал он. – Вот Франция, там другое дело, и Париж – это пуп земли. Но таковы уж немцы: у них мир вращается вокруг ближайшего кабака.

Край, который они сейчас пересекали, назывался Альбигой, или Алльгой. Это была холмистая и суровая местность, жители которой хоть и говорили по-немецки, но Иоганн их совершенно не понимал. Пили они кислое темное пиво, совсем не такое, к которому Иоганн привык в Крайхгау. Родные края теперь остались лишь в воспоминаниях, да и те уже подернулись туманом. Только по ночам, когда черное, беззвездное небо нависало над ним словно саван, его одолевала тоска по дому и он вспоминал маму, Маргариту и Мартина.

Чтобы как-то отвлечься, Иоганн брал с собой в лес не только волынку, но и нож, который подарил ему Тонио. Значение букв, выгравированных на рукояти, по-прежнему оставалось для него загадкой.

G d R…

Иоганн не решался спрашивать об этом Тонио. Ему не хотелось, чтобы наставник опять допытывался, почему он тогда не зарезал этим ножом мерзавца в монашеском одеянии. Юноша и так чувствовал себя в глазах Тонио трусливым и малодушным.

Это был метательный нож, и потому Иоганн упражнялся, бросая его в сухие стволы деревьев. Поначалу выходило ничуть не лучше, чем с волынкой, но со временем он приспособился, и броски стали заметно лучше. Иногда Иоганн представлял себе лица на стволах – Людвига, старших братьев или отчима. Он чувствовал, как с каждым новым броском внутри него вскипает ненависть, и скоро от ярости на лбу у него выступал холодный пот. Тогда он убирал нож в карман и с трудом переводил дух.

Ледяной ветер гулял над полями, и с голых деревьев свисали, подобно кинжалам, длинные сосульки. Далеко на юге вздымались горные цепи, отвесные вершины были укрыты снегом. Иоганн смотрел на них и думал, что где-то там, по ту сторону, раскинулись Рим и Венеция. Просто удивительно: как паломникам удавалось преодолеть эту стену из камня и льда? До сих пор Тонио ни разу не заговаривал о цели их путешествия, но Иоганну не верилось, что они предпримут переход через горы в самый разгар зимы.

Теперь путники хотя бы ночевали не под открытым небом, а в трактирах, разбросанных вдоль дороги. Зачастую это были вновь отстроенные почтовые станции, которые располагали определенными удобствами. Они попадались через каждые двадцать миль, чтобы курьеры могли сменить лошадей или передать следующему посыльному сумку с письмами. Таким образом, за день можно было покрыть сотню миль – в сравнении с их повозкой такая скорость представлялась Иоганну чем-то совершенно немыслимым.

Тонио вел себя как знатный господин и в трактирах всегда требовал лучшую комнату. Иоганн, будучи учеником, ночевал в конюшне, рядом с повозкой. Там, по крайней мере, было тепло и он мог спокойно отдохнуть. Вот если б еще птицы в клетке не досаждали своими пристальными взглядами… Казалось даже, что они сторожили его, а потом докладывали обо всем хозяину.

Теперь Тонио нередко принимал страждущих прямо за столом в трактире, как это уже было в Книтлингене. Всякий раз, когда прославленный магистр Тонио дель Моравиа раскладывал на столе свои книги и пергаменты со странными письменами и рунами, вокруг него мгновенно собиралась толпа. Переплетенные в старую кожу фолианты были частью представления – глядя на них, люди понимали, что перед ними ученый человек. Теперь Иоганну впервые представилась возможность посмотреть, чем же занимался его наставник.

Способов предсказывать будущее существовало довольно много. Как правило, Тонио читал по ладони, водя при этом по линиям и бормоча таинственные формулы. Если перед ним была молодая девушка, он говорил: «Посмотри, пояс Венеры и линия сердца пересекаются прямо на холме Луны. Хороший знак! Не позднее следующей весны тебя поведет к алтарю красавец жених». Если же он имел дело с пожилым человеком, предсказание звучало так: «Линия жизни часто ветвится, но тянется к основанию ладони. Благословением Бога тебя ждет долгая жизнь, богатая на события».

Вот что Тонио и называл искусством хиромантии. Как правило, наставник сулил хороший урожай на будущий год, скорую свадьбу или денежное благополучие. И никогда не предсказывал тяжелые удары судьбы или смерть.

Тем, кто готов был заплатить, Тонио предсказывал судьбу по воде или по языкам пламени в очаге. Эти таинственные искусства назывались гидромантией и пиромантией. Кроме того, наставник мог читать по облакам, по картам или кристаллам.

Порой кто-то просил составить гороскоп, хоть и случалось это довольно редко. В основном это были богатые горожане, деревенские старосты и бургомистры, а однажды к нему явился даже почтенный аббат. Тонио просил назвать день и место рождения и, получив эти сведения, запирался у себя в комнате. Он проводил там всю ночь и следующим утром спускался в зал с мелко исписанным листком бумаги. Выглядел он при этом очень бледным, как будто вовсе не смыкал глаз. На листках Иоганн видел круги и фигуры животных, о значении которых оставалось только догадываться. Но заказчики неизменно оставались довольными.

Больше всего Иоганну хотелось узнать, чем наставник занимался у себя в комнате. Но, сколько бы он ни просил, сколько бы ни напирал, – гороскопы оставались для него тайной. Заглядывать в книги Иоганну также запрещалось. В дороге Тонио прятал их в сундук под лавкой и запирал на тяжелый замок. На постоялых дворах он брал их с собой в комнату. Иоганн подозревал, что книги эти очень старые – и очень дорогие.

Крупных селений они сторонились, что стоило им лишних дней в пути. Всякий раз, когда Иоганн заговаривал об этом, наставник лишь хмуро качал головой.

– Здешний народ не очень-то жалует хиромантов и астрологов, – говорил он. – Это суровые и суеверные люди, некоторые принимают нас за колдунов и даже некромантов. Незачем рисковать. Не хотелось бы угодить на костер – хотя в такой холод это было бы не так уж скверно… Скотская погода!

* * *

В середине декабря их настигла такая вьюга, какой Иоганну переживать еще не доводилось. Снежная крупа царапала лицо, ветер рвал на нем плащ. Иоганн ничего перед собой не видел, и порой ему даже казалось, что он внезапно ослеп. Дороги замело, и Иоганну то и дело приходилось слезать с повозки и под ругань наставника разгребать снег лопатой. Они едва ползли, за каждым поворотом их ждал новый сугроб, и вьюга завывала, словно в насмешку над ничтожными смертными.

К вечеру повозка намертво увязла в глубокой колее, и, чтобы выбраться, понадобилось несколько часов. Старый мерин мотал головой и встряхивал гривой. Казалось, бедное животное не пройдет и пяти миль.

– Проклятье, если б ты не прицепился ко мне, я бы давно был в теплых краях, по ту сторону Альп! – бранился Тонио, и голос его тонул в завываниях ветра. – В такое время нельзя задерживаться в пути! Но нет же, приходится разжевывать тебе простейшие фокусы… К счастью, я знаю один трактир неподалеку, можно будет перезимовать там. Ну, пошевеливайся! Или хочешь совсем тут околеть?

Он вспрыгнул на козлы и щелкнул кнутом. Мерин неохотно тронулся с места. При мысли, что следующие несколько недель они смогут греться у камина, у Иоганна потеплело на сердце. Эта борьба со снегом и холодом наконец-то останется позади! И Рождество они отметят в трактире за кружкой пряного вина. Быть может, Тонио выделит ему место в комнате и позволит заглянуть в свои книги…

Уже давно стемнело, когда сквозь снежные вихри наконец показались огни деревни. За ними черными великанами высились горы, безмолвные и неодолимые. Тонио подстегнул мерина, и полчаса спустя они миновали первый дом. В центре деревни находился постоялый двор с конюшнями и хозяйственными пристройками. Дома обступали трактир кругом, образуя своеобразную крепость с единственным входом.

– «Черный орел», – объявил с ухмылкой Тонио и спрыгнул с повозки; за последний час настроение его заметно улучшилось. – Лучший трактир между от Кемптена до Инсбрука! Мне уже довелось раз перезимовать здесь. У них неплохие комнаты, свежие постели, почти без блох и вшей. С вином и едой тоже обстоит неплохо. Сам кайзер как-то раз останавливался здесь во время паломничества в Рим.

Через маленькие оконца можно было заглянуть внутрь. Из трактира доносились смех и музыка, в теплом свете все выглядело уютно и приветливо. Иоганн потер озябшие руки. Он уже предвкушал, как согреется кружкой горячего вина. Тонио постучал в ворота, и через несколько мгновений изнутри послышался голос:

– Кто еще явился в такой поздний час? Вы не курьеры, иначе протрубили бы в рог.

– Почтенный магистр Тонио дель Моравиа, астролог и хиромант, мастер семи искусств, просит приюта! – ответил Тонио громким, повелительным голосом. – Я ищу место, где перезимовать; готов хорошо заплатить и продемонстрировать свои легендарные умения!

Изнутри послышались возбужденные выкрики, затем торопливые шаги. Скрипнул засов. В воротах стоял лысый толстяк с маленькими свиными глазками и в фартуке. Он оглядел Тонио и Иоганна, при этом беспокойно переступая с ноги на ногу.

– Я тут хозяин, – произнес он, чуть запинаясь. – И с прискорбием должен сообщить, что приютить мы вас не сможем. Во всяком случае, не на зиму. Но до утра можете чувствовать себя как дома.

Ухмылка застыла на лице Тонио.

– То есть как? – спросил он резко.

– Ну, как бы вам сказать… – Трактирщик принялся теребить фартук. – Почтенный магистр, к сожалению, вы явились слишком поздно. Мы уже предоставили комнату одному астрологу. А сразу два человека вашего сорта, кхм, вы же понимаете… Боюсь, это породит сплетни.

– Другой астролог? – Голос Тонио вобрал в себя весь холод бушующей вьюги. – И кто же это?

– Он называет себя Фройденрайхом фон Хоэнлоэ, артистом и бродячим доктором. Говорит, что он единственный настоящий из белых магов.

– Фройденрайх фон Хоэнлоэ? – Тонио ядовито рассмеялся. – Я слыхал про этого малого. Беспутный мошенник. Обирает людей и продает им мази из медвежьего дерьма.

Трактирщик поморщился.

– Он и моей супруге продал такую мазь. Она жаловалась на боль в суставах. Ну, боли, по крайней мере, прошли. И гороскоп, который он составил для меня, сулит много хорошего.

– Сплошное вранье! – наседал Тонио на корчмаря. – Вышвырните его и предоставьте комнату мне!

– Не могу! – Трактирщик всплеснул руками. – Он заплатил вперед. Поймите же, прошу вас! Все, что я могу предложить вам, это комната на ночь. Завтра вам придется уехать, иначе у меня будут неприятности.

Тонио долго молчал. Иоганн уже решил, что наставник без лишних слов развернется. Но потом тот все-таки снизошел до ответа.

– Что ж, ладно, – негромко произнес астролог. – Мы воспользуемся вашим гостеприимством и останемся на ночь. Но клянусь, что бы ни напророчил вам этот Фройденрайх, ничего не сбудется.

Тонио вручил оробевшему трактирщику поводья и шагнул во двор. Иоганн уныло поплелся следом. Он так надеялся, что они останутся здесь на всю зиму! Но завтра им придется двигаться дальше. И куда им теперь податься?

Сам трактир располагался по левую руку от двора, и внутри было так тепло, что у Иоганна сразу выступил пот на лбу. В зале набилось полно народу. Крестьяне слушали молодого музыканта, который играл на скрипке. На вид Иоганн не дал бы ему и тридцати, а одет он был пестро, по моде менестрелей – когда правая половина костюма цветом отличалась от левой. На столе перед ним стояли в ряд несколько горшков и флаконов, рядом лежали свернутые пергаменты и переливался в свете огня хрустальный шар. Тонио посмотрел на соперника, и тот перехватил его взгляд. Музыкант насмешливо улыбнулся и чистым, высоким голосом запел задорную песенку:

Люди хлопали и плясали. Никто не обратил внимания на высокого и худого гостя в широкополой шляпе и черно-красном плаще, стоявшего в дверях.

– Так-так, прославленный Фройденрайх фон Хоэнлоэ, – прошипел Тонио. – Ну, петь он никогда не умел. Впрочем, как и предсказывать будущее.

– Вы его знаете? – спросил Иоганн.

– Несколько раз сталкивался с ним в дороге. Молокосос величает себя чародеем. А на деле это обыкновенный шарлатан, бродячий певец. Он попросту обирает людей. И по его милости я лишился квартиры на зиму… – Он наблюдал за музыкантом, сомкнув губы в тонкую линию. – Фройденрайх… на редкость дурацкое и неподходящее имя. Не сыскать ему счастья в этих суровых краях, о нет!

От этих слов Иоганна вновь пробрала дрожь.

* * *

Им досталась последняя свободная комната – жалкая дыра под самой крышей. В ней, по всей видимости, никогда не убирали. Солома в подушках была старая и пахла плесенью. В свете сальной свечи Иоганн видел, как в постели копошатся блохи и клопы. В этот раз наставник по непонятной причине позволил ему спать в комнате. Клетку с птицами тоже взяли с собой. Она стояла в углу, и вороны беспокойно хлопали крыльями. Казалось, они чувствовали ярость и напряжение хозяина.

Поначалу Тонио молча сидел на кровати, уставившись в стену. Стоило Иоганну лишь кашлянуть, как он властно вскинул руку.

– Помолчи, мне надо подумать! – проворчал наставник. – Или хочешь, чтобы мы померли от холода? Нам нужна квартира на зиму, а в этих местах я не знаю другого трактира, где были бы рады астрологу и его бестолковому подмастерью.

В конце концов Тонио, похоже, принял решение. Он хмуро кивнул.

– Кажется, я знаю одно место. До него отсюда миль тридцать, в такую погоду это два-три дня пути. Если чуть затянуть пояса, можно дотянуть до весны… – Он вдруг ухмыльнулся. – Может, сама судьба ведет нас туда. В любом случае там ничуть не хуже, чем в этой дыре.

Настроение у Тонио резко улучшилось. Трактирщик принес им бутылку вина, ветчину и плесневелый сыр. Ужинать в общем зале астролог отказался. Он наполнил две кружки и пододвинул одну Иоганну.

– Выпей, тебе надо согреться.

Юноша с благодарностью взял кружку и сделал несколько глотков. Еще ни разу наставник не предлагал ему вина. По телу сразу разлилось приятное тепло. К нему вернулись жизненные силы, и Иоганн чувствовал себя уже не таким жалким. Он украдкой посмотрел на мешок с книгами, которые Тонио, по своему обыкновению, взял в комнату. Наставник заметил его взгляд и рассмеялся.

– Книги не дают тебе покоя, верно? Ты смышленый парень, хотя с волынкой тебе ничего не светит… Ну да ладно! Музыкантами я сыт по горло. Думаю, можно немного позаниматься, – Тонио подмигнул Иоганну. – Посмотрим, чего ты стоишь.

Он порылся в мешке и вынул одну из книг. Это оказался потрепанный фолиант с рисунками и схемами на пожелтевших страницах. Наставник показал Иоганну изображение ладони, исчерченной линиями и кругами.

– Начнем, пожалуй, с хиромантии, – сказал Тонио. – Она принадлежит к искусствам прорицания, третьему пути белой магии. Из всех практик предсказания эта – самая легкая для усвоения, – он показал на линии на рисунке. – Смотри сам. Как ни одна ладонь не похожа на другую, так и всякий человек имеет собственную судьбу. Левая ладонь показывает твои задатки, правая – твое будущее. Взгляни на линию жизни, которая отчерчивает мякоть большого пальца. Она подскажет, сколько сил в человеке, грозят ли ему болезни и какую дорогу он проложит себе в жизни. Любой излом что-нибудь означает, порой даже смерть. Линия головы отвечает за рассудок, линия сердца – за чувства. Зачастую они параллельны друг другу; неровности на них могут означать как несчастье в любви, так и скорую женитьбу.

Иоганн взглянул на свою ладонь и едва ли не впервые присмотрелся к линиям. Ладонь действительно напоминала карту, и линии переплетались на ней, как дороги в неизведанном краю.

– А эта? – Юноша показал на четвертую линию на своей правой ладони. Она тянулась, несколько раз прерываясь, от среднего пальца и вниз. На рисунке эта линия тоже была обозначена и подписана странными буквами.

– О, это особая линия! Линия Сатурна, или линия судьбы. По ней можно узнать предначертанный нам путь. Кто сможет прочесть ее, заглянет человеку в самую душу!

Иоганн прокашлялся.

– Когда я был маленьким, вы уже читали по моей руке. И сказали тогда, что я рожден в день Пророка. Мама тоже об этом говорила. Она утверждала, что я избран Богом. Что она имела в виду? Это тоже можно прочесть по руке?

– Не нужно забегать вперед, мальчик мой, – наставник улыбнулся. – Как я уже говорил, всему свое время. Для начала следует изучить искусство хиромантии. Важно, чтобы ты сам отыскал свой путь.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Тонио стал показывать на круги и линии.

– Смотри, это бугор Венеры. А это бугор Луны, по которому можно узнать о сверхчувственных способностях человека…

Наставник объяснял долго и терпеливо, но ко дню его рождения больше не возвращался. Иоганн и сам скоро забыл о своем вопросе – столь таинственным и многогранным было искусство хиромантии. Он так долго ждал, чтобы Тонио научил его чему-то еще, кроме дешевых фокусов… И все-таки наставник открыл ему одну из своих тайн. Сколько их еще было сокрыто в книгах? И каким еще премудростям ему предстоит научиться?

– Мне бы хотелось попробовать самому, – негромко произнес Иоганн, когда наставник покончил с разъяснениями. – Можно мне посмотреть на вашу ладонь?

Тонио поколебался мгновение, после чего смерил Иоганна насмешливым взглядом.

– По моей ладони ничего нельзя прочесть. Посмотри сам.

Он вытянул руку, и Иоганн, к своему изумлению, не увидел на ладони ни одной линии. Да, имелись и мозоли от тяжелого труда, и маленькие шрамы. Но линии головы, сердца, жизни – ничего этого не было.

Словно кто-то стер карту и сгладил все ее особенности.

Иоганн нахмурился. Как такое возможно? Ладонь наставника была подобна нетронутому пергаменту. Разве он сам не говорил, что любого человека можно прочесть? Что у каждого имеются такие линии?

Тонио быстро отдернул руку и усмехнулся.

– Не волнуйся, тебе еще представится случай продемонстрировать свои умения. Вот в ближайшей деревне и попробуешь. Только не по моей ладони, а какого-нибудь крестьянина. – Он пододвинул к нему книгу. – А теперь хорошенько запомни все линии и бугры. Даю тебе время, пока не прогорит свеча, потом ложимся спать. А завтра с рассветом мы должны убраться из этой дыры.

Иоганн склонился над книгой и принялся изучать линии и их названия. Наставник между тем задумчиво разглядывал его. Время от времени юноша задавал вопросы, и Тонио коротко отвечал. Так пролетели несколько часов. Наконец пламя свечи замерцало, несколько раз мигнуло и совсем погасло. Комната погрузилась во мрак, Иоганн закрыл книгу. Глаза устали, но чтение пошло ему на пользу. Он был рад вновь покорпеть над книгой, как это случалось порой в библиотеке Маульбронна. Иоганн ощущал в себе неутолимую жажду знаний и благодарил Господа, что в тот памятный день Он направил его на юго-восток и свел с Тонио. Наставник еще столько мог преподать ему…

Ночью Иоганн в какой-то момент проснулся. Наставник сидел возле кровати и гладил его по руке. И смотрел на него так пристально, словно хотел пробуравить насквозь. Иоганн чуть было не подскочил, но Тонио мягко удержал его.

– Спи, маленький Фаустус, спи, – прошептал он. – Скоро мы узнаем друг друга поближе. Всему свое время.

Иоганн хотел встать, засыпать наставника вопросами – обо всем, что ему вспомнилось прямо во сне. Но на него навалилась свинцовая усталость. Он камнем рухнул на подушку и мгновенно заснул.

* * *

Ночью Тонио поднялся с постели и подошел к клетке с птицами. Как всегда при виде хозяина, вороны встрепенулись и подняли шум. Невозможно было угадать, делали они это от радости или из страха. Иоганн заворочался в кровати, но не проснулся. Тонио задумчиво запустил руку в мешочек и бросил птицам несколько ломтиков сушеного мяса.

– Мальчишка и впрямь удивителен, – пробормотал он. – Смышленый и любознательный, да еще эти линии… – Он покачал головой. – Возможно, поиски действительно окончены. Такое вполне может быть, ибо звезды не могут лгать. Или я сам ошибаюсь? Бафомет, Азазель, Велиал… Ай, ты что вытворяешь, мерзавец!

Ворон попытался клюнуть его еще раз, и Тонио быстро отдернул руку. Несколько капель крови упали на пол и впитались в солому. Ворон пытливо разглядывал хозяина, поблескивая желтыми глазками.

– Скотина! – прошипел Тонио и слизнул кровь с пальца. – Ты до сих пор не можешь смириться с тем, что дал маху, Бафомет. Но я давал тебе шанс! И ты не оправдал надежд… Ну, кыш!

Тонио ударил по клетке. Ворон хлопал крыльями и исступленно клевал железные прутья.

– Каарр! – кричал он, совсем как человек. – Каарр!

Каарр!

Но хозяин был невозмутим. Он взглянул на Иоганна, который вздрагивал во сне.

– Думаю, отправиться с ним к башне – неплохая идея, – произнес он задумчиво. – А вы как считаете? Там у нас будет необходимое время. К тому же нужно освежить запасы, и я могу охотиться. Мясо уже слишком сухое и жесткое.

Тонио закинул в рот маленький бурый ломтик и принялся жевать.

– О да, запасы нужно пополнить…

* * *

Прошло еще два дня, прежде чем Иоганну выпал шанс погадать кому-то по руке.

Утром снегопад наконец-то прекратился, и путники покинули «Черного орла». Музыканта по имени Фройденрайх они больше не видели, но Тонио задержался у ворот. Он беззвучно, одними губами, произнес какие-то слова, после чего нагнулся и положил рядом три черных уголька.

– Для чего это? – озадаченно спросил Иоганн.

– О, просто оставил сообщение другим магам и артистам, – ответил Тонио, оттирая сажу с ладоней. – Здесь их не ждет ничего хорошего. Хочу избавить народ от ненужных споров и разочарований.

Он вспрыгнул на козлы и щелкнул кнутом. Иоганн оглянулся в последний раз. Над трактиром, словно кулак злобного божества, нависли темные тучи. Перед ними же в лучах восходящего солнца сверкал снег. Вьюга превратила деревья вдоль дороги в ледяных чудищ. Над головой простиралось невероятной синевы небо, и все вокруг было укрыто белым переливающимся одеялом. Воздух был чистый и бодрящий, так что Иоганн мгновенно проснулся.

Ему хотелось знать, что за место наставник выбрал в качестве убежища, однако Тонио хранил молчание. А когда Иоганн заговорил об этом, лишь отмахнулся.

– Думаю, тебе там понравится. Во всяком случае, там спокойно, – он рассмеялся. – Как в могиле! Суеверные крестьяне стараются там не показываться.

Несмотря на всю красоту, стоял промозглый холод, и они с большим трудом продвигались вперед. Путь их лежал на юг, к горам; они достигли первых отрогов Альп. Дорога петляла среди крутых холмов и камней, таких громадных, словно великаны побросали их сюда с вершин. Немногочисленные дворы вдоль дороги словно погрузились в спячку, и окна были наглухо закрыты ставнями. Над трубами поднимался дым, но обитателям этого неприютного края, казалось, не было никакого дела до путников. Когда повозка катила через деревушку, никто даже не выглядывал. Лишь изредка за ставнями мелькала тень и кто-нибудь пугливо смотрел им вслед.

– Что я говорил? – ворчал Тонио. – Они думают, это сам дьявол едет в повозке. Близится день солнцестояния, и тьма берет верх над светом. Народ становится еще суевернее. Надеюсь, они хотя бы продадут нам провианта на зиму.

Иоганн, когда ему становилось холодно, забирался под навес и кутался в шерстяное одеяло. Но там висела клетка с птицами, и ему часто казалось, что они наблюдают за ним. Особенно ворон – с такой злобой мог смотреть только человек.

– Каарр! – кричал он то и дело, словно молил о чем-то. – Каарр! – Этот монотонный крик выводил Иоганна из себя, и, несмотря на холод, он вылезал обратно на козлы.

Вечером второго дня они наткнулись на уединенный крестьянский двор, раскинувшийся посреди лесной поляны. Когда повозка подкатила к добротному каменному дому, собаки подняли лай, но хозяин встретил гостей весьма доброжелательно. Его явно впечатлила кичливая манера Тонио, который пообещал за умеренную плату составить ему гороскоп на весь год. А поскольку в амбарах и кладовых хватало запасов, крестьянин согласился продать им муки, сала, вяленого мяса, лука и небольшой бочонок вина.

Вечером они все вместе сидели в теплой комнате за столом. Дети и челядь робко жались на лавках и не спускали глаз с астролога, который рассказывал крестьянину о своих странствиях и последних событиях. Это тоже входило в плату за ночлег.

– После обучения в Краковском университете я отправился на юг, в Кастилию, где солнце до того жаркое, что люди там черны, как эбеновое дерево, и жестки, как обожженная глина, – рассказывал Тонио, потягивая вино. – Там есть гора, которая зовется Джабал Тарик, и на ее склонах живут маленькие существа, покрытые волосами, с острыми зубами.

Крестьяне слушали, разинув рты, а Тонио продолжал, напустив на себя торжественный вид:

– Затем на корабле я добрался до Крита, райского острова, а оттуда отправился к Константинополь, который позднее захватили богомерзкие язычники. Странствия мои заводили меня в земли, где обитают звери, у которых хвосты растут из пасти, и лошади с шеями, длинными, как деревья.

– А вы не боялись свалиться за край земли? – спросил боязливо крестьянин.

Тонио рассмеялся.

– А вы еще не знаете? Земля вовсе не плоская, а представляет собою шар! Еще в этом году я видел в Нюрнберге глобус, на котором обозначены все страны этого мира.

– Но если она круглая, то люди с другой стороны ходят вверх ногами, – заметил один из батраков и почесал вшивую бороду. – Как же это получается?

– А ты как думаешь, дурья башка? – Тонио повел плечами. – Они носят башмаки с гвоздями, чтобы цепляться за землю.

Крестьяне кивали и переглядывались со знанием дела.

Когда стало совсем поздно, Тонио поднялся из-за стола и потянулся. Кивнул крестьянину на прощание.

– Я, пожалуй, оставлю вас, пойду составлять для вас гороскоп, – сказал он и показал на Иоганна. – Мой ученик составит вам компанию. Он весьма сведущ в искусстве хиромантии. Быть может, кому-то из вас захочется узнать, что уготовила ему жизнь.

Тонио подмигнул юноше и поднялся на верхний этаж, где крестьянин выделил для гостей комнату.

Домочадцы молча и боязливо смотрели на Иоганна. Впервые он на собственной шкуре ощутил, каково это, быть бродячим магом – его презирают и одновременно боятся, его избегают и им восхищаются. Он обладал знанием, недоступным для простого народа. Одно его слово, даже взгляд сулили счастье или бедствия целым деревням и городам.

Так прошло довольно много времени, но в конце концов жена крестьянина подсела к Иоганну и протянула дрожащую руку.

– Урожай в этом году выдался хороший, – сообщила она, запинаясь и с таким выговором, что Иоганн едва понимал ее. – Но в нашу пекарню ударила молния, в тот самый момент, когда я шла с ведром к колодцу. Не ударит ли и в меня молния, если я в непогоду выйду из дому?

Иоганн взял ее правую руку и постарался вспомнить все, чему обучил его Тонио и что было написано в книге. Перво-наперво он потрогал ладонь, узнал, влажная она или сухая, много ли на ней мозолей и морщин. Одно лишь это позволяло сделать определенные выводы. Только потом Иоганн взглянул на линии и бугры.

– Молния, что ударила в пекарню, была предостережением, – произнес он подчеркнуто низким, загадочным голосом. – Следуйте и впредь христианским заповедям, давайте приют паломникам и странствующим, тогда беды и непогода обойдут вас стороной. В ближайшие годы тяжелые удары судьбы вам не грозят.

Действительно, линия жизни тянулась ровно и без изъянов. Кроме того, вид у крестьянки был сытый и здоровый. Иоганн еще наговорил ей насчет супружеской верности и еще одного ребенка. Потом к нему подошла миловидная служанка и робко протянула руку.

– Стоит ли мне на следующий год оставаться здесь или подыскать место у другого хозяина? – спросила она шепотом.

По ее пугливому взгляду и по глазам крестьянки Иоганн понял, что согласия между ней и хозяевами не было. Он взглянул на ее ладонь, причем особое внимание обратил на линию сердца, прерывистую и разветвленную.

– Лучше тебе сменить хозяина, – ответил он так тихо, чтобы никто не услышал. – Здесь ты счастья не найдешь.

К нему подходили и другие, и Иоганн действовал схожим образом. Он рассматривал линии на их ладонях, но прежде всего старался понять, что их заботило, что они сами хотели услышать. Искусство хиромантии оказалось и легче, и в то же время сложнее. Знаний, почерпнутых из книг, здесь было недостаточно. Следовало заглянуть человеку в душу, и ладонь при этом становилась лишь вспомогательным средством.

В конце концов крестьянская жена подвела к нему одного из своих сыновей. Это был хорошенький мальчик лет восьми, с живым, любопытным взглядом. Глядя на него, Иоганн вспоминал себя в детские годы. Волосы над ушами были острижены, как подобало его положению, что придавало ему глуповатый вид.

– Это Рафаэль, – представила его крестьянка и ласково погладила по голове. – Мой младшенький и самый любимый. Священник говорит, что он смышленый и позднее следует отправить его в хорошую школу. Может, даже в Инсбрук. Как вы считаете, господин магистр?

Иоганн усмехнулся – должно быть, крестьянка считала его человеком высокого сословия или по меньшей мере ученым. Магистры, да и студенты, нередко переезжали из одного города в другой и зарабатывали писцами. Студенты, как правило, бросали учебу и вообще считали себя лучше других. Но для простых крестьян они действительно были самыми образованными людьми, какие им только встречались.

Иоганн взял руку мальчика и тщательно изучил линии на ладони. Линия головы и вправду оказалась четкой и ровной, однако Иоганн и по взгляду Рафаэля понял, что мальчик был смышлен. Он уже раскрыл рот, чтобы ответить, но тут словно почувствовал что-то. Ладонь мальчика, казалось, слабо пульсировала, и линии на краткий миг как будто вспыхнули под кожей.

Внезапно Иоганн все понял, и это озарение было подобно удару.

Мальчику осталось жить совсем недолго.

Юноша не мог точно сказать, что это было, и линии на ладони обрели прежний вид. Но он явственно это чувствовал.

Крестьянка, похоже, заметила сомнение на его лице и взглянула на Иоганна с недоверием.

– Что такое? Может, ему все-таки остаться кнехтом и не отправляться в школу? Ну, говорите же!

– Нет-нет… – Иоганн тряхнул головой. – Всё… всё в порядке. – Он заставил себя улыбнуться. – Священник прав. Однажды ваш сын получит духовный сан. Возможно, даже станет аббатом. Господь благосклонен к вам.

Крестьянка от радости захлопала в ладоши, потом прижала сына к груди.

– Вот видишь, что я говорила, мальчик мой? Господь избрал тебя для великих дел!

У Иоганна выступил пот на лбу, во рту пересохло. Он не отдавал себе отчета в том, что сейчас произошло. Это не имело ничего общего с тем, что он узнал из книг и чему научил его Тонио. На память ему пришли слова, которые наставник сказал ему пару дней назад.

Важно, чтобы ты сам отыскал свой путь…

Может, он имел в виду именно это? Иоганн надеялся, что он просто устал и у него разыгралось воображение. Юноша встал из-за стола, торопливо попрощался и поднялся в комнату. Тонио сидел за столом и что-то записывал на куске пергамента. Подле него горела лучина, отбрасывая дрожащие отсветы на стену. Наставник поднял голову и внимательно посмотрел на Иоганна.

– Ну как, увидел будущее на ладонях?

Иоганн молча кивнул.

– Оно не всегда радужно, не так ли? Что ж, теперь ты знаешь, каково это, следовать во мраке третьего пути…

Тонио вернулся к своим занятиям и продолжал расчерчивать пергамент странными фигурами. Прошло еще какое-то время, прежде чем он вновь заговорил, не отвлекаясь от работы:

– Скоро, когда мы доберемся до места, ты узнаешь еще больше. Возможно, даже больше, чем сам того желаешь. Наберись терпения, маленький Фаустус.

Иоганн рухнул на кровать и мгновенно заснул. Всю ночь его преследовали кошмары, словно паутиной окутывавшие сознание.

6

Они отправились в путь, едва рассвело. Крестьянин был крайне доволен гороскопом. Возможно, и потому, что все было записано на настоящем пергаменте. За свои услуги прославленный Тонио дель Моравиа получил копченый окорок, бочок вина и два маленьких мешка муки. Все остальное – орехи, сушеные фрукты, соль, мед, сыр и вяленое мясо – крестьянин продал им по хорошей цене.

Предгорья еще утопали в предрассветных сумерках. Пока повозка катила по заснеженной дороге, Иоганн непрестанно думал о том жутком чувстве, которое охватило его, когда он взглянул на ладонь маленького Рафаэля. Неужели он и вправду предугадал близкую смерть мальчика? После первого его опыта в роли хироманта наставник еще не заговаривал с ним. Но Иоганн порой чувствовал на себе его взгляд. Когда он в последний раз оглянулся на дом крестьянина, Рафаэль стоял у окна. Мальчик улыбнулся и помахал ему. Иоганна передернуло, и он отвернулся, не в силах помахать в ответ.

К полудню они свернули с тракта и поехали по узкой дороге на запад. Двигаться становилось все труднее, дорога взбиралась по склону и порой подбиралась вплотную к отвесному обрыву. Один раз Иоганн увидел за горной грядой город – тот раскинулся по берегу широкой реки, а выше по склону стояла крепость. Перед ними то и дело вырастали снежные наносы, и чтобы повозка могла проехать дальше, Иоганну приходилось разгребать снег. Иногда остановки отнимали по полчаса, а то и больше. Тонио тем временем нетерпеливо размахивал кнутом и на чем свет стоит бранил Иоганна.

– Так мы и с места не сдвинемся! – кричал он. – Ты хочешь околеть в двух шагах от убежища? Ну, давай же, это ведь снег, а не раствор какой-нибудь!

Но Иоганну все чаще казалось, что он зачерпывает лопатой жидкий свинец.

После обеда, когда у маленькой деревушки они свернули с дороги, двигаться стало почти невозможно. Через лес вела ухабистая, изрытая корнями тропа. Она петляла среди сосен и высоченных камней, и ширины ее хватало ровно настолько, чтобы проехала повозка. Сугробы порой доходили до колена; Иоганн работал лопатой, обливаясь потом. С ветвей на него сыпались комья снега и ледышки, и скоро одежда на нем промокла насквозь. В конце концов, когда повозка, казалось, увязла окончательно, а дорогу им перегородило упавшее дерево, юноша в бешенстве отшвырнул лопату.

– Куда мы, черт возьми, едем? – просипел он. – В ад? Здесь кругом только лед и камни!

Тонио усмехнулся.

– Ну, для ада здесь холодновато. А дьяволу мерзнуть вовсе не хочется. Но могу тебя успокоить: мы почти на месте.

Вместо того чтобы и дальше ругаться и размахивать кнутом, наставник спрыгнул с повозки и стал помогать Иоганну. Работа пошла гораздо быстрее. Не прошло и часа, как они оттащили в сторону упавшее дерево. Тонио взялся за поводья и безжалостно потащил за собой лошадь. Старый мерин ржал и мотал головой, рассыпая мелкие льдинки с гривы. Похоже, его силы тоже были на пределе.

Когда Иоганн уже потерял всякую надежду, деревья неожиданно расступились и перед ними вырос холм, затененный громадой Альп. На вершине холма, словно непокоренная крепость, стояла одинокая башня, у подножия которой притулился ветхий сарай. Башня на вид казалась очень старой, камни были отшлифованы ветрами, нескольких зубьев не хватало. Черные отверстия окон смотрели точно глаза гигантского чудища. В свете угасающего дня отсюда была видна раскинувшаяся внизу долина, над которой вновь собирались тучи.

Для Иоганна эта башня была межевым камнем, что отмечал границу мира.

– Приехали, – объявил Тонио и вытер холодный пот со лба. – Теперь уж я могу сказать тебе: я не был уверен, что отыщу башню. С тех пор как я побывал здесь в последний раз, прошло немало лет.

Он зашагал к холму, а Иоганн остался стоять с разинутым ртом. В морозном воздухе дыхание превращалось в пар. И в этой груде камней им предстоит провести всю зиму? Он рассчитывал увидеть хижину или какую-нибудь уединенную мельницу… А это ведь просто развалины! Старая дозорная башня, брошенная лет сто назад, если не больше. Как они протянут здесь до весны?

Иоганн уныло поплелся вслед за наставником по поросшему редким кустарником склону. Башня, сложенная из массивных гранитных блоков, была высотой примерно в восемь шагов. Судя по расположению окон, в ней имелось два верхних этажа. На самом верху располагалась платформа, в лучшие времена, вероятно, укрытая навесом; теперь же зубья торчали, как в щербатой ухмылке, и ветер свистел в щелях между камнями. Вблизи Иоганн заметил, что некоторые из окон все же имели ставни, на вид более или менее новые. Перед массивной дощатой дверью намело сугроб почти в человеческий рост. Тонио принялся руками разгребать снег.

– Давным-давно в этих краях хозяйничали римляне, – рассказывал он, расчищая вход. – Здесь неподалеку через Альпы ведет старая римская дорога Via Claudia Augusta. Солдаты со своими семьями возвели башню, чтобы обороняться от здешних племен. Должно быть, здесь были и дома, и небольшое поселение, но в какой-то момент римляне все оставили. Не исключено, что их просто перебили. Пролилось немало крови. Мужчины, женщины, дети… их распяли, сожгли в ивовых клетках или освежевали во имя неведомых ныне божеств… – Тонио подмигнул Иоганну. – Говорят, в башне по сей день слышны их крики.

– Да уж, уютное местечко, чтобы перезимовать. – Иоганн тряхнул головой и помог наставнику сгрести остатки снега.

– Место, где нам никто не помешает, – добавил Тонио. – Люди считают, что башня заколдована, и обходят ее стороной. Надеюсь только, что с прошлого раза здесь ничего не поменялось.

Только теперь Иоганн заметил, что на двери, примерно на уровне глаз, нацарапана пентаграмма.

– Что это? – спросил он с любопытством.

– Оберег от странников и любопытных зевак, – объяснил наставник. – При виде магических знаков люди спешат унести ноги. Теперь осталось найти ключ. Хм…

Он прошелся перед дверью, пока не наткнулся на каменную плиту, зарытую под снегом и грязью.

– Ага, вот где я его спрятал!

Он вытащил из-под плиты большой ржавый ключ, вставил его в замочную скважину и провернул. Послышался скрежет. Потом Тонио ударил по двери ногой, и она с треском распахнулась. Наставник заглянул внутрь и удовлетворенно кивнул.

– Кажется, нам повезло.

Иоганн поморгал, пока глаза не привыкли к сумраку, и огляделся. Возле стен стояли несколько лавок, стол, сундук… все было покрыто толстым слоем пыли, но в целом неплохо сохранилось. Крутая лестница вела на верхние этажи. Прямо в стене был устроен камин, в котором осталась зола. Стоял жуткий холод. Иоганн заметил на стенах еще несколько пентаграмм, и цвет их напоминал засохшую кровь. На столе стояли кувшин и оловянная тарелка, на которой присохли какие-то объедки.

– Когда вы были здесь в последний раз? – спросил с отвращением Иоганн. – В прошлом веке?

– Не исключено, – наставник усмехнулся. – Как я уже сказал, с тех пор прошло много лет… Пойдем, посмотрим, как обстоят дела на втором этаже.

Он стал подниматься по лестнице, Иоганн последовал за ним. На втором этаже также имелась мебель и на стенах были начертаны пентаграммы. Здесь стояла даже кровать; правда, солома в матрасе давно сгнила. Тонио оценил обстановку, после чего повернулся к Иоганну.

– Повозку оставим под холмом, лошадь отведем в сарай. Перетаскаешь сюда все вещи, – он показал на лестницу. – Готовить, есть и заниматься будем внизу. Второй этаж в твоем распоряжении.

Иоганн обратил внимание, что наставник не стал осматривать третий этаж.

– А что на верхнем этаже? – спросил он.

– Это мои владения, и тебе там делать нечего. – Тонио строго взглянул на Иоганна. – Если я вдруг застану тебя там, то живьем спущу с тебя шкуру, как варвары с римлян. Ты меня понял?

Иоганн кивнул. Он спустился с холма и принялся перетаскивать в башню многочисленные ящики, сундуки и мешки. Мешок с книгами наставник сразу забрал к себе.

Они наскоро обставили два нижних этажа. И пока Иоганн выметал грязь и гнилую солому, он все гадал, что же такое было скрыто на верхнем этаже.

Куда наставник ни в коем случае не хотел его впускать.

* * *

В последующие дни они были заняты тем, что пытались придать развалинам божеский вид. В сарае нашлись доски и рейки, которыми решили заколотить открытые окна. Кроме того, в тайнике под кучей сена хранились молоток, пила, гвозди и прочие инструменты, оставленные здесь Тонио с прошлого раза. Наставник показал себя умелым плотником, и работа спорилась. У сарая появилась новая крыша, а Иоганн выгреб оттуда навоз.

Когда он прочистил дымоход от дохлых птиц и крыс, в камине появилась тяга, так что теперь они могли готовить, и в башне стало чуть теплее. Иоганн набил матрас свежей соломой и накрыл шкурами. Ему достался отдельный сундук, куда он сложил свои немногочисленные пожитки. За столом юноша мог читать при зажженной свече некоторые из книг Тонио. Лишь комната на третьем уровне по-прежнему была для него под запретом.

После проделанной работы они, как правило, сидели у камина, где было теплее всего. Под потолком висела клетка, и птицы с любопытством рассматривали свое новое обиталище, каркали и хлопали крыльями. Подушками служили старые волчьи и медвежьи шкуры. Стол был завален книгами, пергаментным свитками, сырными корками и грязными кружками. Тонио даже соорудил полку, на которой, точно солдаты науки, выстроились в ряд книги.

Скоро Иоганн признал, что в башне было не так уж плохо, как показалось вначале. Только когда снаружи завывал ветер и задувал в трещины, в памяти оживали замученные римляне, о которых рассказывал наставник. Иногда по ночам из его комнаты доносились приглушенные голоса и распевы, смысл которых для Иоганна так и остался загадкой. Кроме того, по полу грохотали тяжелые шаги. Казалось, наставник с кем-то разговаривал, словно в комнате был кто-то еще, кто-то очень большой.

Несколько раз Иоганн сквозь сон видел Тонио у своей кровати. Наставник как будто держал его за руку, как тогда, на постоялом дворе.

«Всему свое время, – слышал он голос наставника. – Время рождаться и время умирать, время исцелять и время убивать…»

Но к утру об этом оставались лишь смутные воспоминания, и юноша убеждал себя, что ему это только приснилось.

Вечерами, когда они садились у камина, наступали долгожданные часы занятий. Сначала Иоганн узнал еще немного о хиромантии, затем они перешли к пиромантии, гидромантии и аэромантии – и все это принадлежало к искусству прорицания. Но особое впечатление на Иоганна произвела пиромантия. Наставник бросал в огонь горсть соли и показывал на языки пламени.

– Научись читать их, – говорил он. – Посмотри, как горит огонь, как извивается пламя. Его цвет тоже может кое-что рассказать: ярко-красный или голубоватый, а может, фиолетовый? Устремляются языки ввысь или уже угасают? Струится ли дым тонкой нитью или же поднимается едким столбом?

Иногда, если небо на севере было ясное, а воздух морозный и чистый, они выходили на улицу и разглядывали облака, сбивавшиеся в кучу у горных вершин, как овцы в стадо. Они тоже о многом могли поведать. Тонио рассказывал об их формах и объяснял, какую погоду те предвещали. Они следили за величественным полетом ястреба, что парил над лесами. В морозных сумерках, когда солнце опускалось за горизонт и окрашивало снег в кроваво-красные тона, Иоганн зачарованно наблюдал за игрой цвета, а Тонио объяснял ему значение каждого оттенка радуги.

– Все имеет свою причину, – заканчивал он, указывая на лес, горы и горизонт на севере. – Все происходит в заведомом порядке. И когда ты познаешь этот порядок, мир ляжет перед тобой, как раскрытая книга.

К величайшему облегчению Иоганна, наставник отказался от дальнейших занятий с волынкой. Скорее всего, щадил собственные уши. Или опасался, что пронзительные звуки привлекут любопытных из расположенной неподалеку деревни. Прокля́тый инструмент остался в сундуке, и Иоганн надеялся, что он так и пролежит там до скончания веков. Лишь изредка юноша выходил, чтобы поупражняться с ножом, – в те дни у него хватало других дел.

Наступил день зимнего солнцестояния, а за ним и самая длинная ночь в году, и до Рождества осталось совсем немного. В Книтлингене в этот день всегда устраивали длинную мессу, и вечером люди еще долго сидели за одним столом, пели и праздновали рождение Иисуса. Ребенком Иоганн очень любил этот праздник: его мама замечательно пела, а отец, после нескольких кружек пряного вина, бывал к нему чуть добрее. Иоганн гадал, как отметит этот праздник Тонио. Но у наставника и в мыслях не было что-то праздновать, петь или молиться. В сочельник он с хмурым видом сидел у камина с потрепанным фолиантом и изучал грубо начертанные таблицы и знаки. Со стороны деревни до них доносился колокольный звон – должно быть, жители как раз шли в церковь.

Иоганн, прокашлявшись, обратился к наставнику.

– Сегодня же Рождество, – начал он, тщательно подбирая слова. – Вы, как я вижу… не особо религиозны?

Наставник нахмурился и отложил книгу.

– Если все вокруг распевают песни, молятся и обнимаются в честь какого-то иудейского отпрыска, я не собираюсь участвовать в этом безумии.

– Так вы вообще ни во что не верите? – растерянно спросил Иоганн.

Еще ни разу он не встречал человека, который говорил бы такое о себе. Ему, несомненно, было уготовано место в аду, а если б кто-нибудь узнал об этом – то и костер.

– О, я верю, можешь не сомневаться! – Тонио усмехнулся. – Я верю в высшие силы даже больше, чем ты можешь себе представить. Но в первую очередь я верю в силу звезд. Они никогда не лгут.

– Так расскажите мне о них! – потребовал Иоганн. – Вы уже давно обещали.

Конечно, его увлекала и хиромантия, и искусство прорицания само по себе. Юноша по-прежнему не понимал, что же произошло в тот вечер, когда он увидел скорую смерть на ладони маленького Рафаэля. Но он просто устал ждать, когда наставник посвятит его в тайны астрологии. До сих пор Тонио избегал разговоров на эту тему.

Астролог вздохнул, прислушиваясь к отдаленному звону, и в конце концов тихо рассмеялся.

– В самом деле! Наверное, это самый удачный день, чтобы приступить к изучению астрологии. Все-таки трое старых дурней тоже последовали за звездой.

Тонио вновь раскрыл книгу, которую прежде отложил в сторону, и показал на странный диск с рисунками и рунами.

– Сферы Птолемея, – начал он и провел своим длинным пальцем по линиям. – Больше тысячи лет назад этот грек поделил небо на полые сферы, которые обращаются вокруг Земли и издают прелестный звон, звуча в гармонии Вселенной. По мне, так глупость несусветная; я еще ни разу не слыхал, чтобы в небесах что-то звенело. Но со сферами Птолемея, по крайней мере, удобно работать. Вообще, астрология намного старше; она восходит к древним вавилонянам, которым было известно множество других темных обрядов.

– Что означают все эти рисунки? – спросил Иоганн, склонившись над книгой.

– Землю и людей окружают небесные тела. – Тонио принялся перечислять по пальцам: – Солнце, Луна, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн, и каждое из тел подвешено на сфере. Эти звезды и планеты называют также телами септенера. Затем следует Sphaera Zodiaci, внешняя сфера знаков Зодиака, число которым двенадцать. Семь и двенадцать – магические числа. Это тебе понятно?

Иоганн кивнул, и Тонио продолжил:

– Каждая планета и каждый знак Зодиака оказывает влияние на человека, на его судьбу и его будущее. Гороскопы бывают двух видов. Первый называется натальным и учитывает положение звезд при рождении человека, что определяет его характер. Второй подразумевает под собой привычный всем гороскоп и предсказывает исход того или иного события в будущем – например, исход сражения или торговой сделки. Составление предсказательного гороскопа куда сложнее и потому дороже.

Иоганн зачарованно разглядывал рисунки и расположенные под ними таблицы. Он просто устал ждать, когда наставник откроет ему тайны астрологии. Мама, та часто говорила о звездах в день его рождения, называла Фаустусом, счастливцем… Наконец-то он узнает, что все это значит!

– Мама говорила, что я родился под знаком Юпитера, – произнес он тихим голосом. – Двадцать третьего апреля тысяча четыреста семьдесят восьмого года. Она всегда повторяла мне, чтобы я запомнил этот день, но не объясняла, для чего. Может, вы знаете?

Тонио ответил не сразу.

– Это и вправду особая дата. В тот день над местом твоего рождения Солнце и Юпитер находились под одинаковым углом одного знака. Еще несколько звезд оказались… в крайне интересном положении. Это созвездие появляется на небосводе лишь несколько раз за сотню лет.

– Когда мы встретились в первый раз, вы говорили про день Пророка, – сказал Иоганн. – Помните?

– О да, я помню.

Глаза наставника сделались вдруг пустыми, как стеклянные бусины, взгляд устремился куда-то вдаль. Когда Тонио заговорил вновь, голос его звучал глухо и монотонно, и так тихо, что Иоганн едва разбирал слова.

– И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диодим, а на головах его имена богохульные [11]. Homo Deus est! [12]

Иоганн был в замешательстве: таким он наставника еще не видел.

– Что вы сейчас сказали? – спросил он удивленно.

Тонио встряхнул головой и улыбнулся, взгляд его стал прежним.

– Просто выдержка из Библии. – Он перевернул страницу, Иоганн увидел несколько таблиц с числами. – Смотри, у меня для тебя задание. Один аббат в Пфальце просил меня составить простую натальную карту. У меня руки все никак не дойдут, и мне бы хотелось, чтобы ты занялся этим. Времени у тебя до конца зимы.

– До конца зимы? – Иоганн посмотрел на него с удивлением. – Но это же уйма времени!

Тонио рассмеялся.

– Мой юный Фаустус, скоро ты поймешь, что астрология наряду с алхимией является вершиной тайных искусств. Путь к этим вершинам долог и тернист и усеян ошибками. А теперь слушай внимательно, что я расскажу тебе о звездном времени и датах рождения. Я не стану повторять дважды, понятно?

* * *

Довольно скоро Иоганн убедился, что чтение звезд – занятие чрезвычайно сложное. Самое сложное из того, чему он учился прежде. Даже чертова волынка не шла здесь ни в какое сравнение.

Следующие несколько дней он изучал знаки Зодиака и их значение. Каждый из двенадцати отрезков внешней сферы Птолемея делился на сектора по тридцать градусов, каждый из которых, в свою очередь, состоял из десяти декад. Исходя из даты рождения и звездного времени, следовало вычислить двенадцать так называемых домов. Кроме того, существовали асценденты и дисценденты, восходящие и нисходящие точки, и все это следовало рассчитать посредством сложных формул. Зачастую Иоганн до поздней ночи корпел над таблицей лишь для того, чтобы утром наставник разорвал листок и швырнул в камин.

– Разве можно быть таким тупым! – бранил он Иоганна. – Не можешь рассчитать простейшие вещи… Иди начинай сначала! Чтоб к полудню закончил, или останешься без обеда.

Иоганн изучал и высчитывал днями напролет. Ему вспоминались слова Йорга Герлаха о том, что его кровный отец, бродячий артист и схоласт, тоже читал по звездам. Возможно, он был обыкновенным шарлатаном и не обладал подлинным знанием, но сказать об этом с уверенностью Иоганн не мог. Он не знал, кем был его отец. И вряд ли когда-нибудь узнает. Единственным человеком, кто мог бы рассказать ему о нем, была его мать – а она покоилась на кладбище Книтлингена. При мысли об этом сердце у Иоганна болезненно сжалось, и он решил не думать больше о своих родителях. Он остался без отца и матери, но теперь у него появился Тонио, маг и астролог.

Иногда, если наставник бывал им доволен, а ночь стояла морозная и ясная, они выходили на воздух и Тонио показывал ему разные созвездия. Малая и Большая Медведицы, Андромеда с ее туманностью… Все эти звезды наблюдал еще великий Птолемей, они были вечны. И все-таки они находились в движении. Положение звезд постоянно менялось, созвездия появлялись и исчезали, как древние спутники матери-Земли.

– Посмотри туда, на Орион, – говорил Тонио и показывал на особенно примечательное созвездие. – Вместе с ним зимой появляются Большой и Малый Псы, а затем Телец, Близнецы и Колесничий. Самые яркие звезды – Кастор, Поллукс, Процион, Сириус, Ригел, Альдебаран и Капелла – образуют зимний шестиугольник.

– Столько звезд! – восхитился Иоганн. – А за ними, кажется, есть множество других… Неужели Вселенная бесконечна?

– Вспомни небесные сферы, – напомнил Тонио. – Их всего восемь.

– А что находится за восьмой сферой?

Тонио рассмеялся.

– Будь я священником, то ответил бы: об этом ведает лишь Господь. Но мне думается, мы не знаем этого только потому, что не можем заглянуть так далеко. Большинство звезд невозможно разглядеть простым глазом. Однако существуют… – тут он помедлил, – возможности. Созвездие твоего рождения тоже очень тяжело разглядеть, потому как наше мелочное мышление ограничивается восьмой сферой.

– А вам известно, когда оно вновь появится? – спросил Иоганн.

Наставник загадочно улыбнулся.

– Придет время, и ты узнаешь об этом, мой юный Фаустус.

Иоганн подумал о том, что те же самые звезды сияли сейчас над Книтлингеном, и тоска по дому жарким пламенем вспыхнула у него в душе. Он вспомнил, как отец Бернард точно так же рассказывал ему о созвездиях, а отец Антоний из Маульбронна показывал печатный пресс и книгу Альберта Великого, «Speculum Astronomiae», Зеркало астрономии…

Но чаще всего Иоганн вспоминал своего брата Мартина и Маргариту.

Ночами, когда он не мог уснуть, мысли о Маргарите были столь невыносимы, что ему приходилось ублажать себя рукой. После ему становилось стыдно, и он молился о том, чтобы Маргарите стало лучше. Возможно, она и вовсе забыла о нем… Иоганн понимал, что и для него лучше всего было бы забыть о ней.

Но он не мог.

Холодными январскими днями юноша нередко оставался один в башне. Наставник не говорил, куда он уходил, но Иоганн не видел его до утра. Люк, который вел на верхний уровень, Тонио тщательно запирал и всякий раз напоминал Иоганну, что его ожидает, если он ослушается запрета.

Когда же наставник возвращался из своих вылазок, вид у него всегда был очень довольный. Порой Тонио приносил новые книги, в основном по астрологии и алхимии, и Иоганну оставалось гадать, откуда же он их брал. А иногда у него в руках оказывался закупоренный горшок или кожаный мешок с чем-то бесформенным внутри. Эти мешки намокали снизу, как будто в них лежало что-то сырое. Иоганн не осмеливался расспрашивать наставника и вместо этого склонялся над книгой. У него возникло такое впечатление, что Тонио после этих вылазок выглядел более упитанным, лицо его было уже не таким бледным и худым, а набирало краску. Наверное, он ходил в деревенский трактир, как следует поесть и выпить, в то время как Иоганн сидел с пустым желудком в башне и бился над чертовым гороскопом какого-то аббата! Порой, когда он поднимал голову и смотрел на птичью клетку, ему вновь казалось, будто птицы наблюдают за ним, чтобы потом доложить обо всем своему хозяину.

– Чтоб вас, проклятые твари! – кричал Иоганн и швырял в клетку поленом, и она начинала раскачиваться.

Вороны каркали так, словно насмехались над ним, и ворон не спускал с него злобного взгляда.

– Каарр! – каркал он. – Каарр, каарр!

Иоганн затыкал уши, чтобы не слышать этот скрипучий, почти человеческий вопль.

Когда юноша уже не мог смотреть на таблицы и числа, он отправлялся в лес за хвостом, выпекал над очагом ароматные лепешки, вспоминал фокусы, метал нож или листал те книги, которые выделил для него наставник. Чтение всегда давалось ему легко, теперь же Иоганн заметно подтянул и латынь. Он читал быстро и схватывал на лету. Если Тонио задавал ему какие-то вопросы, юноша вспоминал все до мельчайших подробностей. Тогда наставник откладывал книгу и глядел на него, долго и задумчиво.

– Мне кажется, ты больше ученый, нежели шпильман, – произносил он потом. – Иоганн Георг Фаустус, в тебе кроется немало тайн.

Действительно, к упражнениям они в эти дни почти не возвращались – Иоганн был слишком занят гороскопом, который поручил ему наставник. Прошло еще четыре недели, прежде чем натальная карта была готова. Иоганн нанес последние штрихи и спустился в нижнюю комнату, где наставник, по своему обыкновению, сидел за своими книгами.

– Вот, – сказал он с нотками упрямства в голосе и протянул Тонио исписанный пергамент.

Иоганн не сомневался, что наставник вновь начнет придираться, но тот, к его величайшему изумлению, не обнаружил в расчетах ни единой ошибки. Он внимательно изучил таблицы и примечания и в конце концов удовлетворенно кивнул.

– До чего все-таки скучный тип этот аббат, – Тонио рассмеялся. – Хотя все расчеты верны. Есть кое-какие помарки, но в целом ты неплохо справился. В общем-то, иного я и не ожидал. За последние несколько недель ты доказал, что у тебя есть талант. Ты талантливее многих других учеников, которые у меня были… Кша, твари!

Тонио перевел взгляд на клетку: птицы принялись громко каркать и беспокойно топтаться на жердочках.

Иоганн вздохнул с облегчением, но наставник тотчас погрозил ему пальцем.

– Это было простенькое упражнение, и не более того, гороскоп для жалкого аббата. Так что не воображай много о себе! Тебя ждут другие, более суровые испытания. Особенно когда мы перейдем к алхимии, вершине тайных наук. Но для начала нам и этого вполне достаточно. – Он хлопнул в ладоши. – Надо бы отпраздновать твой первый гороскоп. Думаю, тебе следует спуститься в деревню и раздобыть бочонок вина, хлеба и несколько копченых колбас. Ну, что ты на это скажешь?

Иоганн радостно кивнул. До сих пор наставник не разрешал ему ходить в деревню – прежде всего, чтобы не вызывать подозрений. С тех пор как они обосновались в этой башне, прошло почти три месяца, и это будет его первая вылазка.

– Только сначала умой лицо. – Тонио подмигнул ему. – И не связывайся с деревенскими девками. За последнее время ты заметно вырос и теперь хорош собой, высок и крепок. Если кто-нибудь спросит – ты обыкновенный подмастерье лудильщика, понял? Неприятности нам ни к чему. Ну, ступай. Я ведь вижу, как тебе не терпится. – Он бросил ему несколько монет. – И я хочу нормального вина. Смотри у меня, если купишь какое-нибудь пойло!

Иоганн поймал монеты и ухмыльнулся. После чего взял плащ, доставшийся еще от отчима – плащ этот уже порядком потрепался и был слишком короток в рукавах, – накинул его и поспешил за дверь.

Ярко светило солнце, и первые птицы свои пением возвещали скорый приход весны. Иоганн бежал по снегу, чувствуя, как сваливается с плеч груз прошедших недель.

* * *

Наставник дождался, пока стихнут шаги за дверью, после чего направился к себе, чтобы подготовить все к ритуалу. Кровь, которую он держал в маленьком бочонке, немного свернулась, но для его целей еще вполне годилась. Он медленно окунул палец в клейкую массу, а потом с наслаждением облизнул. Вкус уже не имел ничего общего с кровью – теплая и солоноватая жидкость, и в то же время полная жизни.

Особенно если она такая молодая, как эта.

Тонио погрузил руку в бочонок, и жидкость пролилась на пол, как краска. Пальцами он начертал на камне древний знак, который тысячелетиями служил им средством сообщения. Затем обновил поблекший символ на полу – и комнату наполнил слабый запах разложения.

Наставник был почти уверен.

Сначала он и сам в это не верил, изучал старинные карты и разглядывал небо с помощью устройства, которое сам же и сконструировал. Но звезды не лгали, день близился, и наконец-то он разыскал того, кто ему нужен. Избранного… Они должны действовать, не мешкая! В противном случае момент будет упущен, и никому не известно, когда наступит следующий.

Привычными уже шагами Тонио обошел круг, бормоча при этом древнюю формулу:

– Пойми, причти, раз к десяти, два опусти, а три ставь в ряд, и ты богат…

Когда все было закончено, астролог сел в центре круга, закрыл глаза и стал ждать ответа.

* * *

С заснеженных деревьев капало, и на тропе, еще совсем недавно занесенной непроходимыми сугробами, образовались лужи талой воды. Иоганн легко перескакивал лужи и грязь, вдыхая свежий воздух, в котором уже улавливал запах первых почек. Перед ним внизу раскинулась долина, и он чувствовал себя так, словно вырвался из заточения.

Казалось, весна действительно не за горами. Юноша предполагал, что в скором времени они смогут продолжить путь. До сих пор он ни разу не спрашивал у наставника, куда они, собственно, направлялись. Да и тот сам ни разу об этом не заговаривал. Была ли у них вообще какая-то цель? Быть может, Венеция, о которой он столько слышал? Или Флоренция? Рим? В первые дни их путешествия Иоганн был рад, что у него вообще есть крыша над головой. Тонио дал ему дом, укрытие от зимней стужи. Юноша обещал наставнику год службы, однако нередко, особенно когда Тонио драл с него по три шкуры, подумывал о том, чтобы улизнуть раньше этого срока. Но теперь он был счастлив, что мог учиться у такого человека. От Тонио он мог узнать много больше, чем от отца Бернарда и отца Антония, вместе взятых. Перед ним лежал целый мир!

Но сегодня ему хотелось вкусить жизни. За плечами остались три месяца уединенной жизни в башне; Иоганну не терпелось увидеть других людей, и неважно, что это лишь глупые крестьяне из глухой горной деревушки.

Примерно через час юноша спустился к дороге, которая вела вдоль низкого, поросшего соснами отрога. За ним сквозь дымку были видны заснеженные вершины Альп. Деревня находилась в полумиле к востоку. Она была совсем небольшая, с ветхой церквушкой и россыпью домов. Возле церкви стоял трактир, приземистое строение, сложенное из почернелых бревен; из трубы поднимался густой серый дым. Рядом пролегал широкий торговый тракт.

Было воскресное утро, и крестьяне в большинстве своем после мессы отправились в трактир выпить по кружке вина. Возле дороги стояли несколько повозок. У колодца на площади сидели молодые служанки. При виде Иоганна они принялись перешептываться. Юноша расправил плечи и шутливо им поклонился. Девушки захихикали и бросились врассыпную, как курицы. Только теперь до Иоганна дошло, каким, должно быть, грязным оборванцем он выглядел – в поношенных штанах и коротком плаще, с гривой черных волос. Иоганн подошел к колодцу и хорошенько умылся. Потом в изумлении смотрел на свое отражение: лицо его стало худым и скуластым, над верхней губой рос темный пушок, а глаза были черные и блестящие, почти как у наставника. Три месяца, проведенные в башне, оставили на нем свой неизгладимый отпечаток. Иоганн возмужал, стал хмурым и серьезным, но и не был лишен приятных черт, если верно расценил реакцию девушек.

Иоганн умыл лицо, наскоро вычистил одежду и пригладил волосы, после чего направился к трактиру. Внутри было полно народу, пахло застарелым мужским потом и разлитым пивом. Иоганн сразу почувствовал на себе взоры, некоторые из гостей недовольно заворчали. Гордо вскинув голову, он прошел к свободному столу и устроился в самом углу. Гости между тем не сводили с него враждебных взглядов. Через некоторое время к нему подошел трактирщик.

– Чего тебе? – спросил он грубо и протер тряпкой грязный, весь в царапинах, стол. – Если пришел попрошайничать, ступай к церкви.

– Кружку пива, если позволите, – ответил Иоганн с улыбкой. – И немного припасов в дорогу. Бочонок вина, пару колбас, хлеба… Я – бродячий подмастерье, держу путь в Инсбрук. – Он показал одну из монет, полученных от наставника. – Мне есть чем заплатить, чтобы вы не сомневались.

Трактирщик склонил голову и алчно уставился на монету из чистого серебра.

– Припасы ты получишь, – произнес он затем, – но мне бы не хотелось, чтобы ты здесь засиживался. Чужакам у нас не рады.

Улыбка застыла на губах Иоганна.

– Но почему… – начал он.

Однако трактирщик уже развернулся, не предложив ему даже кружки пива. Иоганн нахмурился. И куда его только занесло! В Книтлингене чужаков тоже не жаловали, но никто их и не выгонял. Настроение его мигом испортилось.

– Бродячее отребье, – пробормотал кто-то совсем рядом. – Все они в сговоре с сатаной.

– Всех их следовало бы перевешать, пока беды не случилось, – подхватил другой. – Скверный ветер дует с гор.

Иоганн в изумлении повернул голову. Это оказались два старых крестьянина, один из них громко сплюнул.

– Говорю тебе, в наших краях объявился дьявол, – ворчал он. – Хватает наших домочадцев, а тем, кто его приютит, пускает потом красного петуха! Слыхал? В «Орле», что в Кемпетене, всего пару дней пути от нас, зимовал один колдун. И вот трактир сгорел дотла, а еретика и след простыл!

– А по мне, так демон обитает недалеко отсюда, – прошептал другой и перекрестился. – Говорят, в старой башне кто-то поселился. Ведьмак, точно тебе говорю! Углежог видел недавно, как он плясал ночью в лесу вместе со своим приспешником.

Иоганн вздрогнул. Уж не ослышался ли он? Эти двое, несомненно, говорили о нем и о наставнике! Кто-то увидел их возле башни и теперь распускал жуткие слухи. Более того – их, по всей вероятности, спутали с артистом из «Черного орла». Трактир, очевидно, сгорел, и вину за это возложили на Фройденрайха… Только теперь Иоганн обратил внимание, с какой ненавистью смотрят на него люди. Кое-кто уже держал руку на рукоять ножа, разговоры понемногу смолкали.

– Бродячее отребье, – вновь прошипел старый крестьянин. – Дьяволово семя!

Трактирщик наконец-то вернулся с мешком в руках. Иоганн вздохнул с облегчением.

– Здесь все, что ты просил, – проговорил хозяин. – А теперь убирайся, пока они тебе кишки не выпустили! Ты ведь сам все прекрасно видишь. Я не желаю, чтобы в моем трактире лилась кровь!

Иоганн молча принял мешок и направился к двери. Уже оказавшись на улице, он почувствовал, что его кто-то догоняет, и медленно повернулся. К нему приближались трое молодых батраков. Двое из них сжимали в руках кривые сучковатые дубинки, третий выхватил нож и грозно двинулся на Иоганна.

– Что ты сделал с моей сестрой? – закричал внезапно батрак, и лицо его исказилось от ярости. – Это ты сожрал ее? Ты – оборотень?

Иоганн застыл от изумления и ужаса. Что они такое говорили?

– Я… я просто подмастерье лудильщика, – пробормотал он. – Мы с хозяином… ездим в поисках работы и никогда…

– Вы воруете наших детей! – оборвал его другой батрак и замахнулся дубинкой. – Признавайся! Маленькую Элизабет и других ребят из округи… Вы забираете их по ночам и потом сжираете!

– Но… это же вздор! – Иоганн отступил на пару шагов и поднял руки. – Никакие мы не…

В голову ему ударил камень. Его бросил парень, стоявший у колодца. Молодые служанки давно исчезли, и вместо них на площади собиралась толпа разъяренных крестьян. Иоганн потянулся за ножом, спрятанным в кармане, и в тот же миг им овладела безудержная злость. И что только нашло на этих безмозглых холопов! Однако он понимал, что их слишком много, чтобы затевать драку.

– Хватайте его! – прокричал кто-то из толпы. – Уж мы-то выбьем из него правду. А потом сожжем, как чучело, чтоб его черная душа ничего нам больше не сделала!

В Иоганна полетел еще один камень. Он развернулся, и в этот момент кто-то ударил его дубиной по спине. Боль пронзила все тело, и юношу едва не вырвало.

– Забейте его, как псину! – завизжали в толпе. – Вы только поглядите на него! Какие черные волосы у него и злобный взгляд… Он – приспешник дьявола! Он ворует наших детей!

– Дьявол, дьявол! – кричала толпа.

Иоганн споткнулся, растянулся на земле, но быстро поднялся, пока на него не обрушились новые удары. Над головой просвистел еще один камень. Он бросился бежать со всех ног, а за его спиной раздавались вопли крестьян. Мешок в его руках был такой тяжелый, будто в него наложили камней. Иоганн бросил его в придорожную канаву и припустил быстрее, а вслед ему летели новые камни и обломки льда. Какое-то время он еще слышал за спиной шаги, но и они постепенно затихли. Похоже, никто его больше не преследовал, однако Иоганн мчался так, словно за ним гнался сам дьявол. Наконец-то справа показалась тропа, что взбиралась в гору через лес. Юноша свернул с дороги и из последних сил добежал до башни.

– Наставник! – закричал он, барабаня в дверь. – У нас… неприятности! Надо уходить, немедленно!