Читать книгу Я – дерево, которое костёр - ОЛС - Страница 40

Из тетради №1
весна 1992 г. – 15 июня 1993 г.
длинное

Оглавление

Мой милый друг! мой дорогой читатель!

Позволь тебя иллюзией вскормить.

Пусть небольшой я в том изобретатель,

Но и напрасных слов не стану лить.


Бумага стерпит мой словесный выброс,

И муза дышит в росчерке пера,

Пусть тускло, некрасиво, пусть слегка на вырост,

Я в рифмы подбираю знакомые слова.


Я – не поэт, я – тень забытых снов,

Я – повелитель знаков, мастер волн,

Мне будто нравится всё снова, бесконечно снова,

Щенком игривым биться с рукой бога.


Я не научен этому в утробе,

Не накопил на мастерский словарь,

И лезу в муках, силы на исходе,

За нужным словом в свой пустой карман.


И нахожу! И это вдохновляет

Усталый мозг, как кислород огонь,

И сердце в такт рыбёшкой трепыхает,

Подпрыгнув серебром над блеском волн.


Все спят, а за окном уж солнце

Сияет свежевыбритой башкой,

И всё светлее за моим оконцем,

И воробьи чирикают наперебой.


А я усну невнятным сном совёнка

И буду прятаться от света под одеяло,

И проклинать соседского ребёнка,

И думать: как же всё меня достало!


Проснусь под вечер; свет сгорает в чёрный.

И день устал в задумчивых глазах,

И голос улиц бешено-моторный

Притворно засыпает на углах.


Как я люблю! Как я люблю с балкона

Смотреть на город спящий и пустой,

Как чья-то очень скорая работа

Вдруг разрезает тишину опасной бритвой.


Эй, спящий город! Я – твой повелитель!

Молчишь? Молчание значит «да».

Без возражений я свою обитель

Назвал двухкомнатным дворцом царя.


И я увенчиваю голову короной

И чашку с кофе скипетром держу,

И запрещаю своей царской волей

Все звуки громче шу-шу-шу.


Боитесь? Тишина повсюду?

Чтоб только не гневить царя?

Но вы меня, народ мой, не польстили,

Я – царь жестокий, честно говоря.

Свои владения я держу в мясистом,

Мозолистом и крепком кулаке,

И не позволю всяким анархистам

Свободно прыгать на одной ноге.


Я приучу всех к нудному режиму,

Работать, есть и спать – вот наша цель,

Вы все мои рабы, пока вы спите,

Вот вам моя тюрьма – постель.


Хотя быть может я – правитель добрый,

Не добрый даже, а правитель – разгильдяй,

Мне всё ровно какой я для народа,

И мне грозит революционный нагоняй.


Я так далёк от этих дел верховных

И не хочу сколачивать богатство,

Один как перст, не красный и не белый,

И дни мурлычат пьянством.


Меня гнетёт всечасно та же скука:

Куда деваться? Где найти покой?

Всё как обычно, как обычно мука.

И где найти движенье свежих струй?


Я маюсь, ежедневно маюсь,

Наверное, я и, правда, лоботряс,

Но от работы я всё так же маюсь,

Гнетёт меня и труд и праздный пляс.


Я привыкаю ко всему так быстро

И холодею, словно я – свинец,

И снова мне становится противно,

Как будто месяц ел я только холодец.


Мне говорят: «Терпи! Всё это возраст.»

Или: «Да ты неправильно живёшь!»

А мне так стыдно крикнуть во весь голос:

Да что ты во мне знаешь? Сам-то как живёшь?


Ты вырос, отучился и женился,

Работа, тёща и детишки на полу,

А я б твоей водою не напился

И не влюбился бы в твою жену.


Не обижайся, в этом мало злобы,

Я без насмешки, просто я другой,

Я не бросаю от незнанья кости,

Я не хочу жить только головой.


Мне скучно. Отчего? – Не знаю.

Хочу тебя иллюзией вскормить,

А сам я ею сыт, рыгаю

В окно, которое не смог открыть.


Мне бы влюбиться. Впрочем, я давно влюбился.

Открыть бы в ней не сети чёрных глаз,

А то, чего в себе я не добился,

Найти бы в ней заветный тайный лаз.


Блистай зарёй, красавица Востока!

Кастальских вод поверхность вам дарю!

Полярною звездой мерцают строки!

Благодарю! Я всех благодарю!


Опять движение! Мы поймали ветер!

Лети кораблик! Плещется волна.

Лицо свежее утра, весь я светел,

Я покоряю дни и провода.


И словно страшный сон: в нём море и корабль,

И я иду на этом корабле,

И туча, как свинцовый дирижабль,

Хлестнула молнией по мачте и корме.


Я тут же сдался, зазвенели стёкла

Моих исканий, планов и побед,

И позолота на боку поблекла,

И праздник жизни был сведён на нет.


А капитан сидел в своей каюте

И жёлтым ногтем зло чертил маршрут

На старой политической, но карте,

И оценил бокалом виски труд.


Корабль резал море длинной-длинной,

Местами рваной и зиззагом полосой,

И юнга из корзины с кислой миной

Кричал: «Братва! Пока что горизонт пустой.»


В него летели тухлые объедки,

И юнга, вытирая их со лба,

Бросал в ответ сидение табуретки,

За ней летела и подзорная труба.


Потом слезал и подбирал осколки,

Садился есть, нахмуренный и злой,

И, вытирая рот углом футболки,

Мирился до утра со всей братвой.


Ему вручали красную пилотку,

В стакане подавали крепкий чай,

И боцман говорил: «Пьём за Чукотку!»

А штурман возражал:

«Нет будем пить за музы хриплый лай!»


И юнга голосил: «Какие свиньи!

Зачем мне влили вместо чая ром?»

А лоцман спрашивал: «Кто это свиньи?»

И драка превращала всё в погром.


Ломалась мебель и хрустели кости,

На стол взбирались чьи-то башмаки,

И все кипели яростью и злостью,

Печатая друг другу синяки.


И ровно в полночь открывались двери,

В проёме появлялся капитан,

И все матросы с юнгой, словно звери,

Бросались на него, крича: «Таран!»


Но капитан был сделан не из слабых

Он гвозди гнул руками в кренделя,

Всех нападавших стиснув в мощных лапах

На палубу ступал и тру-ля-ля.


И новый день встречает, в море пенясь,

Синеет нескончаемая даль,

И солнце медленно, совсем не кренясь,

Вступает на небесный пьедестал.


Проснулась муза, словно птичка в клетке,

Забилась в ней, как травка на ветру,

И стала подбирать со дна объедки

И теребить гитарную струну.


Она запела страшно хриплым лаем

И трогала рукою восемь струн,

И начала с того, что все не знают,

И в этом её голос утонул.


Скрести сусеки с каждой новой рифмой,

В иллюзиях плескаться голышом,

Я не хочу, но жизнь однообразно тиха,

Пока я в ней богатство не нашёл.


Ведь жить в иллюзиях довольно интересно,

Не надо в буднях заедать себя,

И словно зуммер во всех трубках повсеместно

Не будет нудно жизнь сжигать меня.


Мой милый друг! Мой дорогой читатель!

Я буду жить в иллюзиях и снах,

Я начинаю жить, как реалист-мечтатель,

И буду взвешивать на призрачных весах.


Я – дерево, которое костёр

Подняться наверх