Читать книгу Я – дерево, которое костёр - ОЛС - Страница 40
Из тетради №1
весна 1992 г. – 15 июня 1993 г.
длинное
ОглавлениеМой милый друг! мой дорогой читатель!
Позволь тебя иллюзией вскормить.
Пусть небольшой я в том изобретатель,
Но и напрасных слов не стану лить.
Бумага стерпит мой словесный выброс,
И муза дышит в росчерке пера,
Пусть тускло, некрасиво, пусть слегка на вырост,
Я в рифмы подбираю знакомые слова.
Я – не поэт, я – тень забытых снов,
Я – повелитель знаков, мастер волн,
Мне будто нравится всё снова, бесконечно снова,
Щенком игривым биться с рукой бога.
Я не научен этому в утробе,
Не накопил на мастерский словарь,
И лезу в муках, силы на исходе,
За нужным словом в свой пустой карман.
И нахожу! И это вдохновляет
Усталый мозг, как кислород огонь,
И сердце в такт рыбёшкой трепыхает,
Подпрыгнув серебром над блеском волн.
Все спят, а за окном уж солнце
Сияет свежевыбритой башкой,
И всё светлее за моим оконцем,
И воробьи чирикают наперебой.
А я усну невнятным сном совёнка
И буду прятаться от света под одеяло,
И проклинать соседского ребёнка,
И думать: как же всё меня достало!
Проснусь под вечер; свет сгорает в чёрный.
И день устал в задумчивых глазах,
И голос улиц бешено-моторный
Притворно засыпает на углах.
Как я люблю! Как я люблю с балкона
Смотреть на город спящий и пустой,
Как чья-то очень скорая работа
Вдруг разрезает тишину опасной бритвой.
Эй, спящий город! Я – твой повелитель!
Молчишь? Молчание значит «да».
Без возражений я свою обитель
Назвал двухкомнатным дворцом царя.
И я увенчиваю голову короной
И чашку с кофе скипетром держу,
И запрещаю своей царской волей
Все звуки громче шу-шу-шу.
Боитесь? Тишина повсюду?
Чтоб только не гневить царя?
Но вы меня, народ мой, не польстили,
Я – царь жестокий, честно говоря.
Свои владения я держу в мясистом,
Мозолистом и крепком кулаке,
И не позволю всяким анархистам
Свободно прыгать на одной ноге.
Я приучу всех к нудному режиму,
Работать, есть и спать – вот наша цель,
Вы все мои рабы, пока вы спите,
Вот вам моя тюрьма – постель.
Хотя быть может я – правитель добрый,
Не добрый даже, а правитель – разгильдяй,
Мне всё ровно какой я для народа,
И мне грозит революционный нагоняй.
Я так далёк от этих дел верховных
И не хочу сколачивать богатство,
Один как перст, не красный и не белый,
И дни мурлычат пьянством.
Меня гнетёт всечасно та же скука:
Куда деваться? Где найти покой?
Всё как обычно, как обычно мука.
И где найти движенье свежих струй?
Я маюсь, ежедневно маюсь,
Наверное, я и, правда, лоботряс,
Но от работы я всё так же маюсь,
Гнетёт меня и труд и праздный пляс.
Я привыкаю ко всему так быстро
И холодею, словно я – свинец,
И снова мне становится противно,
Как будто месяц ел я только холодец.
Мне говорят: «Терпи! Всё это возраст.»
Или: «Да ты неправильно живёшь!»
А мне так стыдно крикнуть во весь голос:
Да что ты во мне знаешь? Сам-то как живёшь?
Ты вырос, отучился и женился,
Работа, тёща и детишки на полу,
А я б твоей водою не напился
И не влюбился бы в твою жену.
Не обижайся, в этом мало злобы,
Я без насмешки, просто я другой,
Я не бросаю от незнанья кости,
Я не хочу жить только головой.
Мне скучно. Отчего? – Не знаю.
Хочу тебя иллюзией вскормить,
А сам я ею сыт, рыгаю
В окно, которое не смог открыть.
Мне бы влюбиться. Впрочем, я давно влюбился.
Открыть бы в ней не сети чёрных глаз,
А то, чего в себе я не добился,
Найти бы в ней заветный тайный лаз.
Блистай зарёй, красавица Востока!
Кастальских вод поверхность вам дарю!
Полярною звездой мерцают строки!
Благодарю! Я всех благодарю!
Опять движение! Мы поймали ветер!
Лети кораблик! Плещется волна.
Лицо свежее утра, весь я светел,
Я покоряю дни и провода.
И словно страшный сон: в нём море и корабль,
И я иду на этом корабле,
И туча, как свинцовый дирижабль,
Хлестнула молнией по мачте и корме.
Я тут же сдался, зазвенели стёкла
Моих исканий, планов и побед,
И позолота на боку поблекла,
И праздник жизни был сведён на нет.
А капитан сидел в своей каюте
И жёлтым ногтем зло чертил маршрут
На старой политической, но карте,
И оценил бокалом виски труд.
Корабль резал море длинной-длинной,
Местами рваной и зиззагом полосой,
И юнга из корзины с кислой миной
Кричал: «Братва! Пока что горизонт пустой.»
В него летели тухлые объедки,
И юнга, вытирая их со лба,
Бросал в ответ сидение табуретки,
За ней летела и подзорная труба.
Потом слезал и подбирал осколки,
Садился есть, нахмуренный и злой,
И, вытирая рот углом футболки,
Мирился до утра со всей братвой.
Ему вручали красную пилотку,
В стакане подавали крепкий чай,
И боцман говорил: «Пьём за Чукотку!»
А штурман возражал:
«Нет будем пить за музы хриплый лай!»
И юнга голосил: «Какие свиньи!
Зачем мне влили вместо чая ром?»
А лоцман спрашивал: «Кто это свиньи?»
И драка превращала всё в погром.
Ломалась мебель и хрустели кости,
На стол взбирались чьи-то башмаки,
И все кипели яростью и злостью,
Печатая друг другу синяки.
И ровно в полночь открывались двери,
В проёме появлялся капитан,
И все матросы с юнгой, словно звери,
Бросались на него, крича: «Таран!»
Но капитан был сделан не из слабых
Он гвозди гнул руками в кренделя,
Всех нападавших стиснув в мощных лапах
На палубу ступал и тру-ля-ля.
И новый день встречает, в море пенясь,
Синеет нескончаемая даль,
И солнце медленно, совсем не кренясь,
Вступает на небесный пьедестал.
Проснулась муза, словно птичка в клетке,
Забилась в ней, как травка на ветру,
И стала подбирать со дна объедки
И теребить гитарную струну.
Она запела страшно хриплым лаем
И трогала рукою восемь струн,
И начала с того, что все не знают,
И в этом её голос утонул.
Скрести сусеки с каждой новой рифмой,
В иллюзиях плескаться голышом,
Я не хочу, но жизнь однообразно тиха,
Пока я в ней богатство не нашёл.
Ведь жить в иллюзиях довольно интересно,
Не надо в буднях заедать себя,
И словно зуммер во всех трубках повсеместно
Не будет нудно жизнь сжигать меня.
Мой милый друг! Мой дорогой читатель!
Я буду жить в иллюзиях и снах,
Я начинаю жить, как реалист-мечтатель,
И буду взвешивать на призрачных весах.