Читать книгу Нежить Пржевальского - Омар Хайдаров - Страница 2

Адмирал Литке, благообразный старик с собачьими бакенбардами, был частым гостем на заседаниях Русского географического общества, куда его приглашали в память о его былых заслугах. Старика усаживали в глубокое кресло на львиных лапах, в котором он по-стариковски, прямо посреди заседания, засыпал. Проснувшись, адмирал долго не мог сообразить, где он находится – в Генштабе или в Географическом обществе. Всюду висели военные карты, всюду сновали сосредоточенные люди в мундирах генерального штаба…

Коканд еще предстояло покорить, смелый разведчик Чокан Валиханов еще не пробрался в герметический Кашгар, но офицеры генштаба уже понимали всю важность научных экспедиций. Экспедиции были источником ценной информации, они проникали туда, где дипломатические миссии терпели провал.

Так в 1845 году усилиями Генерального штаба в Петербурге было открыто Русское географическое общество, позже переименованное в Императорское русское географическое общество. Надо сказать, что некоторые офицеры генштаба так долго и хорошо притворялись географами, что со временем действительно превратились в крупных научных светил.

Между тем империя быстро росла на восток.

Генеральному штабу требовалось больше информации, а значит, требовалось больше «научных» экспедиций.

В 1871 году русские войска подошли к Кульдже и туркестанскую диверсионно-разведывательную школу выдвинули на передний край – в город Верный. Школу разместили на Артиллерийской улочке, недалеко от армейских казарм, привычно замаскировав табличкой на парадном входе: «Верненская школа переводчиков и проводников. Императорское русское географическое общество».

Все логично. Генштабу нужны научные экспедиции, а экспедициям – проводники-мергены и переводчики-толмачи.

В захвате Кульджи верненская школа сыграла решающую роль. В итоге империя получила новые земли, а школа новое прозвище: «кульджинская канцелярия».

Со временем канцелярию расширили.

Кроме разведчиков и диверсантов школа стала готовить картографов, археологов и этнографов. Прошли времена, когда в сферу ее интересов попадали исключительно укрепленные города вероятного противника. Канцелярию все больше интересовали уникальные архитектурные памятники Туркестанского края, местные легенды и фольклор, загадочные культовые сооружения, назначение которых еще только предстояло раскрыть.

Но вернемся в тот теплый весенний день, когда Пржевальский едет в пролетке на губернаторскую дачу и прижимает к себе переметную суму, в которой лежит шкатулка из темного отполированного дерева…

В этот день в Кульджинской канцелярии Николай Николаевич Пантусов, историк, ориенталист, филантроп, читает курсантам школы лекцию по этнографии. Курсанты сидят за партами и время от времени нестройным хором отвечают на вопросы Пантусова.

Но нас интересует один курсант. Вот он, смуглый кареглазый юноша с ежиком темных волос на голове. Юноша сидит на задней парте, рассеянно слушает лекцию и рисует на полях тетради стычку казаков с кокандской конницей.

Этого юношу зовут Асхат.

Асхату семнадцать лет. По происхождению он из славного казахского рода аргын. Предки его угоняли скот, воевали с калмыками и первыми в казахской степи учили русский язык. Отец Асхата, средней руки бай, выбившийся в волостные, дал своему сыну приличное образование: сначала медресе, где татарин мулла лупил Асхата палкой по спине, заставляя разбирать мудреную арабскую вязь, затем Омский кадетский корпус, где смуглого, не похожего на однокурсников юношу учили военным наукам, французскому языку и танцам.

После Омска Асхат попросился в действующую армию. Но пришли вежливые офицеры в мундирах генерального штаба и после получасовой беседы, где много говорилось о невидимых врагах, об опасности, в которой находится отечество, и тщательном отборе кандидатов (…ты, не подумай, Асхат, мы это не каждому предлагаем), Асхата уговорили подписать кое-какие формальные бумаги и перейти в разведку.

Жизнь разведчика была хорошо знакома Асхату. В основном по беллетристике Пржевальского. Битвы с хунхузами, встречи с диковинными зверями, запретные города, куда отважные разведчики проникали, загримировавшись под караванщиков. Это была жизнь, полная приключений, опасностей и величайших открытий.

«Да-да, конечно, – сказали Асхату вежливые офицеры, – все это непременно будет, и приключения, и величайшие открытия, но сперва придется немного поучиться в школе переводчиков и проводников. Сколько учиться? Да, ерунда, год-другой. Где находится школа? В Верном, слышал о таком городе? Уверены, тебе там понравится».

Вежливые офицеры не соврали.

Город, действительно, понравился Асхату. Маленький, зеленый, уютный, он раскинулся у самого подножия тянь-шаньских гор. Горы были так близко, что по ночам на городских окраинах ревели голодные снежные барсы. А еще арыки! Арыки разбегались от головного канала по всему городу. Вода в них бежала хрустальная, в жаркий день из арыка можно было запросто напиться…

Незаметно прошел год. За ним другой. Асхат перешел на второй курс и готовился к выпускным экзаменам.

Но пусть об этом расскажет сам Асхат…

***

На лекции я был рассеян.

Утром получил письмо от товарища по кадетскому корпусу. Все наши теперь при настоящем деле, кто на Кавказе, а кто на Балканах. У Буланова два ранения в стычке с горцами, у Ицкевича первая награда «за проявленную против неприятеля храбрость», а я сижу в душном классе и делаю вид, что слушаю Пантусова. Что он там говорит? Что-то про иссыкский курган. Про то, какой он особенный и непохожий на все остальные курганы. Мол, где это видано, чтобы скифы хоронили своих мертвецов в гробах, да еще и в железных?

Вот так… вместо перестрелок, погонь и смелых вылазок в стан врага, сиди тут за партой и думай, для чего скифскому охотнику понадобился железный гроб…

Неожиданно лекция прервалась.

В дверь постучали, и на пороге класса возник дежурный офицер. Пантусов спустился с кафедры, подошел к дежурному и о чем-то коротко с ним переговорил. Потом обернулся к классу, взгляд его начал переходить от курсанта к курсанту и, к моему удивлению, остановился на мне.

– Ботабаев…

Я встал из-за парты.

– Да, Николай Николаевич?

– Вас к директору, к полковнику Беку.

– Разрешите идти?

– Идите, от занятий вы на сегодня свободны.

Меня вызывает Бек! Но зачем? Может у меня неприятности по учебе? Странно…

Но настоящие странности были впереди.

***

Дежурный, доложивший обо мне полковнику, придержал дверь и сказал: «Вас ждут».

Я зашел в кабинет директора. Легенда степного сыска полковник Бек не любил канцелярскую мебель. В кабинете не было ни стульев, ни громоздких письменных столов. Обстановка некоторым образом напоминала казахскую юрту. Под ногами лежали толстые ковры. Они же украшали стены. В углу, под портретом государя, за невысоким круглым столиком-дастарханом сидел на полу, поджав под себя ноги, маленький сухощавый человек в расстегнутом от жары мундире.

– Курсант Ботабаев Асхат по вашему приказу прибыл, – говорю я и слышу в ответ: – Сядь.

Я сажусь на ковер. Бек не поднимает головы от карты, придавленной к столу книгами и саблей в ножнах. В руке у него штабное увеличительное стекло, без которого не разобрать названий рек, аулов и городов, нанесенных на карту мелким муравьиным письмом.

– Сколько раз говорил, – ворчит он себе под нос, – нанесите на карту Чимкент…

Я откашливаюсь и вдруг неожиданно для себя подсказываю шефу координаты потерянного города. Впервые за время моего присутствия он поднимает на меня красные от бессонницы и крепкого кумыса глаза.

– Это точно?

– Да, мырза.

Бек быстро, что-то помечает чернилами на карте.

– Ты чимкентский, что ли? – спрашивает он.

– Нет, мырза.

Односложный ответ его не устраивает, и тогда, поощренный кивком, я продолжаю:

– Готовлюсь к выпускным экзаменам. Много читаю.

Бек откидывается на ворох подушек, дотягивается рукой до бурдюка с кумысом и, перебалтывая его, смотрит на меня с озорством.

– Какой факультет?

– История и этнография.

– Тебя проверить?

– Да, мырза.

– Наказание за барымту?

– От двух до пяти лет каторги, с частичной или полной конфискацией скота. У некоторых казахских родов практикуется самосуд – отсечение руки, клеймение вора.

– Сколько рек течет в Семиречье?

Это вопрос с подвохом, но правильный ответ я знаю.

– Девять рек. Семь наземных – Лепсы, Каратал, Или, Чу, Аксу, Коксу – и… сейчас-сейчас… вспомнил… Тентек! И две подземные реки – Жылан и Коркыт.

Бек улыбается, и вопросы начинают сыпаться один за другим.

– Столица Коканда? Площадь острова Барсакельмес? Словесный портрет Худояра…

Вопросы мне хорошо знакомы, и я отвечаю на них, почти не задумываясь. Задав еще пару вопросов, Бек наконец иссяк. Сделал долгий глоток кумыса. Тыльной стороной ладони стер белую пенку с губы. Подобрался и стал серьезен.

– Что ж, смотрел твою характеристику, Асхат… учеба в Омске, перевод в Верный, оценки хорошие, преподаватели тебя хвалят, вредных привычек нет. Пора показать себя в настоящем деле, а, курсант?

В настоящем деле? Мне, курсанту, хотят поручить дело?!

– Значит так, – продолжал Бек, – от занятий я тебя освобождаю на месяц. У тебя задание, и задание это – с самого верха. Держи, все материалы в этой папке.

Я поймал брошенный мне через стол запечатанный пакет. Дело с самого верха! Подавив желание немедленно сорвать печать, я спросил:

– Что-то серьезное, мырза?

– В нашей работе все дела серьезные, – усмехнулся Бек. – Свободен.

Уже выходя из кабинета, я услышал:

– Стой, чуть не забыл. В деле тебе понадобится мерген.

– Приму к сведению, мырза!

– Помолчи и послушай. Свободных мергенов в канцелярии ты сейчас не найдешь. Но есть один, мы его на пенсию недавно отправили, зовут Жумагали. Запомнил?

– Так точно!

– На всякий случай давай запишу.

Бек вытащил чистый лист бумаги и что-то на нем написал.

– Вот его адрес, – сказал он, протягивая мне бумагу. – Сходи к нему на Кучегуры, он тебя проконсультирует. Желаю удачи.