Читать книгу Фаза 3 - Оса Эриксдоттер - Страница 5

Хуже всего вечером. Гейл нажала кнопку выключателя – мигнув пару раз, загорелись мощные лампы дневного света под потолком в построенном на заказ гараже. Надо бы поменять на светодиодные, но у Гейл не поднималась рука выбросить, работают же пока. Узкие окна не открываются – строители схалтурили. Гейл отговорила Роберта судиться – крошечная фирма наверняка бы обанкротилась, – однако разозлилась не меньше мужа. Она же специально подчеркивала: окна должны открываться! Теперь приходилось открывать дверь и ждать, пока проветрится. Не каждый день, но все же.

Что за времена, надежных специалистов днем с огнем не найти. Всегда приводят с собой нескольких мексиканцев, наверняка нелегалов, иначе кто согласится на грошовую зарплату? Гейл со стыдом ощущала себя рабовладелицей. А если в рекламе стоит “мы нанимаем только американцев”, то еще хуже. Расизм по нынешним временам не просто не в моде – можно нажить серьезные неприятности.

Они купили довольно дорогой осушитель воздуха – невероятно безобразный агрегат. И спрятать невозможно, тогда вся затея становится бессмысленной.

Здесь же, в гараже, установлена беговая дорожка. Прежде чем начать тренировку, Гейл бросила взгляд на шестицилиндровый “астон мартин” Роберта и, как всегда, улыбнулась. Целая вечность – 1972 год! И два “ягуара”. Первый, красно-коричневый, еще старше – шестидесятые годы, с характерно изогнутым, словно стекающим на передний бампер капотом, напоминающим крыло самолета. Гейл так и не удосужилась проверить, кто у кого слямзил дизайн – “порше” у “ягуара” или “ягуар” у “порше”. Скорее всего, немцы были первыми, тенденция видна уже в довоенном “жуке”.

И наконец, единственная машина, которой они сейчас пользовались, тоже “ягуар”, только новый, купленный в прошлом году на автомобильной ярмарке. Дилер с неподражаемым оксфордским выговором был настолько убедителен, что Роберт тут же продал почти новый BMW и купил этот “ягуар”. Гейл еще к нему не очень привыкла, но одно ясно: хотя Роберт уже не тот, что раньше, но в безупречном, даже преувеличенно эстетском чувстве стиля ему не откажешь. Хотя кто знает – возможно, такая внезапная решительность и была первым симптомом болезни.

В неживом свете ламп машины выглядели сиротливо. Иметь такой гараж в Бостоне, да еще такого размера, – уже само по себе большое достижение, ни у кого такого нет. Собственно, это и был главный аргумент при покупке дома – возможность без непомерных затрат превратить пустующий полуподвал в просторный гараж. Теперь Роберту гараж ни к чему, он не садился за руль с прошлого лета, когда они ездили на мыс Код. И увлечение новым “ягуаром” улетучилось, купленные аксессуары так и лежали в углу в умеренно ярких, дорогого вида упаковках.

Гейл старалась не говорить об этом. В конце концов, гараж – единственное место, принадлежащее целиком Роберту, его вотчина и убежище.

Она покосилась на дисплей беговой дорожки и прибавила скорость – осталась минута. Обязательный спурт под конец. Участилось дыхание, на лбу выступили капли пота. Забавно: она еще не успела сбавить скорость, а машина ее опередила – пискнула и сама перешла в режим шага.

Час новостей – с девяти до десяти, Роберт обычно проводил его у телевизора, но с началом болезни все изменилось. Он нажимал не на те кнопки на пульте, раздражался и смотрел на нее то умоляюще, то смущенно. И похоже, не понимал половины из того, о чем вещал ведущий. А потом потерял чувство времени – вставал посреди ночи и варил кофе, абсолютно убежденный, что уже утро. Вот не далее как сегодня – она проснулась во втором часу ночи, пошла в туалет и увидела его на диване перед выключенным экраном, но с пультом в руке. Роберт выглядел таким беспомощным, что она не решилась сделать замечание.

Что бы ты хотел послушать, Роберт?

Он выбрал альбом Рэя Чарльза 1963 года. Не в первый раз, но и ничего удивительного: любимые хиты он мог слушать бесконечно. Old man river Синатры, к примеру. На этот раз – Рэй Чарльз, That lucky old sun.

Гейл много раз пыталась догадаться – почему? Что он вспоминает?

Села рядом на честерфилдский диван и некоторое время слушала вместе с ним.

День был тяжелый. Роберт вышел из кабинета МРТ с совершенно отсутствующим видом и показал ей пластырь на локтевом сгибе, совсем как мальчишка, гордо демонстрирующий метку от прививки.

Надежда на улучшение настолько ничтожна, что сама мысль причиняет боль.

Ее муж терпеть не мог диски и флешки – только винил. Мало того, пару лет назад специально ездил в Ригу, вычитал, что там есть магазин, специализирующийся на итальянских ламповых усилителях и колонках ручной работы. Гейл даже название запомнила – Audio Bottega. Через месяц покупку доставили – к дому подъехал забитый ящиками грузовичок. Особенно ее поразила вертушка: цена как у автомобиля среднего класса, к тому же весит около шестидесяти килограммов. Пришлось звать на помощь садовника.

Они прослушали весь альбом. Когда комнату заполнили мягкие, ускользающие гармонии Over the rainbow, у Гейл выступили слезы.

Над радугой? Нет. Там ничего нет, над радугой. Только в песне. Покосилась на Роберта – тот сидел с отсутствующим видом, будто мысли его витали где-то еще, но она-то знала, что это фантазия, если мысли его где-то и витали, то в вакууме, не взаимодействуя ни между собой, ни с окружающим миром.

И что ей делать без него? Мало того – кто она без Роберта?

Абсолютное, безнадежное бессилие. Мягкий, слегка вибрирующий баритон Рэя Чарльза, медленно затухающая, остающаяся в памяти заключительная нота, а потом исчезает и она – в темноте вечности. Где-то она там, безусловно, есть, эта тоскливая нота, но найти ее невозможно. Весь сегодняшний день Гейл не оставляло ощущение крушения. Последняя нить надежды оборвана.

Как победить эту болезнь?

Никому пока не удалось.

Машина снова мяукнула и постепенно остановилась. Гейл отпила из бутылки, вытерла полотенцем лоб и сошла с дорожки. Как будто бы стало полегче. Кто знает – возможно, эти сеансы пробежки все же притупляют прижатое к сонной артерии лезвие ужаса. Смочила салфетку клороксом и протерла дисплей и велосипедные ручки. И дорожку вытерла – никто, кроме нее, ей не пользовался, но нельзя забывать главное: деградация личности начинается с пренебрежения гигиеной. По пути приоткрыла дверь в комнату для стирки и, не глядя, бросила полотенце в корзинку с грязным бельем. Стирка и уборка каждую пятницу, суббота и воскресенье для отдыха – так было всегда, всю их долгую жизнь. Но Роберт заболел, и все поменялось. Он стал неаккуратен в еде, выходил из туалета с влажными пятнами на брюках. Конечно, все бывает, вроде бы ничего страшного. Страшно другое: сам он это не замечал. Пришлось поменять пол в ванной на втором этаже, пористый клинкер впитывал все запахи, открываешь дверь – и в нос бьет полузабытая вонь общественного сортира.

Теперь все недостатки устранены. Все приспособлено под ментальную инвалидность ее мужа.

Инвалидность… Слово режет слух.

Гейл почему-то вспомнила инструкцию по сдаче мочи на анализ в больничном туалете и невольно улыбнулась. Особая медицинская жизнь, плотская и понятная.

1. Женщинам: развести половые губы.

2. Мужчинам: сдвинуть назад крайнюю плоть.

3. И женщинам, и мужчинам: подставить емкость под струю через одну-две секунды после начала мочеиспускания, чтобы избежать загрязнения пробы.

Сорокапятиминутная тренировка закончена, пора возвращаться в привычное за последние месяцы состояние постоянной готовности.

Поднялась по лестнице и заглянула в его кабинет. Сидит в очках, в той же позе. На письменном столе стопка старых журналов – “Классические автомобили”, один номер открыт на середине, но, похоже, на той же странице, что и три четверти часа назад.

Гейл некоторое время стояла на пороге. В комнате полумрак, горит только зеленая настольная лампа. Стеллажи до потолка – книги по юрисдикции, справочники, своды законов и уложения, сотни томов художественной литературы. Одну из полок занимают черные твердые папки, этикетки написаны от руки, – уходя на пенсию, Роберт зачем-то притащил их домой. Гейл не понимала зачем, однако он настоял, хотя, по ее наблюдениям, так ни разу к этим папкам и не притронулся. Еле уговорила вынести пару кожаных кресел и поставить вместо них диван, чтобы можно было отдохнуть днем. Для дивана заказала виниловый чехол – на всякий случай.

Вообще-то время уже позднее, пора спать, но Гейл не стала его беспокоить. Оставила мужа наедине с журналом, который он читал, и пошла в душ. (Читал ли? Или просто смотрел на разворот с малиново-красным “кадиллаком” пятидесятых годов?) Надела ночную рубашку, накинула халат и расстелила постель. Покрывало и декоративные подушки бросила на сундучок под окном – старый-престарый, купленный за гроши на какой-то распродаже. Гейл его очень любила – деревянный, с потемневшей медной оковкой, так называемый матросский. Стены в спальне сливочно-белые, великолепно гармонируют с небесно-голубым персидским ковром. Газовый камин, два кресла рядом. Роберт даже привез для этих кресел овечьи шкурки, но они почти никогда не сидели в них, хотя что может быть лучше, чем провести четверть часа у камина в уютном кресле с рюмкой мадеры.

В спальне довольно холодно – Роберт предпочитает спать с открытым окном, как скандинавы. Хотя сам он никакого отношения к скандинавам не имеет – ирландец по крайней мере в пятом поколении, а может, и раньше. Гейл вначале мерзла, искала самые теплые одеяла, а потом привыкла и даже вошла во вкус. Но не сегодня – на дворе уже неделю двузначный минус. Всему есть границы.

Осмотрела спальню – как будто бы все. Можно идти за Робертом. По пути зашла в кухню, засыпала кофе в кофеварку, утром не хочется хлопотать, нажал кнопку – и после душа ждет готовый кофе. На всякий случай оставила один спот-лайт в потолке включенным – иногда Роберт перед сном заходит попить.

– Роберт? Пора спать, дорогой.

Он повернулся на стуле. Не сразу сфокусировал взгляд, словно она его разбудила. Журнал на столе по-прежнему открыт на той же странице.

– Читаешь?

– Да… так, знаешь. Вспоминаю.

На черном дисплее больших настольных часов светились белые суставчатые буквы: ЧЕТВЕРГ, ВЕЧЕР. Она купила эти часы в онлайн-магазине несколько месяцев назад и каждый раз вздрагивала, когда тихий звонок в телефоне сопровождал очередное извещение: “Ваш заказ ЧАСЫ ДЛЯ ДЕМЕНТНЫХ принят”. “Ваш заказ ЧАСЫ ДЛЯ ДЕМЕНТНЫХ отправлен по указанному адресу. Вы можете проследить заказ по следующему номеру…” И так далее. Ей становилось не по себе: а вдруг кто-то узнает? Гейл никому не рассказывала про диагноз Роберта. Даже Майре. Нет, Майра, само собой, понимала, что с Робертом не все в порядке. И наверняка замечала, как обеспокоена Гейл, – разве может не заметить самая близкая подруга? Но слово “альцгеймер” не было произнесено ни разу, даже когда Роберт упал на лестнице. Гейл с детства была очень стеснительной. К примеру, когда ей было тринадцать, не решилась рассказать о первых месячных матери. Побежала в аптеку и на сэкономленные деньги сама купила прокладки. Потом прятала их в своей комнате, трусы стирала и сушила ночью, прикрыв полотенцем. В один прекрасный день мать все же увидела пятнышко крови на простыне. Покачала головой и, ни слова не говоря, положила на дно платяного шкафа четыре голубые коробки прокладок Kotex.

Теперь все по-другому. Гейл иногда даже завидовала молодежи – как открыто говорят они на самые интимные темы.

– Вспоминаю… – повторил Роберт после долгой паузы. – Вот этот… – Он ткнул пальцем в “кадиллак”. – Ты права. Пора спать.

ЧАСЫ ДЛЯ ДЕМЕНТНЫХ оказались очень удачной покупкой. Поскольку они показывали не только часы и минуты, но и напоминали о времени суток, Роберт перестал раздражаться, когда вместо обеда, на который он рассчитывал, получал завтрак – яйцо всмятку и тост с мармеладом. И уже не протестовал, когда она провожала его в постель, хотя был уверен, что на дворе полдень. Даже обидно – часам он доверял больше, чем жене, с которой прожил чуть не полвека. Раз на дисплее стоит ПОНЕДЕЛЬНИК, УТРО – значит, так оно и есть, но если она говорила то же самое, начинал сердиться. А обычные часы его злили. Почему? Вряд ли даже самый знаменитый психиатр смог бы ответить на этот вопрос.

То же самое с деньгами. С датами.

– Тебе нужно что-то перед… – Начала и тут же запнулась.

Надо следовать инструкции, прописанной в одной из полученных в госпитале брошюр.

Любой вопрос, который вы задаете, должен быть рассчитан на возможность ответа “да” или “нет”. Так вы поможете больному избежать затруднений и, как следствие, ненужной фрустрации.

– Чашку чая?

– Нет, спасибо.

– Стакан сока?

Роберт последний раз глянул на огромный “кадиллак” и кивнул:

– Сок… да, сок было бы неплохо.

Гейл довольно улыбнулась. Все же они знают свое дело, врачи.

Они прошли в кухню. Гейл открыла дверцу маленького холодильника – там ничего не было, кроме толстостенных стеклянных бутылок со свежевыжатыми соками.

– Грейпфрут?

– Спасибо, с удовольствием.

Приятная легкая судорога – то ли радости, то ли надежды. Похоже на контакт. Они проводили вместе двадцать четыре часа в сутки, но вот такие минуты понимания случались все реже. Все чаще и чаще казалось, что ее Роберт где-то на другой планете, а рядом с ней его виртуальная копия, довольно примитивно запрограммированный мета-Роберт. Однако сейчас он вполне реален. Грейпфрут? Спасибо, с удовольствием.

– Я тоже выпью. – Настроение оставалось приподнятым. – По радио сказали, что опять идет циклон. Снег, холод… Витамин С не повредит – и тебе и мне.

Она села напротив. Стол уже накрыт для завтрака – белоснежные тарелки на бежевых таблетках, кофейные чашки на подносе.

А вот этого не надо было делать. Роберта наверняка смутит сервировка, в кухне же нет таких часов, некому подсказать, что уже вечер. Она поставила стакан и обреченно опустила плечи, поникла. Уже пожалела о своей выдумке с соком. Роберту не следует пить на ночь, наверняка придется будить и провожать в туалет.

Гейл откинулась на спинку стула, одернула задравшуюся ночную рубашку и посмотрела на Роберта. Он маленькими глотками пил сок и глядел в никуда.