Читать книгу Счастливый принц. Сказки - Оскар Уайльд, F. H. Cornish, Lord Alfred Douglas - Страница 3

– Она сказала, что будет танцевать со мной, если я преподнесу ей алую розу! – закричал юный Студент, – Но в моём саду совсем нет алых роз!

В своём гнезде в кроне дуба это услышал Соловей и, удивившись, выглянул из гнезда.

– Ни одной алой розы нет в моём саду! – продолжил голосить Студент и его прекрасные очи наполнились слезами. – Ах, от каких мелочей часто зависит людское счастье! Я перечитал всё, что написали мудрецы мира, и познал все секреты философии, но оттого, что у меня нет алой розы, моя жизнь разбита на куски!

– Наконец здесь появился настоящий влюблённый! – прошептал про себя Соловей, – ночи напролёт я воспевал его, хотя и не знал о его существовании, ночи напролёт я рассказывал о нём холодным звёздам, и вот он пред моими глазами! У него тёмные волосы, они темнее гиацинта, и у него алые губы, такие же алые, как розы, которых он так жаждет, но страсть выбелила его лицо, и оно стало палевым, как слоновая кость, а печаль бросила тень на его лик. о

– Следующей ночью Принц даёт бал! – шептал юный Студент, – И моя любовь тоже будет там! Если я принесу ей розу, она будет танцевать со мной до упаду! Если я подарю ей алую розу, она падёт в мои объятия, она преклонит головку мне на плечо, и её рука будет покоиться в моей. Но нет алой розы в моём саду, и я буду сидеть одиноко, и она не заметит меня и пройдёт мимо! Ей будет совсем не до меня, и моё сердце будет разбито!

– Вот наконец настоящий влюблённый! – сказал Соловей, – То, о чём были мои песни, он воплотил в жизнь, что для меня шутка, для него – рана! Несомненно, любовь – чудесная штука! Она много ценнее изумруда и желаннее лучшего опала. Жемчугом и гранатом любовь нельзя купить, и её не отыщешь на рыночной площади! Её не выторгуешь у купца и не выменяешь у менялы на золото!

– Музыканты будет сидеть у себя на хорах, – твердил, как заведённый, юный Студент, – и играть на струнных инструментах, а моя любовь будет плясать под звуки арф и скрипок. Она так воздушна в танце, что кажется, что её ноги совсем не касаются земли! И придворные в роскошных нарядах будут окружать её и толпиться вокруг неё! Но со мной она танцевать не станет, потому что у меня нет алой розы, чтобы подарить её ей.

И он ничком повалился в траву, охватил голову руками и завыл.

– О чём он так вопит? – вопросила маленькая Зелёная Ящерка, пробегая мимо с задранным хвостом.

– О чём, в самом деле? – заинтересовалась Бабочка, планируя вслед за солнечным лучом.

– О чём, в натуре? – спросила, обращаясь к своей соседке нежным, низким басом, Маргаритка,

– Он вопиёт об алой розе, которой у него нет! – ответил Соловей.

– Об алой розе? – закричали все хором, – О, как это пикантно! Как любопытно! Как романтично! – и маленькая Зелёная Ящерка, имевшая склонность к известному цинизму, громко расхохоталась.

Но только один Соловей знал секрет печали Студента, и тихонько сидел на вершине высокого дуба и размышлял о мистических таинствах любви.

Внезапно он растворил свои серые крылышки для взлёта и взвился в эфир. Он рассекал воздух, пролетая над рощей тихо, словно тень и как неясная тень проплыл над меркнущим садом.

Прямо в центре травяной клумбы гордо высился прекрасный Розовый Куст. И когда Соловей увидел его, он облетел вокруг и уселся на развилку веток.

– Подари мне свою алую розу! – взвизгнул Соловей, – А я за это спою тебе свою самую сладостную песню!

Но в ответ Розовый Куст только покачал головой.

– У меня белые розы! – ответил он, – Они белые, как морская пена и белее заснеженных горных вершин. Но тебе лучше пойди к моему брату, который растёт прямо под солнечными часами, скорее всего он знает, как тебе помочь!

Так Соловей отправился в полёт, ему хотелось поскорее найти Розовый куст, который рос под Солнечными часами.

– Дай мне алую розу! – застонал он, – И я спою тебе свою самую сладостную песнь!

Но Розовое Дерево только покачало главой.

– Мои розы жёлтые! – ответил оно, – Такие же жёлтые, как кудри русалки, сидящей на янтарном троне, и даже желтее бледно-жёлтых нарциссов, которые были скошены на цветущем лугу острым лезвием косаря. Но ты пойди к моему ненаглядному братцу, который растёт прямо под окном студента, и возможно, он поможет тебе найти то, что ты ищешь!

Так Соловей полетел дальше и скоро оказался над Розовым Кустом, который рос прямо под окнами комнаты студента.

– Дай мне алую розу, – закричал он, -И за это я ублажу твой слух своей самой завораживающей мелодией на свете!

Но Розовый Куст только покачал головой.

– Мои розы столь же красны, как лапки голубки, и много краснее, чем гирлянды кораллов, колеблющихся, как сказочные китайские веера в глубоких пещерах на дне океана. Но зима заморозила кровь в моих жилах, мороз искусал мои почки, и шторм долго ломал мои нежные ветви. Вот почему в этом году я не могу позволить себе завести ни одной алой розы!

– Всего одна алая роза! Вот всё, о чём я мечтаю! Вот всё, что я прошу! -в глубоком отчаянье закричал Студент, – Всего лишь одна алая роза! Я не знаю, где её можно найти сейчас! Может быть, ты знаешь?

– Я знаю способ! – сказал розовый Куст, – Но он так страшен, так опасен, что я едва ли осмелюсь открыть рот, чтобы поведать тебе о нём!

– Так расскажи же мне о нём поскорее! – закричал Соловей, – Ты же знаешь, я не из пугливых!

– Если тебе желанна алая роза, тебе ничего не остаётся, как самому соткать её из звучания песни при полной Луне, если ты обагришь её кровью собственного сердца! Тогда ты будешь петь мне, всё сильнее прижимаясь грудью к моему шипу. Так всю ночь, всё сильнее

Затрепетав своими прижимаясь к моему шипу, ты должен петь мне, пока мой острый шип не пронзит твоего сердца насквозь, и твоя кровь не перетечёт в мои жилы!

– Смерть – непомерная цена за одну алую розу! – вскричал студент, – Жизнь дорога всем! Как чудесно сидеть под пологом зелёного, цветущего леса и видеть Солнце в золотом сияньи и Луну в жемчужном свете! Боярышник благоухает сладко, синие колокольчики клонятся под ветерком в лугах и вереск ползёт по холмам! Как хорошо жить! Но только Любовь ценнее Жизни, и что такое сердечко какой-то залётной птахи пред большим сердцем Человека?

И затрепетав своими серыми крылышками, Соловей взвился в воздух. Как тень, он пронёсся над садом, и как тень прочертил воздух над рощей.

Юный Студент остался лежать на траве, и слёзы не прекращаясь, лились из его прекрасных очей.

– Возрадуйся! – кричал Соловей, – Возрадуйся! У тебя будет твоя алая роза! Я выкую её из музыки моего пения при полной Луне, и обагрю её кровью своего горячего сердца. Я прошу тебя только об одном – будь верен своей любви, не изменяй ей, и даже если Любовь весомее Философии, потому что Любовь мудрее Мудрости и выше Философии, сколь ни весома и могущественна власть и государство, всё равно Любовь значительнее любой Власти. Её крылья – пылкий огонь, и тело её – всё из бушующего огня. Её уста сладки, как полевой мёд, а дыхание – чистый ладан!

Студент приподнялся из травы и во все глаза смотрел, совершенно ничего не понимая, ибо ему было внятно только то, что написано в книгах. Но Дуб всё сразу понял, и его объяла печаль, потому что он был очень привязан к маленькому Соловью, и даже полюбил его за то, что он вил свои гнёздышки у него в ветвях.

– Спой мне напоследок свою песню! – шепнул он, – Когда тебя не будет, я буду сильно тосковать!

Зная, что у того идеальный слух, Соловей во всю глотку запел для Дуба, и его песня была подобна журчанию родниковой воды из серебряного кувшинчика.

Когда он закончил песню, Студент вылез из травы, вытащил из кармана карандаш и записную книжку и по пути домой из рощи, отметил про себя:

– Он чувствует форму! – твердил он, – Этого у него не отнимешь! Но я сомневаюсь, что за всем этим стоит чувство! Наверняка – нет! Почти наверняка он подобен всей этой братии художников – бездна мастерства и ни капли сочувствия! Он никогда не станет жертвовать собой ради других! Все его помыслы только о музыке, и всякому известно, как эгоистично искусство! Однако неоспоримо, что иные его трели очень трогательны! Но по сути они совершенно пусты и к тому же в них нет никакого практического смысла!

И затем он поспешил при свете Луны в свою комнатку, растянулся на узкой койке, ушёл в мысли о своей любви и тихо погрузился в сон.

Когда полная Луна взошла на небеса, Соловей помчался к Розовому Дереву, впорхнул в него и всей грудью прижался к его самому острому шипу.

Всю ночь напролёт он пел, всё крепче прижимаясь к шипу грудью, и холодная, кристально-чистая Луна, слушала его, всё ниже клоня лик. Всю ночь напролёт Соловей пел, и шип всё глубже и глубже вонзался в его грудь, и с каждой каплей его горячей крови из него уходила его жизнь.

Сперва он пел о зарождении Любви в сердцах мальчика и девочки. И на самом самом высоком стебле Розового Куста стала наливаться и распускалась неописуемая по красоте роза. Песнопение следовало за песнопением, лепесток за лепестком. Сначала палевая, как утрений туман над рекой, бледная, как стопы богини Зари, прозрачная, как крылья рассвета.

Зыбкое отражение в серебряном зеркале, трепетное отражение в речной зыби – вот как являла свой лик Роза, распускавшаяся на самом высоком стебле.

А Розовый Куст всё настойчивее и громче кричал соловью ещё сильнее прижаться к острому шипу.

– Прижимайся сильнее, маленький Соловушка! – визжал Розовый Куст, – Не то день заалеет раньше, чем Роза взойдёт!

Соловей всё сильнее прижимался к окровавленному острию шипа, и всё громче и громче звучала его песня о зарождении Любви между мужчиной и девушкой.

Деликатный румянец залил нежные лепестки Розы, подобные нежному румянцу на лице новобрачного, когда он в первый раз целует свою суженую. Однако шип ещё не коснулся сердца Соловья, и потому сердцевина Розы оставалась белой, ибо лишь живая кровь соловьиного сердца способна налить жизнью сердце Розы.

Снова и снова Розовый Куст призывал Соловья ещё крепче прижиматься к его шипу.

– Крепче, ещё крепче прижмись ко мне, милый Соловушка! – орало Розовое Древо, – Ибо день не должен наступить раньше, чем роза станет алой!

Соловушка бросился на шип, и его острие вдруг прикоснулось к его сердечку. И тогда нестерпимая, жестокая боль пронзила его трепетное тельце. Всё нестерпимее и мучительнее становилась боль в груди Соловья, всё громче звучала его песня. Теперь он пел о Любви, которая достигает вершины в своей Смерти, о бессмертной Любви, которой не страшна могила.

И тогда роза зарделась в своём великолепии, подобная утренней заре Востока. Кончики лепестков окрасились кремовым цветом, а её сердцевина алела теперь кроваво, как рубин.

Но теперь голос Соловья стал слабеть, наконец его крылья болезненно трепетали, его очи туманились. Теперь песня его то и дело прерывалась и соловью казалось, что кто-то всё сильнее сжимает его сердце.

Наконец завершилась его прощальная трель. Белая Луна услыхала её, и словно позабыв о наступающем утре, замерла не небе. Алая Роза словно услышала её голос, и полностью раскрыла все свои лепестки, как будто в экстазе, и трепеща, простёрлась всем своим телом к первому утреннему лучу. Гулкое эхо повлекло последнюю трель Соловья к пурпурной пещере в горах, будя спящих в ней пастухов. Трель пронеслась по шумливым тростникам на реке и те понесли её и послали далёким морям.

– Смотри! Смотри! – кричал Розовый Куст, – Роза является нам в красе своей!

Ничего не ответил Соловей. Он лежал мёртвый в высокой траве с острым шипом в сердце.

В полдень Студент отворил окно и выглянул в мир.

– Как? Возможно ли большее счастье? – воскликнул он, – Алая роза здесь! Никогда в жизни я не видел розы прекраснее этой! Она так прекрасна, и я подозреваю, что она носит какое-то чересчур длинное Латинское имя.

И Студент высунулся из окна и сорвал Розу.

Потом он, схватив шляпу и сжав розу в руках, поспешил к Профессору.

Дочь Профессора сидела у порога дома и мотала голубую шёлковую нить на катушку, и её крошечный дог примостился у её ног.

– Вы обещали мне танцевать со мной, если я принесу вам алую розу! – взволнованно воскликнул Студент, – Это наиалейшая Роза в мире! Этой ночью приколите её поближе к сердцу, и когда мы начнём танцевать, она расскажет вам, как сильно я вас люблю!

Но тут брови девушки нахмурились.

– Я опасаюсь, что это не вполне подходит к моему наряду! – холодно ответила она, – И помимо всего, племянник Камергера прислал мне кучу настоящих драгоценностей, а ведь все на свете знают, что драгоценности куда дороже каких-то жалких цветов!

– Вот это ответ! И вот какова ваша благодарность! – горестно загнусил Студент, и со злобой бросил розу на камни мостовой. Она скатилась в тележную колею и тут же была раздавлена тяжким колесом омнибуса.

– Неблагодарна? – Сказала, выпрямляясь, девушка звенящим голосом, – Я должна сказать вам, что вы нахал и грубиян, и, помимо всего, кто ты такой? Всего-навсего какой-то жалкий студентишка! Ни за что не поверю, что у вас, господин студентик, имеются такие же чудные серебряные пряжки к башмакам, какие я видела у племянника Камергера?

И она надменно встала с кресел и исчезла в комнатах дома.

– Какая глупая нелепица – эта Любовь! – ахнул Студент, и побрёл прочь, – В ней нет и половины той пользы, что есть в Логике! Она только манит, никогда не исполняет своих несбыточных обещаний, и меж тем требует веры в невозможное! Факт, она так непрактична – как она нелепа в наш век, век практицизма, век пользы, век машинерии, вернусь-ка я лучше к своей милой Подвальной Философии и начну штудировать Чердачную Метафизику!

Он заполз в свою пыльную каморку, скинул с полки огромную проеденную червями инкунабулу и стал перечитывать её наверно в сотый раз.