Читать книгу Перезагрузка времени - Отто Шютт - Страница 6

Процесс открытия век был сопряжен с разящей болью. Искусственный свет нещадно резал глаза, в нос бил запах стерильности. От подбородка до затылка протянулась граница, отделяющая воздушную среду от трансдукционного биогеля29, в котором было замочено его отчужденное от разума тело. Ён ощущал себя призраком, бестелесной сущностью, головным мозгом в контейнере для сохранения сознания. Он попытался приподнять островок лица, возвышающийся над вязкой поверхностью, но затылок будто приклеили ко дну ёмкости. Во рту сладковато-кислое послевкусие витаминов. Он искоса огляделся: правую сторону больничной палаты занимала трехмерная голограмма колышущегося леса, зрительно расширяющее небольшое пространство, напротив ванны располагался коммуникационный экран, слева ― раздвижные двери в обрамлении красной подсветки, а также выступающий закуток с удобствами.

Не успел он прийти в себя, как прозвучало голосовое сообщение, что его палату транспортируют в зону для посетителей. На поверхность геля прокрались мурашки волн, сделалось спокойно и легко ― он в безопасности, худшее позади. Благодаря особому строению организма он жив. Биология корейцев, заточенная под узкопрофильные профессии, в основном под интеллектуальную деятельность, разительно отличалась от других представителей рода супериор, что делало их отдельным подвидом. Под обычным капотом внешнего вида скрывались генетические усовершенствования, а сон и усталость выброшены за ненужностью чтобы поддерживать бешеный ритм самоотдачи. Для увеличения количества нейронных клеток до нескольких сотен миллиардов, сохраняя прежний размер головы, полости костей задействовали под хранилище серого вещества. Скелет выполнял не только функцию двигательную, но и интеллектуальную. В костях хранились воспоминания и навыки. Умственные процессы, в том числе и жизнедеятельность организма, управлялись и синхронизировались продолговатым мозгом ― небольшим ядром в основании черепа, венчающим позвоночник. Черепная коробка корейцев не пустовала, как любили пошучивать, а была вместилищем мозговой жидкости, которая содержала обширную базу данных, зависящую от поставленных работодателем задач. С университетской скамьи будущих руководителей, ученых и профессоров обучали взаимодействовать с большими объемами метаданных, подстраивать усердие и мотивацию под требования квалификации. Специалисты не растрачивали драгоценные минуты жизни на работу с искусственным интеллектом ― они воплощали собой думающие биокомпьютеры с базовым набором инстинктов для сохранения накопленных знаний, которые периодически синхронизировались с Сетью. Повреждение продолговатого мозга ― вместилища сознания ― приводило к моментальной смерти. Любые другие увечья лечились за пару дней.

Дверная рама вспыхнула зеленым и помещение вмиг наполнилась белой толпой. Безликие медицинские работники стояли в минуте молчания ― их нейропроцессоры общались между собой, передавая информацию о состоянии пациента на Центральный Компьютер.

Среди роботизированного медперсонала, модельный ряд которых не менялся лет сто, возник мужчина в серой агендерной форме: юбке и вычурном камзоле, перечеркнутого двойной вереницей бронзовых пуговиц, так броско перекликающихся с блеском его рыбьих глаз. Посетитель попросил доложить ситуацию. Скорее не попросил, а потребовал тонким, скрипящим голоском.

Врачи и медсестры загалдели диагнозами, из которых Ён понял, что его жизнь вне опасности, а база данных черепной коробки восстановлена с минимальными потерями.

Выслушав оптимистичный вердикт, мужчина проскрипел:

– Приступайте.

– К чему приступать? ― комариным писком спросил Ён.

Впервые очутившись в санчасти, не считая своего появления на свет, он оказался в совершенно новой для него обстановке, расслабляющей и тревожной одновременно. Пока он сглатывал и разминал губы, чтобы атаковать собравшихся вопросами, медбрат погрузил прямоугольную кассету с мутной эссенцией под основание ёмкости пациента. Всепроникающее покусывание наноботов колкими электрическими импульсами оживило задеревеневшие мышцы. Мелкие судороги отмежевали границы физической оболочки от биогеля, консистенция раствора начала ощущаться очень плотной и теплой.

Человек переместился в изножье, потеснив докторов. Он походил на демоническую сущность с белыми крыльями, которые поспешил сбросить, приказав очистить помещение. Распоряжение не коснулось робота-полицейского, просочившегося в палату. Типичная штамповка компании SungSam заняла угол у «колышущегося леса». С замедленной улыбкой, которой насильно хотят понравиться, он смотрел по-человечески моргающими безупречно-ясными глазами, а на шее, где отсутствовал кожный покров, напряглись металлополимерные мышцы, едва прикрываемые высоким воротничком с петлицей. Еще во времена, когда гомосапы свободно разгуливали по улицам городов, стражи правопорядка преднамеренно делались с дефектом. Это было связано с психологией туземцев и каким-то абсурдным подзаконным актом. Гомосапов выжили ― традиции сохранилась.

Человекоподобный робот произнес стандартные приветствия, назвал свой серийный номер и предупредил о записи показаний, а также анализе поведения и правовых последствиях лжесвидетельства. Его вторая интегрированная сущность будет выполнять роль профсоюзного старосты, если допрашиваемый обратится за советом. Третья личность ― для вынесения приговоров ― использовалась редко. Закон триединства: полиция, профсоюз и арбитражный судья в одном безымянном лице с идентификационным номером. Под пристальным вниманием человека в камзоле и трех ипостасей робота Ён чувствовал себя замоченным куском мяса под разделочным патолого-анатомическим механизмом.

– Кси, ― наконец представился посетитель, ― главный инспектор по охране труда на производстве. Правление Республики уполномочило меня провести дознания по этому неприятному делу, порочащему имидж страны. Чем скорее мы со всем разберемся, тем быстрее восстановится просевший курс акций нашей родины.

Мало кто из обывателей догадывался, что скромная должность Кси заключала в себе огромную власть, сравнимую с той, которой обладал совет директоров Республики. От его придирчивости зависело, получит то или иное производство сертификат безопасности, насколько сложным будет экзамен по определению имиджевых рисков, какие обновления в стандарт по компетентности включат в следующее издание. На любое решение акционеров он имел право наложить дополнительные условия, снижающие прибыльность проекта, а то и вовсе делающие его невыгодным. Ему были открыты любые двери, он распоряжался силами правопорядка, его рекомендации влияли на решения судебной системы, его донесения носили роковое клеймо. Знающие люди предпочитали не связываться с Кси. До сих пор Ён не сталкивался с инспектором лично, но был наслышан о его требовательности от Мён, в обязанности которой входило общение с госорганами.

– Чем могу быть полезен? ― шепотом спросил Ён.

– Многим. Начнем с того, что вы помните.

Ён зажмурился, чтобы воссоздать хронологию событий во всех деталях. Образ киллера неторопливо проступал сквозь эротические картинки, разбросанные по плоскостям его кабинета.

– Я думал, он принес бомбу, ― неуверенно начал Ён. ― На таймере оставалось три секунды, вероятность погибнуть от взрыва была в шесть раз выше, чем при падении с восемнадцатого этажа. Я оттолкнулся и выпал вместе с креслом. Я видел себя со стороны, в отражении зеркального фасада. А потом было много веток и снег из окна. Настоящая вьюга. А взрыва… ― Ён не договорил, пытаясь сообразить, что же он видел на самом деле до того, как понятие времени выбыло из его сознания.

Кси расценил затянувшуюся паузу как нежелание сотрудничать или решил напомнить о практиках правозащитной системы.

– Я не отношусь к органам правопорядка, я всего-навсего дознаватель. Я не заставляю вас доносить на себя, но учтите, ваши реакции регистрируются, и на суде они могут быть использованы против вас. В том числе и несговорчивость.

От сказанного засосало под ложечкой. Ён знал, что его не в чем обвинить, но отчего-то прямолинейность инспектора источала какую-то угрозу.

Кси, довольный собой, заходил туда-сюда. Шелестя юбкой, он наворачивал полукруги, словно змееобразный угорь в мутной воде, когда тот приглядывается к мягкому подбрюшью мелкой рыбешки. Впрочем, Кси скорее напоминал вымершую столетие назад рыбу фугу, внутренности которой содержали смертельную дозу яда. Такой же ядовитый, скользкий, с водянистыми глазками и раздутым самомнением.

– Два дня назад, двадцать пятого апреля после полуночи, вас сняли с дерева. У вас были множественные переломы, пробиты легкие, продырявленная голова, вытекающая мозговая жидкость. Я надеюсь получить разъяснения, которые впишутся в мое понимание.

«Сегодня двадцать седьмое, ― сообразил Ён. ― До отправки абиграммы остается четверо суток». От нахлынувшего волнения он задышал глубоко и отрывисто.

– Не нервничайте так. Добровольное согласие на изъятие памяти не потребует ордера и будет расценено как содействие следствию, ― дополнил Кси.

– Ордер? В чем меня обвиняют?

– Обвинений вам не выдвигали, ― пояснила одна из сущностей робота, отвечающая за юридическую защиту.

– Не выдвигали, ― подтвердил Кси. ― Ордер на изъятие воспоминаний ― это бюрократическая проволочка, которая применяется на этапе сбора улик. Сама процедура, когда ее проводят насильно, неприятна как для допрашиваемого, так и для меня. Человека приковывают к креслу, пичкают лекарствами, а потом его выворачивает наизнанку… Невыносимое зрелище.

– На меня покушались. ― Ён придал словам настойчивость, но ослабленный голос подвел. Замечание, звучавшее оправданием, было проигнорировано. ― Профсоюзный староста, ― воззвал Ён к адвокатской защите, ― прошу объяснить, что происходит.

– В обязанности инспектора не входит дача разъяснений подозреваемым, ― ответил робот.

– Вы нарушаете трудовые права, скрывая от меня информацию.

– Эти права не распространяются на период больничного, который истекает через час. Но и даже после него они не затронут безработного, ― ответил Кси. Его ротовая впадина на снулом лице, в точности как рыбья жабра, произвела несколько беззвучных шевелений, будто силилась выпустить что-то вредоносное, но так и не решилась.

– Я под подозрением и меня уволили, ― вывел он. Казалось, от нахлынувшего внутреннего жара вот-вот закипит трансдукционный биогель.

– Отстранили на неопределенный срок, ― поправил инспектор. ― Этот срок будет всецело зависеть от вашего сотрудничества с нами. ― И без излишних переходов примерил маску добряка: ― Мистер Нгуен, мы начали знакомство как-то некрасиво. Извините мою резкость, столько работы… Подозревать ― моя обязанность. Я с удовольствием посодействую вашему восстановлению в должности.

– Что вы хотите знать? ― Ён заставил себя расслабиться. Улыбка не выдавливалась, но хотя бы перестал морщить лоб.

– Значит, без ордера. ― На физиономии Кси мелькнула победоносная ухмылка. ―

Замечательно! Меня интересуют последние пятнадцать минут перед вашим падением.

Синхронизировав мысли с беспроводной сетью больничной палаты, Ён визуализировал нахлынувший кошмар, которому предшествовало животрепещущее совокупление обнаженных людей. Публичный пересмотр акта соития был для него не менее тяжелым испытанием, чем развязка. Кси, оценивающе покачивая шаровидным ежиком затылка, стоял спиной к пациенту и рассматривал на целившегося в него с экрана киллера. Сейджи, прищурившись, кинематографично застыл с пистолетом в руке. Получилось расплывчато, блекло, но вполне узнаваемо.

– Мне показалось, он принес бомбу. Не представляю, как он проник в защищенное здание. Я оттолкнулся, упал… Взрыва не помню.

– Идентификация? ― вопросил Кси у напарника.

– Соответствий нет.

– Подлинность?

– Восемьдесят шесть.

– Не так и много.

– Сейджи ― редкое японское имя. Уверен, он выдумал его, ― подытожил Ён, гадая, о чем его дознаватели только что говорили.

– Не сомневаюсь.

– Он был похож на японца.

– Неуверенность, ― оживился робот.

– Он выглядел как иностранец, но свободно владел корейским. Движение губ совпадало с речью, значит, говорил без переводчика-синтезатора, а ведь ликворофилинг30 доступен только корейцам. Возможно, он сделал генетическую пластику лица.

– Полиция отправит запрос в службу миграции, ― сухо сказал Кси. Заверение прозвучало как пустяковая формальность. ― Будем придерживаться неопровержимых фактов. Двадцать четвертого апреля за пятнадцать минут до полуночи вы находились у себя в кабинете, без одежды. Именно в это время был ваш последний выход в Сеть. Затем происходит что-то и в ноль часов десять минут вас снимают с дерева.

– «Что-то» ― это профессиональный убийца, который принес непонятный цилиндр с таймером и продырявил мне лоб.

Кси украдкой глянул на андроида. Тот безмолвствовал ― искренность подозреваемого не вызывала сомнений.

– По каким признакам вы определили профессионализм нападавшего?

– Он проник в закрытый офис и при нем было оружие.

– Пуля прошла на десять сантиметров выше продолговатого мозга, благодаря чему вы остались живы. Слабовато для профессионала.

– Он обманул систему защиты и проник ко мне в кабинет.

– Ваше рабочее пространство не оборудовано видеонаблюдением, но оно есть в каждом прилегающем коридоре. Полиция изучила терабайты записей и никаких Сейджи или других японских ниндзя не обнаружила. Придумаете более правдоподобную теорию?

– Это невозможно…

– Я рассчитывал на большее откровение.

– Вы же видели визуализированные воспоминания той ночи, больше мне нечего предложить.

– Те нечеткие и обрывистые картинки могут быть залиты с помощью ликворофилинга. Вероятность последнего составляет четырнадцать процентов.

– А как же пистолет? В меня стреляли!

– Я надеялся на чистосердечное признание, а вы спрашиваете о пистолете. Там половину здания снесло! ― Смысл сказанного не сразу пропитал сознание. Кси, не дожидаясь реакции физика, продолжал: ― Вам не выдвинули обвинений, потому что взрывотехники не смогли идентифицировать взрывчатое вещество и связать его с вами.

– Со мной? Я не ослышался, вы считаете, что я подорвал здание?

– Я ничего не считаю, а прорабатываю версии. Считать будет суд, мое дело написать отчет. Есть еще что добавить?

Язык не слушался. Рот пересох, в горле запершило. Ён так переволновался, что неконтролируемая моторика мышц подняла настоящий биогелевый шторм.

– Я… ― на выдохе произнес он. Второе слово далось чуть легче, ― законопослушный… ― Отдышался. ― Гражданин Корейской Корпоративной Республики. Я без остатка предан труду, своему коллективу, правлению…

– Цитирование конституционной присяги вам не поможет.

– Всю свою полувековую карьеру я посвятил НИИ, и ни при каких обстоятельствах не причинил бы вред государственному имуществу.

– Хорошая речь, проникновенная. Для суда.

Дознаватель прошелся по палате, разнеся подошвами расплескавшийся биогель.

– Я не подрыватель общественного строя и не поехавший извращенец-самоубийца, ― отчаянное положение придало Ёну смелости, кристаллизовало мысли и развязало язык. ― Произошедшее было спланированным покушением на мою жизнь. Для вас это самая невыгодная версия, так как она требует официального расследования и поиск настоящего преступника. Куда проще обвинить сумасшедшего ученого, и имидж Республики, как государства с нулевой преступностью, не пострадает, и инвесторам будет спокойнее. Будь у вас малейшее подозрение в нестабильности моей психики, мне бы не восстановили мозговую жидкость с научными знаниями и не стали бы проводить беседы. Я высоко ценю вашу работу, вы проверяете все версии, в том числе и меня, но я не тот, кто вам нужен. Я с радостью окажу следственным органам любую поддержку, чтобы это дело было раскрыто и настоящие виновные понесли наказание.

– Хорошо, ― голосок Кси проскрипел как плохо смазанная, но надежно работающая шестеренка бюрократического механизма. ― Вас сейчас приведут в порядок, оденут и мы поедем в ваш исследовательский институт. Ответите на пару вопросов и вернетесь к работе.

Сросшиеся кости ныли под тяжестью собственного веса, распечатанная одежда жала. Медработники заверили, что отечность спадет за пару дней. Ему вернули личные вещи, что уцелели при падении. Это были обрывки костюма и записка из будущего, что лежала во внутреннем кармане пиджака, висевшего на спинке кресла. Лохмотья он выкинул, а закодированное послание оставил себе.

Мысли курсировали по китайским иероглифам абиграммы также резво, как полицейская машина на магнитной подушке по подземному туннелю, ведущему на остров Йонджегу. Кси не проявил интереса к тому, что рассматривал подозреваемый. Он наверняка изучил текст послания, пока Ён пребывал в бессознательном состоянии.

Бело-синий автомобиль перестроился в крайний ряд на знакомую полосу торможения. Здесь витал запах донной тины, просачивавшийся сквозь скорлупу подводного туннеля. Опустившись из обтекаемого фюзеляжа, колеса нащупали влажную гладь дорожного полотна ― пассажиры ощутили легкое спотыкание. На правах спецтранспорта полицейский автомобиль выехал на пешеходную улицу, имевшую крутой уклон (как холмистый остров ни выравнивали, а большинство авеню напоминали горки для сноуборда; на юго-западе, куда в спешке переселялись жители старого Пусана, и вовсе вместо привычных тротуаров были сплошные ступеньки). Кси, не сводя глаз с подозреваемого, всю дорогу ехал молча.

Миновав посольство Японии, машина вырулила на площадь Моря Дирака и остановилась. Раньше Ён не особо акцентировал внимание на приземистом двухэтажном строении, в окружении чугунной ограды и аккуратных кустиков. Теперь, после визита японского гостя, он посмотрел на него иначе. Он изредка наблюдал с высоты своего кабинета за вечно затемненными окнами дома, походившего на пустотелую декорацию. Одно время считал его заброшенным, пока однажды не заметил, как на лужайке забуксовала газонокосилка. Некто появился из боковой двери и унес сломанный аппарат внутрь. Ён объяснил себе безжизненность обычным политическим разладом. Япония, изолировавшись от цивилизованного мира, содержит посольство с минимальным роботизированным персоналом для редких представительских встреч и обмена протестными нотами. О происходящем у них в стране ходят кровожадные слухи, сводящиеся к тому, что японцы массово принимают смерть в тридцать лет, а их сознания якобы обретают новую жизнь в виртуальной реальности, хотя неотделимость биологического разума от тела давно доказана. Их самоистребление под управлением искусственного интеллекта началось аккурат с жесточайшего продовольственного кризиса 2180-х годов, когда в мире полыхали межрасовые войны. Нынче о японских туристах помнят только роботы-старожилы с кремниевой памятью.

– Что-то не так? ― спросил Кси.

Увлеченный увиденным, Ён пересек полицейскую линию, отделяющую упорядоченность от хаоса.

Вечернее солнце било из окон соседних высоток, разрушения были заметны не сразу. Физик, пройдя вдоль разметки для полицейских ховеркаров, устремил взгляд на обесточенную двадцатиэтажку. Следом за ним крался инспектор со своим подручным ― оба внимательно изучали реакцию подозреваемого.

Зеркальная башня, которую пусанцы из-за необычной формы прозвали «Песочными часами», была самой изысканной в округе. Сужающиеся к середине нижняя и верхняя части состояли из десяти этажей каждая, панорамные лифтовые шахты ― четыре штуки ― располагались по углам и подпирали верхний сегмент «часов». Все выглядело по-прежнему изящно, разве что ни в одном из окон не горел свет.

Ён неспешно пустился в обход заброшенной громады, символизирующей течение времени в закрытом пространстве. Как известно, песчинки в песочных часах просачивается из верхнего сосуда в нижний, так что их сумма никогда не изменяется ― этакий символизм мироздания, отображенный в архитектуре НИИ. Вдруг он споткнулся о деформированные булыжники. Ён пощупал сплющенную, вздувшуюся, перекошенную плитку. Зрение не обманывало, камень будто расплавился и вновь затвердел. Гранитная скамейка, что стояла поодаль, растеклась вулканической лавой, а урна для мусора смялась гармошкой и покосилась. Физик перевел озадаченный взгляд на Кси. Тот безучастно посмотрел в ответ.

На другой стороне «Песочных часов», где перед главным входом росло могучее дерево, предстала ирреальная мешанина. Раскидистый дуб лишился половины пышной кроны, ветки, словно застывшие струи фонтана, проросли в тротуарную плитку, а кряжистый ствол подтек, как оплавленная свеча; в уцелевшей части дуба, среди весенней листвы распустились бутоны синтетического наполнителя из его любимого кресла. Верхняя часть офисной высотки опорожнилась строительными конструкциями, которые обвалились в нижнюю выпуклость. Из развороченного нутра вытекла начинка, демонстрируя анатомическое устройство башни. Там, где когда-то находился его просторный кабинет, зияла обширная дыра. Ряды стройных кресел в малой аудитории, что гнездилась на двенадцатом этаже, растеклись и закоченелыми сосульками свесились с бетонных перекрытий. Мягкая мебель комнаты для отдыха вытекла через трещины и рваными обрывками задеревенела на нижних поперечных балках. Архитектурная достопримечательность растеклась, словно акварель под дождем. Картина разрушений не походила на последствия обычного взрыва, вокруг не наблюдалось ни осколков, ни бетонной пыли, ни следов пожара.

Ён, пытаясь осмыслить непонятные нагромождения, всматривался в мелкие детали, в скрюченные колонны, просевшие полы, расползшийся бетон, сморщенные стекла. Материалы, разные по структуре и химическим свойствам, размякли, слились воедино и застыли капризными завитушками, прогибами и вывертами.

– Какого черта? ― вырвалось у него.

– Этим как раз и занимаются взрывотехники, анализируют, что за вещество разворотило ваш офис, мистер Нгуен.

– А что с подземными уровнями? Лаборатории, исследовательские зоны, серверные…

– Успокойтесь, они не пострадали, погибших нет.

Ён облегченно вздохнул.

– Думаю, у вас найдется какое-нибудь объяснение произошедшему. Вы, ученые, любите строить хитроумные теории.

– Хм, это будет скорее гипотеза, ― после продолжительной паузы сказал он.

– Я весь внимание.

– Материя не подвергалась температурному воздействию, ― заговорил Ён, присмотревшись, ― точки плавления железа и пластика сильно разнятся. Легкие материалы воспламенились бы до того, как стекло начало плавиться, однако следов горения не видно. Похоже на химическое поражение, но той коробки, что принес незнакомец, явно было мало, потребовались бы тонны поражающего реагента. Я не химик, но мне кажется, что в природе не существует такого.

– Ответ неточен, ― отреагировал робот.

– У меня есть предположение, но вряд ли оно имеет что-то общее с реальностью. Подозреваю, что использовали некую молекулярно-деструктивную субстанцию воздушно-капельного поражения. Сто лет назад Калле Ларс Франц получил нобелевку за теорию уменьшения плотности электронных облаков через квантовые поля31. На некоторый промежуток времени, что зависит от силы искривления волновой функции, их можно ослабить. Разработками заинтересовались военные и даже выделили на исследования значительные средства.

– Я правильно понял, что свойства любого вещества можно ослабить на несколько минут?

– Не свойства, а плотность, и не минут, а микросекунд. В лабораторных условиях удалось достичь кое-каких результатов, при этом затрачивалось колоссальное количество энергии. Чтобы разрушить килограмм вещества, не хватит мощности городской электростанции. Насколько мне известно, «размягчитель материи» так и остался теорией, и дальше опытов с сотней-другой атомов продвинуться не удалось. Для таких последствий, ― Ён взглянул на развалины, ― потребуется управляемая энергия нулевых колебаний32. Если правильно перераспределить энергетические балансы, можно в ничтожно малой точке получить Большой взрыв. Это физика следующего столетия, если Азиатский Союз хорошенько профинансирует на такие исследования. Уверен, НИИ ядерной физики с удовольствием расскажет подробнее.

– Я уже говорил с ними. Вы прекрасно осведомлены о принципах молекулярно-деструктивного оружия.

– Несуществующего оружия. И да, я читаю разные научные публикации.

– Если других объяснений нет, выходит, что некий Сейжди приносит в ваш кабинет бомбу, существующую только в теории, и заодно стреляет в вас?

– Получается, что так.

– А не слишком ли сложно? Разве недостаточно того, что он пробил вам голову?

– Он порывался спуститься в «Зону А». Вероятно, бомба предназначалась для антибитового передатчика. Возможно, он хотел саботировать работу НИИ. Отчасти ему это удалось.

– Судя по вашим смутным воспоминаниям, мужчина, подстрелив вас, активировал взрывное устройство и до последней секунды стоял и бездействовал. Он не знал, что бомба настоящая или был камикадзе?

– Я не имею понятия, что им двигало.

– Полиция перелопатила всю вашу подноготную: связи, встречи, запросы в Сети, покупки, мысли, потаенные секреты. И не нашли ни единой причины вас убивать. Неприметный человек, добровольно заточённый в четырех стенах.

– Может, не я был целью, а разработки института.

– По-вашему, террористический акт был устроен радикалами?

– Киллер походил на типичного японца, но говорил по-корейски. Он всяко не был гомосапом, а следовательно, к повстанческому движению отношения не имеет, ― засомневался Ён в навязываемых ему выводах.

– Версия с терактом вас тоже не устраивает, ― инспектор окинул ученого-физика буравящим взором. ― А вы со многими гомосапами знакомы?

– Я догадываюсь, к чему вы клоните. Считаете, что мне мстят за гражданскую позицию? Как-то я подписал петицию на их отлов и принудительную кастрацию и имел неосторожность публично об этом заявить. Наверняка данный факт из моей биографии вам известен.

– Эта информация у нас имеется, ― подтвердил робот-полицейский.

– С другой стороны, против них я не боролся и в подпольный охотничий клуб так и не вступил.

– Побоялись экзамена? С вашими-то способностями вы получили бы все сто десять баллов. Значит, контактов с гомосапами у вас не было?

– Конечно, нет! Разве нормальный человек будет с ними контактировать?

– А с их сторонниками?

– Вы про тех слюнтяев, что подкармливают их? К сожалению, не все задумываются над тем, что кормежка увеличивает их популяцию. Среди моих знакомых таких нет, а были бы, я подал бы рапорт в санитарный надзор.

– И за последние недели вы ни с кем не знакомились?

В памяти нарисовался образ лучезарной Юмису. Ворот его новой рубашки слегка ужался. А что, если она имеет отношение к недолюдям? К счастью, ничего важного он ей не рассказывал. Ни о занимаемой должности, ни о коллегах, ни о работе.

– Я уже ответил, что меня объединяет с гомосапами. Кроме той давней истории с петицией, других случаев не было, насколько мне известно.

– Ответ зачтен, ― с толикой злорадства, но примирительно ответил Кси.

– Разве считается преступлением, общаться со сторонниками гомосапов?

– Почему вы заостряете на этом внимание?

– Из любопытства.

– Обыкновенное общение, конечно, не преступление. Но учтите, что идеология гомосапов заразна и губительна. Вы сами не заметите, как пойдете у них на поводу.

– Этому не бывать!

– Надеюсь. А сейчас я ознакомился бы с рабочим процессом. Мён уже заждалась нас.

– Вы уже оформили допуск в «Зону А»?

– У меня имеется допуск к любому помещению в этом городе.

Подземные этажи «Песочных часов», как и транспортный док для беспилотных автомобилей, не пострадали. Когда в вестибюле полированная мозаика полов заскрипела под подошвами ходоков, Мён ожила. В присутствии людей андроиды становились подвижными, появлялись ужимки, излишние движения, такие как поправление прически или одежды. Демонстрация эмоций носила театральный характер, помогающий человеку лучше понимать машины через язык тела. Между собой роботы обменивались беспроводными сигналами, содержащими информацию об их настроении. К примеру, для определения уровня любопытства они использовали сотню различных кодовых сигналов, а для радости им хватало всего два. Им были не чужды развлечения, такие как ультразвуковые караоке, казино Шредингера и слаботочные электрические импульсы в нейропроцессорный мозг, сравнимые с наркотической одурью.

Завидев людей, Мён изящно расположила одну ногу вперед другой и как бы украдкой одернула блузу. Отсутствующее выражение лица оживилось, она улыбнулась и сообщила руководителю, что опасалась за его здоровье. При посторонних она сглаживала свой характер, но что на самом деле испытывала роботесса, Ёну оставалось лишь гадать. Ее электронное сознание на самозарождающийся негатив сканировалось программами-контроллерами, но делалось это, в отличие от обычных машин, после подачи соответствующего запроса, которой Ён постоянно откладывал на потом. Без регулярного техосмотра в нейропроцессорных мозгах могли зародиться крамольные мысли или, того хуже, лень и индивидуализм, недопустимые в Корпоративной Республике Корея. Впрочем, кое-какие отрицательные настроения машинам были доступны вполне легально. Кроме зависти и стыда, они испытывали ревность, обиду и некоторые особые ощущения, относящиеся к внутривидовым и непонятным для человеческого восприятия.

Руководитель НИИ поблагодарил роботессу за беспокойство. Закон предписывал относиться к андроидам как к равным, несмотря на то, что количество их искусственных нейронов было ограничено законодательно до сорока миллиардов33 и полноценными людьми они не считались.

Мён, вся сияя под влиянием непостижимых внутренних настроений, приторным голоском сказала:

– Хотела встретить вас в санчасти, но мой запрос не прошел.

– Не стоило расходовать на меня свой заряд.

– Мне было бы приятно вас увидеть.

Приятно. Что вкладывают в это слово железяки?

– Я вам не мешаю? ― напомнил Кси о своем присутствии.

– Сдайте бифотонные коммуникаторы34 и оружие, ― потребовала Мён у полицейского, проигнорировав Кси, ― а также любые приборы, создающие электромагнитные помехи, ― продолжала перечислять она. ― Записи категорически запрещены. Связь под землей недоступна, синхронизация тоже.

Полицейские аксессуары поместили в камеру хранения.

Массивные двери расступились, впуская сотрудников и их гостей в один из самых засекреченных исследовательских институтов в Республике.

Пассажирские лифты не работали, пришлось воспользоваться грузовым. Два человека в сопровождении роботов спустились в недра острова Йонджегу, ниже уровня моря. Они шли по длинному коридору, напоминавший в разрезе правильный шестиугольник. Чернота стенных панелей едва отражала мягкий свет, создавая неестественный полумрак. Ён всегда недоумевал, почему дизайн лаборатории выполнен в стиле «сумрачный космос», хотя исследования никак не связаны с астрофизикой. Те редкие гости, которым удавалось здесь побывать, восхищались антуражем, царившем в подземном дворце времени, но Кси не впечатлился, как и тому факту, что в «Песочных часах» дверей было больше, чем в любом офисном строении на Корейском полуострове.

Коридор закончился холлом со светящимся полом, над головами ― давящая темнота. Отзвуки шагов, улетающие куда-то ввысь, подсказывали, что они на дне глубокого силоса.

Кульминационный момент: дверь плавно поднялась, приглашая визитеров в некий потусторонний портал, именовавшейся «Зоной А». Буква А заменяла порядковый номер, а не была аббревиатурой «аномальный» или «анахроничный», как некоторые сотрудники любили пошутить. Зоны Б и В так и остались сверхдорогими и неосуществленными проектами.

Кси спрятал растерянность за непринужденную позу, но плавающие зрачки на выкатившихся белках выдавали его интерес. Робот-полицейский занял место недалеко от входа, Мён же вела себя раскованно, держась поблизости от своего начальника.

Антибитовый передатчик, размером с двухэтажный дом, походил на огромный сувенирный шар со снегом, какие продавали туристам ― потрясешь, и елочку завалит пушистыми хлопьями, ― или шар для гаданий, в котором можно увидеть грядущее. Внутри сферы антибитового передатчика, кроме одного-единственного небольшого мячика, парящего в прозрачной сердцевине, не было ничего сверхъестественного, все выглядело очень просто, даже слишком. Над этим вакуумным аквариумом нависал, почти касался телескопический сталактит таких необъятных размеров, что можно было подумать, будто рукотворный мегаобъект подпирает целый остров. Это был генератор виртуальных частиц, предназначавшийся как для магнитного удержания антиматерии, так и для защиты города от техногенного Армагеддона. Ядро передатчика, состоящее из антивещества, при соприкосновении с обычной материей, например, с окружающей его сферой, вызвало бы аннигиляцию. Реакция взаимного уничтожения была бы настолько мощной, что ее вполне могло хватить, чтобы превратить столицу в гигантский кратер. Защита работала по принципу автоматического предохранителя: в случае исчезновения магнитного поля в ядро из антиатомов выстреливался заряд виртуальных частиц, который поглотил бы разрушительный энергетический всплеск.

На фоне монументальной структуры передатчика и нависавшего над ним генератора второстепенное оборудование обширной «Зоны А» как-то меркло. Высокопоставленные посетители редко задерживали внимание на прочей технике. Перфорированные белоснежные параллелепипеды ― сияющие диодами шкафы, распределенные по нишам ― являлись теми компьютерами, без спин-процессорных35 «мозгов» которых, а также расчетных единиц, блоков питания, нанотехнологических систем и прочих современных чудес, игры со временем оставались бы невоплощенной идеей.

– Это и есть машина времени? ― вопрос инспектора прозвучал очень наивно, по-детски. Он подошел к перилам, окольцовывающим постамент с водруженным на него шаром, и вцепился в хромированное обрамление обеими руками.

– Путешествия во времени невозможны, так как нарушается элементарный закон термодинамики, а преодоление моста Эйнштейна-Розена36 потребует сверхсветовых скоростей. Да и принцип защищенности хронологии37 этого не позволит. Чтобы перекинуть в прошлое вещество не больше пылинки, энергии всей Вселенной будет недостаточно. Вы же не видели туристов из трехтысячного года? ― заученно ответил Ён.

– Тогда чем вы здесь занимаетесь? Философией?

– Я сказал, что в прошлое невозможно телепортировать материю, но информация ― нематериальна. ― Ён стер рукавом жирный развод, когда Кси отпустил перила и отошел. ― Антибитовый передатчик перезагружает время, хотя термин «перезагрузка» не совсем точен.

– А поподробнее?

– Это конфиденциальные знания, для узких специалистов.

– В этом городе для меня нет секретов. Мой допуск позволяет просмотр любых материалов.

Мён подтвердила утверждение Кси.

– Мистер Кси, ваша нелюбовь к гомосапам распространяется и на их творчество? Вам знакомо произведение Рэя Брэдбери «И грянул гром»?

– Научный трактат об изменении климата? Не припоминаю такого.

– Это фантастическая история о том, как некий путешественник во времени отправился в мезозойскую эру, где случайно наступил на бабочку. Малозначительное событие привело к тому, что через миллионы лет мир изменяется до неузнаваемости.

– Я это вполне допускаю. Небольшие сбои в технологических бизнес-процессах нарушают логистические цепочки и далее по нарастающей: переполненные склады, остановка производства, штрафы, убытки. Но я не улавливаю, при чем здесь ― как его? ― Брэдбери и ваш передатчик?

– Действия и последствия. Нарушение событийной цепочки в прошлом изменяет настоящее. У нас нет возможности переместиться сквозь время, чтобы самим совершить некоторые поступки, но мы можем попросить сделать это за нас людей в прошлом. Антибитовый передатчик, как настроенное на определенную волну радио, был спроектирован, чтобы посылать в прошлое закодированные сообщения, или ― по-научному ― абиграммы. В этих посланиях мы и указываем, какую бабочку раздавить. Отправка абиграммы является той самой перезагрузкой времени.

Кси растерянно хлопал глазами. Как и любому посетителю, ему было все понятно и непонятно одновременно. Не дожидаясь типичных вопросов, Ён менторским тоном экскурсовода продолжил:

– Вспомните квантовую теорию, и все встанет на свои места. Уникальность квантов заключается в том, что они способны без ограничений перемещаться в пространстве и времени. Такие необычные характеристики квантов мы используем для передачи сигналов. Между прочим, первый удачный эксперимент по телепортации состоялся аж в 1997 году и с тех пор технологию отточили до совершенства! На что можно перенести информацию? На папирус, электронную бумагу, флеш-память, жесткий диск, ДНК ― сгодится любой материальный носитель. Мы знаем, что материя состоит из элементарных частиц. Теперь представьте, что мы телепортируем координаты положения этих частиц в прошлое. То есть папирус ― или что угодно ― соберется из имеющихся атомов там, в прошлом. При этом первое начало термодинамики не нарушится, ведь материя, которая и есть энергия, не возникнет из ниоткуда, как в случае с машиной времени. Конечно, мы не записываем абиграммы на папирус, а используем продвинутые методы ― квантовые накопители из антиматерии.

– Получается, что антибитовый передатчик ― обычное устройство памяти?

– Почти. В этом шарике из антиатомов имеется еще антенна, которая принимает и передает сигналы. Есть еще шифровальный процессор и кое-какие датчики, но в целом ― это относительно примитивный блок памяти. Даже у Мён он более продвинут.

– Спасибо за комплимент, ― улыбнулась ассистентка. Ён и не думал ― так вышло само собой.

– Предположу, что в мезозой доставить абиграмму не получится, ― справедливо догадался Кси.

– Отправка ограничена постройкой этой машины, ядро которой было запущено в 2221 году. Оно самое древнее в мире, не считая экспериментальных образцов.

– Были же когда-то в Корее светлые умы. А как вы определяете, какую бабочку раздавить?

– Ретропричинность рассчитывается в обратном порядке из поставленных задач, мы анализируем событийность и отправляем абиграмму с инструкцией во временной отрезок, в котором возможность произвести изменения наивысшая.

– А после этого реальность изменяется, и вы достигаете нужной цели. Звучит просто.

– Коррекция прошлого дает высокую вероятность, но нет стопроцентной гарантии, что события сложатся именно так, как планировалось. У нас, что бы мы ни говорили, нет свободы воли. Изо дня в день мы выполняем рутину, следуя наименьшему сопротивлению. Даже вышестоящее начальство спускает планы, опираясь на исторические, культурные и рациональные предпосылки. Например, ваша должность обязывает вас найти виновного в подрыве надземного комплекса НИИ. Вы проверяете самые простые версии, и как бы я ни оправдывался в санчасти, мы в любом случае, следуя вашим умозаключениям, пришли бы сюда. В целом наше поведение предсказуемо, но всегда найдутся мелкие детали, которые влияют на конечный результат. Как правило, это совсем незначительные колебания. Сложность перезагрузки заключается не в прогнозах, а в сравнении достигнутого с ожидаемым.

– Поясните.

– Когда литературный герой-путешественник возвращается в свой век, он понимает, что мир стал другим, но эти изменения никому не заметны, кроме него.

– Верно, ― согласился Кси.

– В нашем случае нет стороннего наблюдателя, который рассказал бы, как изменилось настоящее.

– Вы хотите сказать, с перезагрузкой мы забываем, что было до? То есть вообще все люди и даже те, кто находится здесь, в этой зоне?

– Перезагрузка времени перезаписывает реальность. Мы, конечно же, не можем помнить те события, на которые наложились новые.

– И как вы узнаёте, что достигли желаемого результата?

– У нас нет стороннего наблюдателя, но мы научились сохранять референтную информацию вне времени ― в черной дыре. Она находится под нами, в специальном помещении.

– Припоминаю, что моим предшественником были написаны какие-то сложные нормы эксплуатации.

– Этим нормативам 150 лет и они у нас превыше любого закона, ― одобрительно отозвался Ён. ― На поверхности микроскопической черной дыры, в горизонте событий понятия времени не существует. Пространственно-временная сингулярность используется в качестве информационного накопителя. В эту множественную бесконечность мы копируем данные, а считываем их через излучение Хокинга, которое дешифруется в видеоряд. Не за горами новая технологическая революция, когда будут построены суперкомпьютеры, работающие на термодинамике черных дыр. Пока это за пределами наших возможностей.

Кси, тиская пуговицу на агендерном мундире, задумчиво обозревал фундаментально-исследовательское великолепие. Бурные мыслительные процессы проявлялись подергиванием ноги, отчего складки юбки подплясывали в такт дергающейся коленке.

– Если у вас возникнут еще вопросы, я с удовольствием на них отвечу, ― сказал Ён, предвкушая конец допроса.

– Торопитесь избавиться от меня? Я еще не перешел к главному.

– Что ж, постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

– Надеюсь. ― Кси покосился на робота-полицейского. Тот смирно стоял на страже. ― Кто еще владеет такими штуками?

– Антибитовыми передатчиками? Калифорнийская Корпоративная Республика, Северная Европа и мы. Скорее всего, в Японии есть собственный образец. На международной конференции по проблемам физики их представители делились достаточно наукоёмкими познаниями.

– Технологическая схема везде одинакова? Принцип действия как-нибудь отличается?

– Концепция абсолютно идентична. Незначительная разница кроется в конструктивных особенностях. Например, в американской версии чувствительный генератор виртуальных частиц расположен сбоку. При строительстве затраты меньше, зато при эксплуатации гуляющие магнитные поля Земли приводят к частым сбоям, а это ― длительные простои. Как раз этой весной они затеяли капитальный ремонт.

– Кому открыт доступ в «Зону А»?

– Мог ли кто-то из сотрудников впустить в подземный комплекс террориста? Вы к этому ведете?

– Выводы буду делать я. Отвечайте на вопрос.

– Постоянный пропуск есть у меня и Мён. С сопровождением сюда имеют доступ члены Высшего Научного Комитета и совета директоров Республики, а также некоторые сотрудники института. Уровень безопасности здесь беспрецедентный.

– Кроме вас двоих, кто еще может переслать абиграмму?

– Никто! Это регламентированный процесс, требующий, помимо прав доступа, обязательного присутствия Мён, сложных расчетов и пошагового выполнения инструкций. Новичку проще будет посадить космолет без автопилота, чем вмешаться в ход времени.

– Кто наделяет правами доступа?

– Центральный Компьютер передает ключи шифрования одному из служащих НИИ, он и становится хранителем времени. На эти процедуры уходит минимум трое суток.

– Правильно, ― с досадой, какая бывает у профессора, которому не удалось завалить студента, подтвердил Кси.

Экзамен окончен не был ― Ён это явно почувствовал. Он пожалел, что дал слишком четкие пояснения. Провались он на каком-нибудь мелком вопросе, инспектор пожурил бы и довольный ушел прочь.

– Вы, мистер Нгуен, обладатель несвободной воли, можете отправить абиграмму с любым содержанием?

– Я всего-навсего исполнитель мудрого волеизъявления руководства Республики. Моя функция ― это отправка и прием абиграмм. Я подгоняю череду событий под запрашиваемые потребности, не более.

– А как же ваши личные?

– Мои потребности? Я всем доволен.

– Хорошо, если так. Вернемся к рабочим процессам. Вы отчитываетесь по каждой абиграмме?

– Только по официальным.

– Есть другие?

– Тестовые. Они передаются с соответствующей пометкой по умолчанию.

– Их отправляют без каких-либо ограничений?

– Без авторизации Мён ни одна отправка не пройдет, даже тестовая.

Секретарша утвердительно кивнула.

– Как вы отчитываетесь по тестовым отправкам?

– Никак. Они не учитываются. ― Ён отвечал максимально быстро, не задумываясь, чтобы не дать Кси усомниться хоть в чем-то. В дотошности инспектора чувствовалось второе дно, на которое он пытался утащить физика.

– Вот вы и попались. Скажите, мистер Нгуен, как долго вы готовились… ― протяжный писк прервал умозаключение Кси. Робот-полицейский, шагнувший было в их сторону, отступил.

На контрольном щите управления антибитовым передатчиком засияли кнопки, голографические мониторы наводнились статистическими таблицами и текстовыми данными. Из щели автомата толчками выполз лист плотной бумаги и улегся в специальное углубление.

– Послание из будущего. Мы перезагрузили время! ― воскликнул ученый, сгорая от любопытства узнать, к чему же он, судя по недосказанной реплике Кси, готовился. Напирающее чувство угрозы заставило его с азартом ухватиться за новую тему. ― Мён, будьте добры.

Ассистентка вытянула из лотка листок, содержание которого было зачитано вслух.

Тестовое сообщение: Напиши число «десять».

Ён Нгуен

Дата отправки: 27.04.2476 21:01

Дата получения: 27.04.2476 20:52

― Это же абиграмма! ― воскликнул дознаватель.

– Она самая. Скорее всего, через девять минут вы захотите посмотреть на научное чудо ― перезагрузку пространственно-временного континуума.

– Было бы любопытно.

– Возьмите фломастер и запишите на маркерную доску цифру десять. Да-да, на нее. Она на колесиках, передвиньте вон туда. В вашей памяти я не сомневаюсь, делайте, как я говорю. Прописью тоже сгодится.

Фломастер проскрипел в унисон с инспекторским голоском:

– И?

– Мистер Кси, назовите первое, что придет на ум.

– Правонарушитель.

– Давайте что-нибудь нейтральное.

– «Вечность» подойдет?

– Отлично! ― Ён передал дознавателю распечатанный лист, пояснив: ― Держите крепко, чтобы потом вы не выдвинули мне обвинений в подмене.

Это была стандартная демонстрация возможностей передатчика, бессчетное количество раз удивляющая редких экскурсантов. Хозяин «Зоны А» неспешно напечатал на сенсорной панели указание «Напиши слово „вечность“» и выставил время получения абиграммы минутой раньше предыдущей, на 20:51. Палец завис над кнопкой «перезагрузить».

– Но разве не число «десять» мы должны написать? ― забеспокоился Кси.

– А если я обманул вас? Я мог запрограммировать обычный принтер, чтобы, при появлении посетителей, он распечатал заранее заготовленный текст.

– Я об этом как-то не подумал.

– Мы нарушим причинно-следственную связь, и из настоящего я заставлю вас в прошлом поступить иначе.

– Звучит самонадеянно, ― усмехнулся инспектор.

– Вы прочли мою абиграмму. Вы знакомы с Каони или Сержем?

– С Сержем? Впервые слышу.

– А с Каони?

– Что за дерзкий тон! ― осек Кси. ― И чего мы ждем? Нарушайте вашу связь.

– Отвечайте! ― железным голосом потребовал Ён. ― Кто такой Каони?

– Мистер Нгуен, ― обратилась Мён к своему начальнику с повышенной тональностью, которой одергивают младших сотрудников. Ён проигнорировал секретаршу, повторив свой вопрос.

– Я не знаю никаких Каони! Что вы вообще себе позволяете?!

– Это ложный ответ, ― вмешался полицейский. Функция детектора лжи сработала без разбора.

– Вам известно понятие Чёрный эфир? Каони с ним как-то связан?

– Я не обязан отчитываться о своих знаниях!

– Расшифровка абиграммы носит государственное значение. Я требую ответа!

– Здесь я главный, а вы ― жалкий преступник. Арестуй его! ― прикрикнул он на робота-полицейского.

– Обвинение не предъявлено, ― возразил тот.

Кси трясся от ярости, производя губами беззвучные движения, будто рыба, выброшенная на берег.

– Инспектор, что вы накопали на меня?

– Всё, ― громыхнул Кси, косясь на пояс робота, где обычно крепилась кобура. Пистолета не было. Переходя на крик, он выплевывал фразы: ― Вы использовали собственность НИИ в корыстных целях! Вы обвиняетесь в государственной измене! Взять его!

Робот бросился на физика.

Клавиша «перезагрузка» приятно кликнула.

Гладкий мячик антиматерии не шелохнулся в пустоте вакуума. Казалось, ничего не случилось.

– Послание из будущего! Мы перезагрузили время, ― торжественно объявил ученый.

Кси с недоумением уставился в текст абиграммы:

Тестовое сообщение: Напиши слово «вечность».

Ён Нгуен

Дата отправки: 27.04.2476 21:03

Дата получения: 27.04.2476 20:51

― Что-то я ничего не заметил, ― заявил Кси, переглянувшись с напарником. Он посмотрел на маркерную доску: «вечность» была выведена корявым почерком.

– Я бы удивился, если бы вы заметили. При отправке абиграмм, смотря из настоящего, прошлое изменяется мгновенно.

– Не понимаю, в чем фокус. Вышла какая-то бумажка, вы попросили перенести ее содержимое на этот древний планшет, потом четверть часа обсуждали погоду, затем что-то там нажали и ждете от меня изумления.

– Был послан иной знак или картинка. Скоро мы узнаем, что изначально вы нарисовали. Все происходящее здесь фиксируется камерами наблюдения, а изображение сохраняется в многомерности черной дыры. Мы вытащим запись из параллельной реальности.

Инспектор в оцепенении наблюдал, как физик включил голопроектор. Полупрозрачные двойники роботов наложились на свои оригиналы, в то время как голографический призрак Кси выкатил доску на середину помещения. Ён отошел на пару шагов от самого себя, наблюдая, как его двойник, беззвучно шевелил губами. Он что-то сказал, и Кси послушно вывел… число десять.

– Я переиграл так называемую действительность. Пятнадцать минут назад в параллельной реальности мы получили абиграмму, в которой я попросил написать число «десять».

– Я и вправду это сделал, ― нехотя согласился инспектор, рассматривая поставленное на паузу изображение.

– Минуту назад мы отправили абиграмму со словом «вечность». Мы оба помним, как получили ее в 20:51, но мы не помним другое событие, которое стерлось и перешло в разряд альтернативных. Проще говоря, если я сейчас отправлю указание «нарисуй квадрат», то рисунок тотчас появится на доске, а «вечность», как и «десять» перед этим, исчезнет. Это и есть перезагрузка времени. Бабочка машет крыльями так, как мы того хотели.

– Занимательно, ― выговорил Кси с умным видом. ― А что было дальше на записи?

– Вряд ли что-то важное, ― Ён отмотал немое изображение в ускоренном темпе. Кси, стоя со сжатыми кулаками и выдающейся вперед нижней челюстью, несколько раз поворачивался к синеватому призраку робота-полицейского. Трехмерный кадр застыл в момент, когда машина двинулась на Ёна.

– Интересно, как вам удалось разозлить меня? ― настороженно спросил инспектор.

– Параллельное прошлое не имеет значения, ― отмахнулся Ён, выключая голопроектор. Когда следователь уйдет, он воспроизведет запись со звуком и узнает, что у Кси на уме. ― Вы даже не представляете, сколько катастроф удалось предотвратить. Туннель, по которому мы сегодня проезжали, два года назад должен был обвалиться. Морская вода залила бы целую сеть магистралей. Погибших ― не счесть. Его вовремя отремонтировали, а в следующем году закроют на капитальную реконструкцию.

– Эта технология позволит ловить преступников, когда они только задумали совершить зло. Да что преступники! Почему Республика тратит такие огромные средства на исследования, когда готовую технологию можно заполучить из будущего?

– Вынужден огорчить, но это неосуществимо.

– Вы против превентивных наказаний? А как же жертвы преступлений, вам их не жаль?

– Я не о моральной стороне вопроса ― оставим ее на суд другим! ― а о научных знаниях из будущего. Получаемая информация не должна вызывать парадоксов. Знания не могут синтезироваться из ничего, кто-то обязан задействовать мыслительные процессы, то есть энергию. Для избегания таких парадоксов мы проводим тщательный анализ отправляемой абиграммы. В содержании описывается метод, а не последствия или результат.

– А что случится, если переслать какую-нибудь разработку, скажем, формулу взрывчатого химического реагента?

– Я задам встречный вопрос, что произойдет, если путешественник во времени убьет своего прародителя?

– Он не родится и не будет самого факта путешествия.

– Это и называется защищённостью хронологии.

– А если дать указания другого порядка: это соединить с тем-то, сюда добавить того-то, собрать, спаять и прикрепить таймер ― получится молекулярно-деструктивная бомба?

– При условии, что эта технология где-то существует, ― вкрадчиво произнес Ён.

– Я подтверждаю сказанное мистером Нгуеном, ― вмешалась Мён.

– Тебя не спрашивали, ― рявкнул Кси. Ёну он сказал: ― Предварительные анализы следственной группы подтвердили, что некое распыленное вещество ослабило молекулярные связи и деформировало материю. Вы были правы в своей оценке на площади Моря Дирака.

– Я угадал. Разве это делает меня виновным?

– Эпицентр распыления был на восемнадцатом этаже, в вашем кабинете. Пылевидные частички разнеслись по вентиляции, как яд по кровеносным сосудам, расплавив половину здания. Эта же дрянь изуродовала площадь. Вам повезло, что ветер подул в другую сторону, иначе вас выковыривали бы из гранитной плитки и дубовых веток.

– Я уже объяснял: бомбу мне принесли. Я видел Сейджи также близко, как вас сейчас, разговаривал с ним, он стрелял в меня. Это не было галлюцинацией или вживленным воспоминанием. Пусть он подтвердит мою искренность! ― физик уставился на робота-полицейского, молчание которого подтверждало правоту сказанного.

– В таком серьезном деле показаний с детектора лжи будет маловато.

– Разве отсутствие на видеозаписях киллера не говорит о его профессионализме?

– Нет и самих записей. Они расплавились вместе с локальным сервером, что располагался на одиннадцатом этаже. Так как облачный сервер синхронизируется с локальным раз в полчаса, на тех записях, что мы извлекли из облака, последние пятнадцать минут отсутствуют.

– Это же не доказательство, что в тот вечер ко мне никто не приходил. Промежутка в четверть часа более чем достаточно, чтобы проскочить незамеченным. Заходишь в холл, поднимаешься на обзорном лифте до двадцатого этажа, спускаешься на эскалаторе на два уровня ниже, прямо по коридору восьмая дверь налево. Пять минут ― не более.

– Для вас это действительно вопрос каких-то минут, а для человека, не знакомого с планом секретного здания, в котором полно дверей, распознающих биометрику лица и сетчатку глаз, это невыполнимая миссия.

– Любую дверь в офисе можно открыть вводом личного кода. Вы проверили сотрудников?

– Введения кода недостаточно, ― со знанием дела объявил дознаватель, ― система контроля допуска анализирует скорость ввода, силу нажатия и интервалы. Она узнает человека по цифровому отпечатку. Вероятность подделки сводится к нулю. В тот вечер двери действительно открывали вводом личного кода.

– Предположу, что учетные записи тоже пропали.

– Лог файлы системы допуска без задержек регистрируются в облаке ― они, в отличие от видеозаписей, в целости и сохранности.

– И кому же принадлежал код доступа?

– А как вы думаете?

– Понятия не имею.

– Вам, мистер Нгуен. Это был ваш пароль, совпадающий с цифровым отпечатком.

На минуту Ён потерял дар речи.

– Я не мог быть в двух местах одновременно. Я с обеда не покидал кабинета.

– Это все ваше объяснение?

– Меня пытаются подставить! Не изобрел же я в будущем машину времени, чтобы прикончить самого себя?

– А как вам такая версия: вы ― обычный человечек, ничем не отличающийся от других, таких же трудяг. Безрадостная работа всколыхнула ваши дерзкие амбиции. Вначале хотелось уважения, затем ― банальной власти. Но вот незадача, вас не приглашают даже в секретариат при Научном Комитете. Ваш удел ― ковыряние в скучных формулах и выполнение приказов.

– Неправда! Я люблю свою работу. Никогда не ждал приглашений ни в какие секретариаты.

Кси не воспринял протест, голос скрипел на той же противной ноте:

– Злоба росла и множилась. Дикое желание рвать, метать, убивать пухло день ото дня. Свою ненависть вы направили на корпоративную систему, а повстанцы-гомосапы стали вашими потенциальными союзниками. Вы даже пытались вступить в охотничий клуб, чтобы выглядеть гомосапоненавистником. Отличный ход! ― Кси отвернулся, утопив взгляд в стеклянной сфере, будто в магическом шаре черпал свое красноречие. Опустил скрипучий тенорок до промозглого полушепота. ― Вы познакомились с Юмису ― изощренной любительницей недолюдей. Вас привлекли ее проспекты, разбросанные по городу. К тому моменту вы заполучили рецепт технологии из будущего ― пусть не готовый чертеж, а некие наработки, подсказки, которые с вашими гениальными познаниями можно вполне довести до ума. Как удержаться, когда открываются такие поразительные возможности? Втайне от коллег вы разрабатываете бомбу. Подорвать основы государственности руками гомосапов ― вот ваша цель. Вы назначаете Юмису свидание в ресторане «Эпикарион». Там мало посетителей, а лишние свидетели вам не нужны. Через эту женщину вы намерены передать взрывчатку говорящим обезьянам. Все продумано до мелочей, но случилась осечка. За сутки до назначенной встречи кустарная бомба самопроизвольно детонирует. Пыль втягивается вытяжной вентиляцией, разносясь по разваливающемуся зданию. Выходы отрезаны. В руках пистолет. Вы разбиваете окно и прыгаете, для пущей убедительности предварительно пальнув себе в лоб, чтобы списать все на выдуманного камикадзе. Интересно, на эту идею вас натолкнуло соседство с японским посольством? Вас снимают с дерева и отправляют в больницу. А на следующий день Юмису скучает в ресторане, правда, недолго. Заведение взлетает на воздух вместе с посетителями. Как специалист по охране труда я сразу предположил, что причина в нарушениях эксплуатации кухонного оборудования. Я всегда был противником варварской готовки на огне. Юмису выжила. После вас я наведаюсь к ней с генконсулом.

– Основания для ареста имеются, ― заключила судейская сущность робота.

– Жаль, когда вас превратят в растение, вы не вспомните этого разговора. А вашу милую секретаршу отправят на вторичный рынок секс-услуг в какой-нибудь из притонов на периферии Союза. Интересно, вы это вместе планировали? Надень на них наручники, ― приказал Кси полицейскому. Он оторвал взгляд от передатчика и повернулся ― и в тот же миг Ён нажал на кнопку «перезагрузка».

Абиграмма улетела в прошлое.