Читать книгу Алхимик (сборник) - Паоло Бачигалупи - Страница 5

На следующее утро, несмотря на позднее бодрствование накануне, все мы поднялись на ноги с первыми петухами. Я засмеялся, обнаружив в лаборатории заранее пришедших Пайлу и Джайалу: они топтались у ставень, ожидая, когда же можно будет разглядеть результат нашей вылазки.

Едва солнце выглянуло из-за горизонта, мы снова были в полях, шагали по рыхлым бороздам к терновой стене. Первые терновые бригады уже вышли на работу, с топорами и длинными обрубочными ножами, в кожаных передниках для защиты от усыпительных шипов. Дым сжигаемого кустарника поднимался в воздух, извиваясь черными маслянистыми змеями. Ровными рядами шли грязные детишки с лопатами и мотыгами, выпалывая новые очаги. В лучах рассвета всеобщая суета возле стены смотрелась как сцена недавней битвы. Дым и лица, лишенные надежды. Но там, где горел мой балантхаст, собралась небольшая кучка рабочих.

Мы подобрались поближе.

– Вы это видели? – спросили они.

– Что видели? – переспросила Пайла.

– Дыра в терновнике, – показала одна женщина. – Смотрите, какая глубокая!

Несколько детишек копались в земле. Один из них поднял голову:

– Мама, тут чисто. Ни одного семечка. Будто и не было тут терновника.

Я едва сдерживал ликование. Пайле пришлось меня оттаскивать, чтобы я не выдал себя. Мы поспешили обратно в Каим чуть ли не вприпрыжку и смеялись всю дорогу.

Дома Пайла и Джайала принесли мою лучшую одежду. Пайла помогла мне застегнуть двойные пуговицы парадной куртки, надувая губы и укоризненно мотая головой при виде того, как я похудел с тех пор, как надевал ее в годы моего здоровья и богатства.

Я рассмеялся в это озабоченное лицо:

– Скоро я опять стану толстым, а у тебя появятся свои служанки, и мы будем богаты, а город – избавлен от напасти.

Пайла улыбнулась. С ее лица впервые за много лет сошло выражение тревоги, она снова выглядела молодой, и меня потрясло воспоминание, как красива была она в молодости. И вот сейчас, вопреки заботам и тяжким годам, она все еще стоит, не согнутая и не сломленная всеми взятыми на себя обязанностями. Пайла вела наше хозяйство, хотя средств никаких не оставалось, при том, что другие, более богатые семьи предлагали ей лучшую и комфортабельную жизнь.

– Хорошо все-таки, что вы не безумец, – сказала она.

– Ты вполне уверена в этом? – засмеялся я.

Она пожала плечами:

– Ну, хотя бы не на терновнике помешались.

Путь в мэрию вел вокруг холма Мальвия, через глиняный рынок и потом вдоль реки Сулонг, отделяющей Каим от Малого Каима.

Когда идешь вдоль реки, рынок пряностей переходит в картофельный рынок, а тот – в медный. Аромат молотых пряностей заполняет воздух, покупателей зазывают торговцы с длинными черными усами, которые смазывают и отпускают длиннее при рождении каждого нового ребенка. Руки у них красные от чили и желтые от куркумы, дыхание их поражает ароматами гвоздики и орегано. Они сидят под арками вдоль реки, выставив вперед большие джутовые мешки пряностей, а за их спинами – двери в лавки, где до высоты двух этажей сложены те же пряности. А дальше – женщины картофельного рынка, где раньше торговали только картофелем, а теперь – всевозможными клубнями, а потом семьи медников, где выкуют трубу или котел, где чеканят изящные подсвечники для богатых и кухонные горшки для бедных.

Когда я был молод, существовал только Каим. В то время еще что-то оставалось от Империи прежних времен. Великие чудеса Востока и грандиозная столица Джандпара ушли в прошлое, но все еще здравствовали Алакан, Турис и Мимастива. В то время Каим был небольшим городком, повсеместно ценимым за близость к реке, но куда как далеким от Джандпары, где когда-то правили могучие великие магистры с тремя алмазами на рукавах. Но медленно наползал терновник, рос Каим, а на том берегу реки Малый Каим воздвигался еще быстрее.

Когда я был маленьким, на противоположном берегу видны были лишь лимонные рощи и касровые кусты, отягощенные налитыми плодами. Сегодня там селятся беженцы, строя землянки. Алаканцы, разрушившие собственные дома и теперь рвущиеся разрушать Каим. Турис превратился в пепел, но это не вина жителей – город взяли разбойники, а вот алаканцам некого винить, кроме себя.

Джайала быстро шагала со мной вдоль реки, держа мою руку своей ручонкой. Сейчас у нее было будущее. Не шанс на жизнь и богатство, а шанс, что не придется бежать из родного дома, подобно алаканцам, оставив свое детство и свою историю на поживу терновнику.

Поперек Сулонга сновали туда-сюда небольшие лодочки, перевозя рабочих Малого Каима. Но сейчас виднелось еще кое-что, изменяющее привычный пейзаж.

В воздухе висел огромный недостроенный мост. Он парил в вышине, удерживаемый веревками, чтобы не улетел совсем. Магия. Поразительная и мощная магия. Работа магистра Скацза – единственного человека в городе, практиковавшего магию с разрешения мэра и потому не опасающегося секиры палача.

Я остановился, глядя на парящий над рекой мост. Такой магии не бывало со времен падения Джандпары. И зрелище этого моста, вздымающегося над водой, наполняло меня суеверным ужасом. Столько магии в одном месте! От такого ее количества даже балантхаст не защитит.

– Что-то покупаете? – окликнул меня продавец пряностей. – Или так и будете стоять и мешать другим покупателям?

Я приподнял бархатную шляпу:

– Прошу прощения, почтенный купец. Загляделся на мост.

Торговец сплюнул:

– Магии тут навалом. – Он снова сплюнул. Табак и кемовый корень, наркотическая смесь. – Слыхал, что уже на дальнем берегу терновник рубят. На западной стороне едва ли был, а сейчас даже в колеях растет. Потом будет как в Алакане – сожрет нас колючка, потому что наш веселый мэр хочет там соединить с тут. Мало забот, что эти пришлые алаканцы мелкой магией промышляют, так теперь еще и крупная. Скацз и мэр делают вид, что Каим становится второй Джандпарой с магистрами, алмазами и летающими дворцами.

Он снова сплюнул табак с кемом и смерил глазами мост:

– У палача теперь работы хватит. Будут новые головы на городских воротах, это верно, как терновник ползет. Слишком много большой магии, чтобы дать малой свободно дышать.

– Может, и нет, – начал я, но Джайала ущипнула меня за руку, и я замолчал.

Продавец пряностей посмотрел на меня как на сумасшедшего.

– Мне сегодня целый мешок гвоздики пришлось сжечь. Нельзя было продавать: полно там было семян и побегов терновника. Кто-то пускает в ход мелкую магию, а у меня торговля накрывается.

Я хотел ему сказать, что узел у меня на спине изменит это положение, но Джайала была как минимум права, и я оставил эту мысль при себе. Магия призывает терновник, и такой серьезный проект, как мост, неизбежно требует свою плату.

Я поднял узел со снаряжением, и мы пошли дальше, вокруг подножия холма и потом вверх по его склону, туда, где стоял Дом мэров, озирая с вершины весь Каим.

Нас без проволочек провели в галерею мэра с ее длинными мраморными коридорами и анфиладой арок. Одежда моя здесь казалась бедной, и одежда Джайалы – тоже. Даже лучшее, что у нас было.

Во внезапной прохладе галереи у Джайалы начался кашель. Сухой, режущий, он грозил приступом. Я наклонился к девочке, дав ей глотнуть воды.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, папа. – Она смотрела на меня серьезным и полным доверия взгядом. – Я не буду кашлять.

И тут же ее сухой кашель начался снова. Он отдавался эхом, сообщая о нашем присутствии всем прочим просителям.

Мы сидели в галерее. Здесь ждали приема женщины, ходатайствующие о снижении налогов на домовладение, мужчины, которые просили освободить их от трудового призыва. Через час к нам вышел секретарь мэра. На груди у него сверкала эмблема его должности: топор палача, перекрещенный с посохом магистра – двойная власть, которой облечен мэр ради блага города. Секретарь провел нас еще одной мраморной галереей, затем в приемную мэра – и дверь за нами закрылась.

Мэр был одет в красный бархат, на груди у него висел такой же медальон, но гораздо больших размеров, на золотой цепи. Он то и дело касался этого медальона пальцами – навязчивый жест. И с мэром был магистр Скацз. У меня по коже мурашки побежали при виде человека, использующего магию ежедневно, а последствия своей деятельности перекладывающего на терновые бригады и городских детей, выковыривающих мелкие кусочки терна из щелей мостовых и каменной кладки для последующего их сожжения.

– Ну? – спросил мэр. – Так кто это?

– Джеоз, алхимик, – объявил секретарь.

– Магией от него разит, – буркнул магистр Скацз.

Я заставил себя улыбнуться:

– Это от моего прибора.

У мэра приподнялись брови – пушистые серые гусеницы на румяном лице. Усы короткие – детей у него не было. На щеке выступал старый шрам, стягивая рот в едва заметную улыбку.

– Магией занимаешься? – спросил он прямо. – Ты с ума сошел?

Я сделал умоляющий жест.

– Не занимаюсь, ваше превосходительство. Никак. Совсем. – У меня с губ сорвался нервный смех. – Я занимаюсь алхимией, она терн не призывает. Никаких дел у меня нет с проклятием Джандпары. – Нервничал я ужасно. – Палач вам не понадобится. – Я развязал мешок и стал вынимать части балантхаста. – Вот смотрите. – Я вкрутил один из медных концов в главную камеру. Развернул камеру сгорания, вздохнул с облегчением, увидев, что она перенесла путешествие. – Смотрите, – повторил я. – Я тут сделал кое-что, что понравится вашему превосходительству. Мне кажется.

Джайала рядом со мной закашлялась. То ли болезнь, то ли нервы, не знаю. Взгляд Скацза обратился к ней, задержавшись на детском личике. Мне не понравился этот взгляд, задумчивое выражение лица. Но я продолжал:

– Это балантхаст.

Мэр посмотрел на устройство.

– А больше похож на аркебузу.

Я заставил себя улыбнуться.

– Отнюдь. Хотя действительно использует огненные реагенты. Но у моего устройства совершенно уникальные свойства. – Дрожащими руками я нашел мяту, кору мелии, цветок лоры. Вложил их в камеру.

Скацз смотрел внимательно.

– Я вижу перед собой чародейство, милостивый государь? Прямо у меня на глазах? Без разрешения?

– Нет-нет…

Меня затрясло под этим взглядом. Я пытался зарядить балантхаст.

– Папа, вот, – подсказала Джайала.

– Да-да… хорошо. Спасибо, деточка. – Я набрал в грудь воздуху. – Понимаете, балантхаст уничтожает терн. И не только плети. Он бьет в самый корень терновника и отравляет его насмерть. Поставьте его в двух ярдах от главного корня – и он уничтожит больше, чем способна сработать целая бригада за полдня.

Мэр подался поближе:

– Вы можете подтвердить свои слова?

– Да, конечно. Прошу прощения. – Я вытащил из сумки небольшой глиняный горшок, обернутый мешковиной, и перед тем как развернуть ее, надел кожаные перчатки.

– Терн, – объяснил я.

При виде растения в горшке они оба ахнули. Я посмотрел на их встревоженные лица.

– Мы работаем в перчатках.

– Вы принесли в город терновник? – спросил мэр. – Сознательно и намеренно?

Я запнулся, подыскивая слова.

– Это было необходимо – для испытаний. Наука алхимии требует большого количества проб и ошибок.

На их лицах застыло неодобрение. Я зажег спичку, поднес к стеклянному пузырю. Захлопнул его крышку.

– Задержи дыхание, Джайала. – Я глянул на мэра виноватыми глазами: – Дым очень едкий.

Мэр и магистр тоже задержали дыхание. Балантхаст завибрировал, выделяя энергию. Смертельная рябь пробежала по поверхности почвы, горшок треснул. Терновник увял и погиб.

– Магия! – крикнул Скацз, бросаясь вперед. – Что это за магия?

– Нет, магистр! Это лишь алхимия. Магия на терн просто не действует. Не обезвреживает его яд, не убивает семян, не сжигает плетей. Это совершенно новая вещь.

Скацз схватился за балантхаст:

– Я должен посмотреть.

– Это не магия. – Я потянул балантхаст на себя – в страхе, что он его сломает. – Здесь используются природные свойства мелии. Да, особый вид, любимый магистрами, но это всего лишь применение природных сил. Мы испаряем мелию с некоторыми добавками, прогоняем через эту трубу и при помощи серы, селитры и угля посылаем ее суть в землю. И даже малые дозы творят чудеса. Суть мелии связывается с корнем терновника. Убивает его, как видите. Ее тянет к терну, как муху к меду.

– И что заставляет мелию искать терн?

Я пожал плечами:

– Трудно сказать. Быть может, магические следы ауры растения. Я до мелии испытывал тысячи иных субстанций, но только кора мелии дает такой эффект.

– Вы думаете, мелию привлекает магия?

– Ну… – я был осторожен. – Определенно ее привлекает терн. Вода и масло не смешиваются. Мелия и терн представляются противоположностями, и это создает между ними сродство… – Я чувствовал, как меня бросило в пот от этих взглядов. Очень мне не нравилось, что Скацз так одержим поисками магии. – Я бы не стал утверждать с уверенностью, что именно магия так влечет к себе суть мелии…

– Что вы все ходите вокруг да около? – перебил Скацз. – Хуже, чем жрица Руиза!

– Простите, – пролепетал я. – Не хотел, чтобы вы подумали, будто я не разбираюсь в собственных исследованиях.

– Он боится, что мы позовем палача, – пояснил мэр.

Я улыбнулся болезненной улыбкой:

– Совершенно верно. Терновник уникален. У него есть свойства, которые можно было бы назвать магическими, – поразительная способность к росту, стойкость, бурное распространение в ответ на магию, – но кто может сказать, какой именно уникальный аспект притягивает к нему суть мелии? Эти вопросы вне моего понимания. Я ставлю эксперимент, записываю результаты и затем ставлю следующий. Алхимический ответ на мелию – гибель терновника. Что вызывает эту реакцию, существует ли какая-либо остаточная магия, которая высасывается из корней терна и перестает прикрывать его от действия мелии, – не знаю. Но мелия действует, и преотлично. В поле есть участок, который я сам расчистил в терновой стене. За то время, что хватило бы на три хлопка в ладоши, я очистил пространство больше этого кабинета.

Мэр и магистр переглянулись.

– Вот так быстро? – спросил мэр.

Я энергично закивал.

– И даже сегодня там никаких признаков зарастания. Ни одного семечка, понимаете? Ни единого. Моим устройством можно вооружить людей и отвоевать пахотные земли. Отодвинуть стену терновника. Спасти Каим.

– Экстраординарно! – воскликнул Скацз. – Не просто отбросить терновник, а даже, быть может, отвоевать сердце империи. Вернуться в Джандпару!

– Именно так.

Я не мог скрыть облегчения, увидев, как с их лиц исчезает скепсис. Мэр широко заулыбался:

– Тремя Лицами Мары клянусь, друг мой, вы совершили необыкновенное! – Он жестом подозвал нас с Джайалой. – Пошли! Вам полагается по бокалу вина. Такое открытие следует отметить.

Он со смехом и шутками привел нас в комнату с большими окнами, выходящими на город. Перед нами расстилался Каим. На горизонте медленно садилось солнце. Сквозь дымы от очагов Малого Каима сочился красный закат. Через реку, словно кошка в прыжке, перегнулся недостроенный парящий мост, удерживаемый толстыми пеньковыми канатами, растянувшими его остов.

– Это случилось как раз ко времени, – сказал мэр. – Смотри, алхимик. Малый Каим растет с каждым днем, и не только из-за беженцев Туриса и Алакана. Сюда сползаются мелкие землевладельцы, чьи земли поглощены терном, и все они несут с собой свою магию. До их прихода мы почти достигли равновесия. Мы и сейчас можем вырезать достаточно терна, чтобы уравновесить небольшие употребления магии. Даже мост был бы вполне приемлем. Но алаканцы творят магию без расчета, и терновник наваливается на нас всерьез. Их привычки ведут нас к гибели. У каждого своя маленькая магия, которую он считает оправданной. И когда у соседа на стропилах вырастает стебель терновника, как узнать, чья тут вина?

Он обернулся ко мне:

– Знаешь, почему меня тут зовут Веселый мэр? Потешаются над моим шрамом и мрачным настроением. – Он нахмурился. – А ведь оно и правда мрачное. Мы ежедневно бьемся с терном и ежедневно терпим поражение. Если так продолжится и дальше, через три шестерки лет нам придется бежать отсюда.

Я вздрогнул:

– Неужто так плохо? Быть того не может.

Мэр шевельнул бровями-гусеницами:

– Еще как. – Он кивнул в сторону Джайалы. – Твоя девочка вольется в реку беженцев вдвое большую, чем та, что притекла из Алакана. – Он снова обернулся на запад. – И куда же они двинутся? Мпайас? Лоз? Турис захвачен разбойниками. – Он нахмурился. – Малый Каим точно так же беззащитен. В последний раз мы едва отбили их, разбойников. Без моста я даже не представляю, как защитить ту сторону реки. Вот и приходится пускать в ход магию и усугублять проблему. Как есть тюрьма Хализака.

Пришел дворецкий с вином и кубками. Я стал с любопытством разглядывать бокалы на ножках, думая, уж не я ли выдувал их давным-давно, но потом увидел клеймо Саары Солсо. Да, она работает куда лучше с тех пор, как мы с ней конкурировали. (Еще одно напоминание, сколько лет ушло у меня на борьбу с терновником.)

Дворецкий уже готовы был открыть бутылку, однако замешкался:

– Ваше превосходительство, вы уверены?

Мэр засмеялся, показывая на меня:

– Этот человек принес нам спасение, а тебе винтажной бутылки жалко?

Дворецкий явно остался при своем мнении, но бутылку все же открыл, и комната наполнилась веселящим ароматом. Мэр повернулся ко мне, поблескивая глазами:

– Узнаешь? Счастливый букет давних времен.

Аромат манил меня, как ребенка – пряники с сиропом. Пораженный, опьяненный, широко раскрыв глаза, я спросил:

– Неужели это оно?

– Вино со склонов Сены, летние виноградники прежней империи, – ответил магистр Скацз. – Вещь редкая, потому что холмы теперь начисто покрыты терном. Где-то еще найдется штук двадцать, быть может, из которых у Веселого мэра сейчас остается одна.

– Не надо меня так называть.

Скацз поклонился:

– Сегодня это имя подходит вам, ваше превосходительство.

– Раз в жизни, – улыбнулся мэр.

Дворецкий разлил вино в хрустальные пузыри.

– Смородина, корица и радость. – Магистр Скацз испытующе смотрел на меня. – Вы прикоснетесь сейчас к одному из утонченнейших удовольствий Империи. Его подавали на празднике весеннего сева, на сборе урожая и на церемониях совершеннолетия. У самых богатых купцов были фонтаны этого вина в летающих дворцах – если вы можете себе подобное вообразить. Это была настоящая магия, без нее не обходилось. Гений виноделия, сочетавшийся с искусством магистра.

Он поймал взгляд зачарованно смотрящей Джайалы – глаза девочки блестели, оживленные ароматом вина.

– Иди сюда, детка. Попробуй нашу утерянную историю. – Он плеснул в бокал. – Не слишком много. Такой малышке можно только пригубить, но я обещаю: ты этого никогда не забудешь.

Мэр поднял бокал, рубиново-черный в закатном солнце.

– Что же, господа, тост. За наше вновь обретенное будущее!

Мы выпили, и кровь старой империи побежала у нас по жилам, кружа головы. Мы снова осмотрели мой прибор, магистр и мэр восхищались искусной работой, моим способом соединения стекла с медью, металлургией, породившей камеру сгорания, не лопающуюся от мощи освобожденного пламени. Мы обсуждали трудности строительства новых балантхастов и прикидывали, сколько миль окружающей местности могли бы очистить.

– Это огромные хлопоты – соорудить такое, – заметил Скацз.

– О да, – ответил я восторженно, поглаживая вентиляционные трубки, идущие вдоль внешней поверхности и собирающие газы от горящей мелии.

– И сколько штук вы могли бы сделать?

– Для начала? – Я пожал плечами. – Наверное, месяц понадобится на новый. – На лицах мэра и Скацза отразилась тревога, и я поспешно добавил: – Но я могу обучить металлургов и стеклодувов. Мне не обязательно всю работу делать самому, если другие будут следовать моим указаниям. При большой мастерской можно сделать много.

– Можем обучить ремесленников, которые изготавливают аркебузы, – сказал Скацз. – Сейчас бессмысленность их работы очевидна. Оружие, что стреляет один раз, слишком неудобно в обращении. Существенно уступает в силе приличному арбалету, а действует медленнее. А вот это…

Мэр задумчиво кивал головой:

– Вы правы. Это стоит любых усилий. Те дурацкие орудия даже сравниться с ним не могут.

Скацз еще раз пригубил вино, погладил рукой балантхаст медленным ласкающим движением.

– Возможности поразительны. – Он посмотрел на меня испытующим взглядом. – Я бы взял его на время, чтобы провести пару опытов. Посмотреть, что он делает.

– Магистр…

Скацз потрепал меня по плечу:

– Не беспокойтесь, мы будем очень бережно с ним обращаться. Но исследовать его я должен. Убедиться, что он действительно не использует магии, которая вернется к нам сторицей. – Взгляд его стал многозначительным. – Слишком много предложенных способов борьбы с терновником так или иначе неявно использовали магию. Скажем, сильный огонь, сжигающий заросли, но когда они сгорали, оказывалось, что магия, затраченная на его разведение, возвращала вдвое больше терновника, чем сжег огонь.

– Но в балантхасте магия не используется! – возразил я.

Скацз посмотрел на меня:

– Разве ты магистр, чтобы знать наверняка? Человек может не подозревать, что пользуется началами магии, просто из-за своего невежества. Ты же сам признал, что в этом устройстве действует нечто уникальное. – Он взялся за балантхаст. – Это ненадолго, алхимик. Лишь для того, чтобы удостовериться.

Мэр внимательно посмотрел на меня.

– Не тревожься, алхимик. Мы не присвоим причитающуюся тебе награду. Но мы слишком многим рискуем. Если положим тяжесть своей власти на чашу весов, склоняющуюся к гибельному пути Таказа, а не к спасительной дороге Мары… сам понимаешь.

Я едва не вывихнул себе мозг, пытаясь найти причину для отказа, но голос изменил мне, а Джайала в этот момент вновь закашлялась. Я обернулся к ней в тревоге. Звук был – как от режущего ножа.

Скацз начал складывать устройство.

– Давай, – сказал он. – Займись дочкиным здоровьем. Сам видишь, что она устала. А мы пришлем за тобой, и очень скоро.

Джайала закашлялась сильнее.

– Бедное создание, – тихо сказал мэр. – Кажется, у нее чахотка.

– Нет-нет, – поспешно возразил я. – Это что-то другое. Простуда такая – начинает кашлять, и ей трудно остановиться.

Скацз вынул балантхаст у меня из рук.

– Ну, вот и займись ею, – сказал он. – Вези малышку домой и согрей. Мы скоро за тобой пошлем.

Джайала кашляла всю дорогу до дома. Глубокие мучительные припадки складывали ее пополам. Когда мы подошли к двери, она продолжала кашлять.

Пайла обратила ко мне гневный вопрошающий взгляд:

– Бедная девочка совсем измоталась! Где вас носило?

Я покачал головой:

– Устройство им понравилось, и они захотели поговорить. А потом выпить за успех. И еще поговорить.

– И вы не могли забрать бедную девочку домой?

– А как? – спросил я. – «Благодарю вас, господин мэр и господин магистр, но мне пора, а эти утраченные вина Джандпары меня, спасибо, не интересуют. Назовите цену, и я продам вам планы балантхаста, всего наилучшего?»

Джайала закашлялась еще сильнее. Пайла бросила на меня мрачный взгляд и повела девочку прочь.

– Пойдем в лабораторию, детка, я уже развела там огонь.

Я смотрел им вслед, беспомощный и раздосадованный. Предполагаемый триумф обернулся чем-то непонятным. Мне не понравилось, как себя вел под конец Скацз. Все его слова были абсолютно разумны, и все же его поведение чем-то меня тревожило. И речи мэра. Все слова правильные, придраться не к чему. Но тревога не оставляла меня.

Я поднялся к себе в комнаты, пустующие теперь, если не считать горки одеял и сундука для одежды.

Я становлюсь подозрителен? Превращаюсь в безумца, шарахающегося от каждой тени? Я знал когда-то одну женщину, когда был моложе, и она вот так сошла с ума. Она была стеклодувом, делала чудесные подвески, светившиеся внутренним огнем, будто горящие изнутри. Гений света. И что-то поселилось у нее в голове, что заставляло ее подозревать всех. Она уверилась, что даже муж и дети против нее злоумышляют, и в конце концов бросилась в реку, спасаясь от демонов Трехсот Тридцати Трех Залов, видимых только ей.

Я вот так же теперь всех подозреваю? Пошел по той же дороге?

Мэр и магистр все сказали честно.

Я расстегнул жилет, поразившись, как он выносился до ниток. Красно-синяя вышивка постарела и вышла из моды. Потертый, старый – как все, кроме балантхаста. Вот он действительно блестит. Я столько надежд вложил в эту идею, столько лет провел…

В дверь постучали.

– Да?

Заглянула Пайла:

– Джайала все кашляет, не перестает. Вы нужней.

– Да, конечно. Я скоро приду.

Пайла сказала, поколебавшись:

– Наверное, лучше прямо сейчас. Очень плохо. Кровь. Если не скажете свои заклинания, добром не кончится.

Я перестал расстегивать пуговицы. Страх проник в сердце тонкой струйкой.

– Ты знаешь?

Пайла улыбнулась:

– Слишком долго я на свете живу, чтобы гадать. – Она рукой показала мне на дверь: – Не беспокойтесь о своих одеждах. Вашей дочери все равно, как вы выглядите.

Она заторопила меня вниз по лестнице, в мастерскую. Джайала свернулась на изразцах у огня, ее тряс кашель, время от времени переходящий в спазмы. На полу виднелась лужица крови, краснее роз, ярче рубинов.

– Папа… – прошептала Джайала.

Я обернулся. Рядом со мной стояла Пайла, держа в руках книгу заклинаний магистра Аруна.

– Ты все мои тайны знаешь? – спросил я.

Пайла ответила с печальным видом:

– Только те, что необходимы.

Она подала мне остальные ингредиенты заклинания и побежала закрывать ставни, чтобы никаких признаков нашей магии не видно было снаружи.

Я смешал ингредиенты, нанес их на лоб Джайалы, обнажил ее худую грудь. Дышала моя девочка, как мехи, – тяжело и громко, с брызгами крови и хрустом, подобным сухой листве. Когда я закончил приготовления и взял книгу магистра Аруна, у меня тряслись руки.

Произнес слова, и магия потекла из меня в мое дитя.

Постепенно она стала легче дышать. Исчез мучительный лихорадочный взгляд, глаза стали обычными, и хрипы стихли – кровавые очаги закрылись.

Приступ ушел так же быстро, как начался, оставив за собой лишь сернистую вонь магии.

Пайла изумленно смотрела на меня.

– Я знала, – прошептала она. – Но не видела никогда.

Я промокнул лоб Джайалы.

– Прости, что втянул тебя.

Джайала дышала все легче и легче. Пайла присела рядом со мной, глядя на мою дочь. Девочка теперь отдыхала, утомленная тем, что использовало ее тело для выздоровления.

– Нельзя, чтобы тебя поймали, папа, – прошептала она.

– Это уже недолго, – ответил я. – Буквально завтра уже можно будет пользоваться магией, как древним, и не нужно будет больше прятаться.

– А у нас будет летающий дворец?

Я ласково улыбнулся ей:

– Не вижу, почему нет. Сперва мы победим терновник. Потом построим летающий дворец, а может быть, когда-нибудь и винные лозы вырастим на склонах Сены. – Я взъерошил ей волосы. – А сейчас тебе надо отдохнуть, поспать, чтобы магия сделала свою работу.

– А можно я увижу во сне облачные дворцы?

– Можно, только спи.

Джайала закрыла глаза, и тело ее замерло, успокоенное. Я сказал Пайле:

– Открой окна, но только чуть-чуть. Пусть магия уходит медленно, чтобы никто не учуял запаха и ничего не заподозрил. Если тебя поймают, то большой топор палача ждет нас обоих.

Пайла открыла одно из окон и стала проветривать комнату, а я накрыл Джайалу одеялами. Мы встретились у дальней стены мастерской.

Когда-то у меня тут были кресла – для бесед и для размышлений, но их давно уже нет. Мы сели на пол.

– Вот теперь ты участница моего небольшого заговора, – сказал я с грустью.

Пайла печально улыбнулась:

– Я давно уже догадалась. У девочки очевидная чахотка, но она не чахнет. Как правило, на этой стадии дети уже умирают. А Джайала бегает по улицам и приходит домой, кашляя, и так продолжается неделю за неделей. По крайней мере, так было до того, как она упала в терновник. Естественными средствами так кашель не сдержать.

– Почему ты не позвала стражу? – спросил я. – За таких, как я, очень щедрая награда. Ты могла бы жить безбедно, продав сведения о моей глупости.

– Вы же не для себя используете магию.

– Все равно. Она навлекает проклятие на город, насчет этого мэр прав. Помощь, которую я оказываю Джайале, означает вред, наносимый Каиму. У нашего соседа может вырасти на плитках двора побег терновника. Работнице на картофельных полях придется выпалывать новый корень, привлеченный моим исцеляющим заклинанием. Стена терна придвинется ближе, и ей совершенно нет дела, с какими намерениями я использовал магию. Ей важно лишь, чтобы была магия, которой она питается. – Я встал, несколько закостеневший, присел у камина, перевернул полено. Оно затрещало, рассыпая искры. Пайла смотрела на меня – я ощутил ее взгляд и оглянулся. – Спасаю ребенка и гублю соседа. Вот так, просто.

– И многие ваши соседи поступают подобным образом, – ответила Пайла. – Вот так, просто. Теперь подойдите и сядьте здесь.

Я сел рядом с ней, и мы вместе смотрели на огонь и на мою спящую дочь.

– Боюсь, что не смогу ее спасти, – сказал я наконец. – Чтобы полностью победить кашель, требуется большая магия. Ее смерть написана в куполе Зала Судьбы, и я боюсь, что без великой магии ее не спасти. Такой магии, которой командует кто-нибудь вроде Скацза. А он не пустит ее в ход ради спасения одной девочки.

– И потому вы работаете над балантхастом.

Я пожал плечами:

– Если я смогу остановить терновник, не станет причины воздерживаться от большой магии. Мы все можем спастись. – Я смотрел в пламя. Дрова сильно подорожали с тех пор, как в ближайшем лесу появились побеги терновника. Я поморщился. – Тюрьма Хализака. С каждым нашим движением стены сдвигаются все теснее.

– Но балантхаст работает, – напомнила мне Пайла. – Вы нашли решение.

Я внимательно посмотрел на нее.

– Я им не доверяю.

– Мэру?

– Или магистру. А сейчас мой балантхаст у них. Снова Хализаков ящик: я не доверяю им, но только они могут нас спасти.

Пайла тронула меня за плечо:

– Я наблюдаю за вами каждый день уже больше пятнадцати лет. Вы отыщете способ.

Я вздохнул:

– Начинаю подсчитывать годы – и тошно становится. Я был уверен, что усовершенствую балантхаст за год или два. Ну, за пять. И уж точно – за десять. Успею спасти Мерали. – Я посмотрел на спящую дочь. – А сейчас не могу избавиться от мысли, не опоздаю ли я с Джайалой.

Пайла улыбнулась:

– На сей раз, думаю, у вас получится. Никогда не видела ничего подобного балантхасту. И никто не видел – вы сотворили чудо. Что вам стоит сотворить еще одно – спасти Джайалу?

Она отвела назад прядь темных волос, посмотрела на меня глубокими карими глазами. Я хотел что-то ответить, но почувствовал, пораженный ее близостью, что голос мне изменяет.

– Пайла…

За работой у меня никогда не было времени рассмотреть ее как следует. Глядя сейчас ей в глаза, видя легкую улыбку у нее на губах, я почувствовал, будто всплываю из глубокой воды и вдруг начинаю дышать. Вижу Пайлу в первый раз. Может быть, весь мир вижу впервые.

Сколько же времени я отсутствовал? Сколько времени я просто не замечал свою растущую дочь, заботу Пайлы? При свете очага мастерской Пайла была красива.

– Почему ты осталась? – спросил я. – Ты могла бы уйти в другой дом. Могла создать семью. Я тебе плачу меньше, чем платил, когда ты только стирала и убирала, а ведь сейчас ты ведешь все хозяйство. Почему не перейти туда, где лучше? Я бы не стал ворчать. Тебя где угодно приняли бы, я бы тебе дал рекомендацию.

– Теперь, достигнув успеха, вы хотите от меня избавиться? – спросила Пайла.

– Нет, я… – Я запутался в собственных словах. – Я не хотел сказать, чтобы… – И снова сбился. – В смысле, другие хозяева платят больше.

Пайла фыркнула:

– И намного, если учесть, что я уже больше года плату не получала.

Я посмотрел на нее, не понимая:

– Что ты имеешь в виду?

Она посмотрела с грустной улыбкой:

– Необходимая экономия. Иначе пришлось бы перестать есть.

– Так почему же ты все-таки не ушла?

– Вы хотите, чтобы я ушла?

– Нет! – Все слова получались неправильными. – Я у тебя в огромном долгу. Я тебе луну с неба должен! Но здесь ты голодаешь – и не можешь не понимать, как я это ценю. Просто для тебя бессмысленно…

– Дурак ты, – сказала Пайла. – Дальше сопла своего балантхаста ничего не видишь!

Она наклонилась, и ее губы коснулись моих. Когда она выпрямилась, глаза девушки светились знанием и надеждой.

– Я сделала свой выбор давным-давно. Я видела тебя и Мерали, во дни ее здоровья и болезни. И видела тебя с Джайалой. Я бы никогда не ушла от такого, как ты, – человека, не оставляющего других, даже когда это легко было бы сделать. Тебя я знаю.

– Все мои тайны, – прошептал я.

– Все, что имеют значение.