Читать книгу Корона для миледи - Патриция Брейсвелл - Страница 14

Апрель 1002 г. Кентербери, графство Кент

В понедельник, на следующий день после Пасхи, во дворце архиепископа собралось более сотни женщин поклониться молодой жене Этельреда. Эльгива прибыла в сопровождении Грои с опозданием. Пока она пыталась протиснуться вперед, ближе к помосту, к ней крепко прижалась тучная матрона, от которой исходил запах гвоздичного масла, и от острого пряного аромата Эльгива едва не лишилась сознания. На мгновение она снова ощутила себя ребенком, прячущимся в сундуке с платьями своей матери. Она лежала там, охваченная мраком, запахом гвоздики и безумным страхом, не имея сил ни освободиться, ни пошевелиться, ни сделать вдох.

Такой же панический ужас овладел ею и сейчас, и она захныкала, пытаясь вывернуться из поглотившей ее толпы и облака пряной вони. Испытывая тошноту и головокружение, она закрыла лицо плащом, но это не спасало от острого запаха гвоздики. Ощутив спазмы в горле, Эльгива испугалась, что ее сейчас может стошнить, но Гроя взяла ее руку и стиснула, чтобы привести свою госпожу в чувство.

– Идемте к стене, – сказала она решительно. – Там вы сможете отдышаться.

Едва не падая в обморок, она следовала за Гроей, энергично расталкивавшей локтями окружающих, мимо возмущенных благородных дам. Все больше и больше слабея, Эльгива вцепилась в руку своей служанки, и наконец они добрались до стены. Затем Гроя согнала со скамьи зевак и помогла ей на нее сесть. Обжигающий холодный воздух ударил ей лицо, и она вдохнула его полной грудью, наслаждаясь отсутствием запаха гвоздики и влажной шерстяной одежды.

Постепенно головокружение отступило, и Эльгива прислонила гудящую голову к каменной стене, а Гроя тем временем тоже забралась на скамью, чтобы наблюдать за происходящим в центре зала. Но когда Эльгива увидела молодую королеву, ее снова замутило. В окружении стражников и свиты Эмма восседала на троне под золотым балдахином. На ней была королевская темно-синяя мантия, ее светлые волосы были заплетены в две длинные косы, а голову венчал тот самый золотой венец, который на нее вчера возложил архиепископ.

– На ее месте должны быть вы, – тихо сказала Гроя.

И это была истинная правда. Эта блеклая нормандская ведьма украла у нее судьбу. Кто бы мог представить, что Этельред подыщет себе невесту за границей, а затем сделает ее королевой? Этого не должно было произойти. Король совершил ошибку, и об этом говорил не только ее отец. Но теперь это должен понимать и сам король. От нее не укрылось, какие он вчера бросал на нее взгляды, когда она стояла в окружении его сыновей, возле королевского стола. Если он еще не пожалел о своем выборе, то со временем, несомненно, пожалеет.

Нескончаемой вереницей женщины подходили к королеве, чтобы поклониться ей, преподнести свои дары и получить от нее в ответ небольшой подарок – брошь или булавку, но обязательно серебряную. Похоже, королева знала, как покупать благосклонность. Что ж, Эмма не сможет купить любовь Эльгивы, каким бы дорогим ни был ее подарок.

Боже милостивый, сколько же ей придется быть в свите королевы? Несомненно, долгие месяцы. Возможно, даже годы.

Ей снова стало дурно от мысли о том, что ей придется кланяться и расшаркиваться перед Эммой, но, подумала она, это все же лучше, чем гнить в Нортгемптоншире. Королева, по крайнем мере, молода, не то что предыдущая жена Этельреда, которая была даже старше короля.

Хочешь не хочешь, а придется ей стать одной из придворных дам королевы. Отец ей это ясно дал понять, когда они вместе завтракали сегодня утром.

– Ты должна быть моими глазами и ушами при дворе, – сказал он, – так как я в конце недели уезжаю на север и не вернусь до лета, когда снова соберется витенагемот. Я хочу, чтобы ты сделала все возможное, чтобы заслужить доверие королевы. Пока она не более чем заложница, обеспечивающая хорошее поведение своего брата, но если она родит королю сына, трудно предположить, какую власть она может получить.

– Упаси Бог, – проворчала Эльгива, – чтобы она родила Этельреду сына.

Отец только пожал плечами и ушел. Ковыряясь в тарелке, она обдумывала слова отца и гадала, удастся ли ей в конце концов проникнуть в постель к Этельстану, а если не к нему, то, может быть, к королю. Она снова стала обдумывать эту возможность, когда Гроя тронула ее руку.

– Вам лучше пойти туда, миледи, – настоятельно посоветовала Гроя, – если желаете поклониться королеве. Я проведу вас через толпу.

Она протянула руку с подношением, которое Эльгива должна будет вручить королеве. Эльгива напоследок глубоко вдохнула свежего воздуха и с помощью Грои соскочила со скамьи на пол. Ей нет дела до того, чего хочет ее отец. Она не станет лебезить перед этой королевой, как другие дуры, собравшиеся в этом зале. Она слышала, о чем они говорили вчера, их шепотки о прелестной молодой королеве и ее знатном происхождении. Эмма, судачили они, названа в честь своей матери, сестры короля франков, вышедшей замуж за отца Эммы, когда они оба были еще почти детьми.

Но это была всего лишь поэма скальда, не имеющая ничего общего с действительностью и, возможно, распространяемая самим королем, чтобы поднять престиж своей невесты. Гроя разнюхала всю правду, и Эльгива намеревалась позаботиться о том, чтобы придворные дамы узнали секрет королевы.

Когда она наконец приблизилась к покрытому балдахином трону и церемониймейстер объявил ее имя и титулы, она сказала Эмме все учтивые фразы, которые требовали правила этикета, но так и не улыбнулась. Она не станет заискивать перед этой королевой, хотя подарок ей выбирала с величайшей тщательностью. Сделав реверанс, она протянула маленькую, украшенную затейливой резьбой шкатулку слоновой кости. На ее крышке рассекал волны грозный драккар, а по бокам ларца извивалось кольцами чудовище морских глубин.

– Я привезла вам эту вещь из Йорвика, столицы обширной области в Нортумбрии, которой правит мой отец, – сказала она достаточно громким голосом, чтобы ее услышали все вокруг. – Она сделана датскими мастерами и, следовательно, станет подходящим подарком нашей датской королеве. Ваша мать, как я слышала, датчанка, не правда ли?

Слова эхом разнеслись по залу, и Эмма ощутила, как от них, словно перед ударом молнии, задрожал наэлектризованный воздух. В Англии, которой правил Этельред, датчан не жаловали, и Эмма подумала, что ее мать-датчанка, возможно, была королевским секретом. Но только до сих пор. Мало кто за пределами Нормандии вникал в тонкости семейной жизни герцога, у которого было одновременно две жены. Одна – датская принцесса, принесшая ему земли и наследников, другая, дочь короля франков, была бесплодной и нежеланной.

Эмма взглянула в торжествующие темные глаза девушки, стоявшей перед ней, и увидела в них то же презрение, что и во взгляде элдормена Эльфхельма накануне вечером. Значит, каков отец, такова и дочь. Ей еще предстоит выяснить причину их враждебности, но уже с этой минуты придется иметь с ней дело.

– Это правда, леди Эльгива, моя мать по рождению датчанка. Однако я по рождению нормандка. – Она сделала ударение на последнем слове и встала с трона, чтобы ее было хорошо всем видно. – Вчера, когда я стала женой вашего короля, – сказала она, обращаясь ко всем присутствующим дамам, – я заново родилась перед Богом и всем миром как англичанка и королева Англии.

Зал взорвался бурными аплодисментами, и Эмма с улыбкой их приняла, прежде чем снова перевести взгляд на леди Эльгиву.

– Благодарю вас, леди, за подарок. Я надеюсь, он символизирует вашу преданность мне и моему супругу. В подтверждение моего признания вашего почетного положения среди моих придворных прошу вас принять в дар это кольцо.

Эмма стянула с пальца золотое кольцо и вложила его Эльгиве в ладонь. Она не надеялась этим завоевать дружеское расположение девушки, не говоря уже о ее преданности. Тем не менее попытаться стоило, поскольку Эльгива должна стать частью ее свиты и поселиться в ее покоях. Правда, Эмма предполагала, что это будет похоже на попытку приручения прекрасной птицы, имеющей дурную привычку клеваться.

Этельред несколько дней держал своих троих старших сыновей в неведении, прежде чем призвать их в свои личные покои. Раз они не торопились на его свадьбу, то пусть подождут, когда он соизволит вызвать их.

Он знал, что они недовольны новой королевой и боятся, что сыновья, которых Эмма родит, будут иметь больше прав на трон, чем они. Тем не менее, пока корона возлежит на его голове, сыновья должны искать у него милости, а не наоборот. Очевидно, необходимо им об этом напомнить.

Глядя на вошедших в комнату королевичей, он не произносил ни слова. Пусть еще немного помучаются от неопределенности. Этельстан не мигая смотрел ему в глаза, но в его взгляде читался тревожный вопрос. Темноволосый Эдмунд даже не осмеливался поднять голову. Экберт глуповато скалился, пока свирепый взгляд Этельреда не стер с его лица идиотскую улыбочку.

– Что же вы мне собираетесь сказать? – прорычал он, обращаясь к Этельстану, чье поразительное сходство с покойным Эдвардом продолжало его терзать постоянным укором.

– Зачем вы дали ей корону? – потребовал ответа Этельстан.

Эдмунд вздрогнул, и неудивительно – вопрос был слишком прямолинейным. Этельред с трудом сдержал гнев.

– Ты подвергаешь сомнению правильность принятого королем решения, как будто ты мне ровня? Кем ты себя вообще возомнил, что позволяешь себе такое?

– Я ваш наследник, – ответил Этельстан, ощетинившись, словно еж. – Я имею полное право задать этот вопрос. Вы взяли в жены нормандскую невесту и сделали ее королевой. И чего вы ожидаете от меня – что я пожелаю вам счастья? Я должен притвориться, что мои собственные интересы не подвергаются риску?

– У тебя нет никаких интересов помимо того, что тебе даю я, – рявкнул на него Этельред. – У тебя нет ни денег, ни поместий, ни власти, кроме тех, что я тебе пожаловал. Боже мой! Ты слишком молод, чтобы даже иметь мысли в своей голове, не согласующиеся с моей волей!

– В этом вы ошибаетесь, милорд. На самом деле у меня много мыслей, и я полагаю, что почти ни одна из них не согласуется с вашей волей.

– Тогда тебя не должно удивлять то, что я не интересовался твоим мнением, принимая решение о женитьбе, – бросил Этельред.

Его сын вспыхнул, на его лице отразилась обида.

– Тем не менее, – возразил он, – я был удивлен. Мы все были удивлены. Мы неделями ждали, когда вы нас призовете, милорд, чтобы мы присутствовали на вашем витенагемоте. Но мы так и не дождались. Тогда скажите нам, чьим же мнением вы интересовались? Кто тот выдающийся советник, который подвигнул вас пожаловать корону иностранной королеве? Я уверен, что это не элдормен Эльфхельм, он не скрывает своего мнения о том, что считает вас либо безумцем, либо дураком.

Вот оно что. Значит, его подозрения оправдались. Эльфхельм настроил его сыновей против отца.

– Значит, это Эльфхельм внушил тебе свою точку зрения? – строго спросил он. – Всем вам?

Этельред обвел всех троих взглядом, но никто из них не ответил на его вопрос. Теперь даже Этельстан выглядел слегка растерянным, сожалея о своих дерзких словах.

– Отдавая вас под начало Эльфхельма, я знал, что он будет пытаться повернуть вас против меня, но я надеялся, что мои сыновья проявят больше преданности своему отцу и королю. Видимо, моя вера была ошибочной.

– Милорд, – заговорил Этельстан, и его тон теперь был примирительным, – я не хотел сказать, что…

– Я хорошо понял, что ты хотел сказать. Своими словами и делами ты ясно дал это понять. Поскольку вы проявили так мало почтения к моему браку и королеве, вы изгнаны из моей свиты и с моего двора. Отправляйтесь в аббатство Сент-Олбанс, все трое, до тех пор, пока я снова не призову вас. Лорд Эльфхельм научил вас сомневаться в мудрости решений короля. Посмотрим, смогут ли монахи научить вас терпению и смирению. А теперь убирайтесь.

Выйдя из королевских покоев, Этельстан остановился, пораженный своим собственным безрассудством и тем, к чему оно их привело. Он ощущал на себе осуждающие взгляды своих братьев, со страхом ожидая неизбежных упреков.

– Замечательно, – сказал Экберт. – Ссылка в Сент-Олбанс на бог знает как долго. Спасибо тебе за это, братец.

– Только дурак называет короля дураком, – поддержал его Эдмунд.

– Я не называл его дураком, – возразил Этельстан.

– Ну да, ты назвал его безумцем и дураком, – согласился Эдмунд. – Так даже лучше! Что на тебя нашло, почему ты себе позволил себе так с ним разговаривать?

– Он спросил моего мнения, и я его высказал. Ну ладно, признаю, я был неправ. Я решил, что он действительно хочет узнать, о чем я думаю.

– Бог мой, Этельстан! Ему не было нужды просить тебя об этом. У тебя уже несколько дней все написано на лбу.

– Чего же вы хотели от меня? Чтобы я поцеловал ему руку и пожелал счастья между ног его молодой королевы? Он бы понял, что это ложь.

– А тебе обязательно бросаться в крайности? – гнул свое Эдмунд. – Ты сам себе вредишь своей прямолинейностью! Ты хочешь иметь хоть какое-то влияние на решения, принимаемые королем. Ну и как это будет возможно, если нас изгнали со двора?

– Могло быть еще хуже, – весело сказал Экберт. – Он мог выслать нас в Гластонбери, тогда пришлось бы провести лето среди болот, кормя комаров. Сент-Олбанс, по крайней мере, в сухой местности и всего в дне езды от Лондона, а по пути достаточно трактиров и пивных.

– Заткнись, Экберт, – бросил ему Этельстан. – Король все еще считает нас детьми, и до тех пор, пока так будет продолжаться, мы не будем иметь на него никакого влияния.

– Его молодой жене столько же лет, сколько и тебе, – возразил ему Эдмунд. – Ее он, понятно, не считает ребенком. Нам следует уповать, однако, на то, чтобы ее влияние на него было не больше, чем наше.

Эта мысль заставила Этельстана поморщиться. Пока они будут несколько следующих недель или даже месяцев сидеть в Сент-Олбанс, молодая королева проведет их в постели отца. А если она родит ему сына, что тогда? Предсказания прорицательницы по-прежнему звучали в его ушах набатом, и он не видел иного им объяснения, кроме того что молодая нормандская жена их отца сумеет убедить его лишить наследства своих старших сыновей.