Читать книгу Анимус - Паула Хен - Страница 12

***

На небе, на котором до этого не было ни облачка, собирались тяжёлые свинцовые тучи. Каждый житель этого города, привыкший к подобному явлению, знал, что в Питере будут дожди, которые затянутся не на один день, как нам обещаю синоптики, а на несколько.

Мы с Викторией сидим на улице во время обеденного перерыва. Ноги гудят от усталости, взятые в плен утонченных белоснежных лодочек на шпильке. Под стать халату. Виктория называет меня безумной. «Да я на таких ходулях пару шажков бы не сделала. А ты на них весь день. Ты та ещё мазохистка». В целом я с ней согласна, но считаю лишним говорить ей о том, что мои ноги часто бывают стёрты в кровь.

– И что ты решила? – спрашивает, выпуская сизое облако дыма.

– Ещё не знаю. Я злюсь на него. Головой понимаю, что поступила бы, наверное, аналогично, но мое сердце все ещё готово крушить все на своём пути.

– Значит, они наполовину итальянцы? А этот Ральф что? – Виктория щурится, смотря на небо, на котором нет солнца, но привычка работает безукоризненно.

– Ненавидит меня, кажется. А, быть может, со всеми так себя ведёт. Я не знаю. Он напыщенный, самодовольный, зациклившийся на себе мерзавец. Будет самоубийством поехать к такому «погостить». Мы явно не сможем с ним мило чаи распивать и коротать время за светскими беседами. Тебе так не кажется? – я отламываю от своего круассана с шоколадным наполнителем кусочек и кладу его в рот. Он ещё горячий, воздушный и разносит такие ароматы, что желудок сводит судорогой нетерпения.

Виктория иногда приносит мне выпечку, когда я сижу, заваленная амбулаторными карточками пациентов, выписками и их историями болезни. За год моей работы вместе с ней, не было ни одного дня, когда она забывала обо мне. Я часто подшучивала, что она хочет переманить меня на свою тёмную сторону отчаянных сладкоежек, и Виктория ничуть это не отрицала, что вызывало дополнительные порции веселья.

Мы с ней словно вновь были на последнем курсе медицинского университета, где была практика и беззаботные дни под крышами разных медицинских учреждений. В том промежутке, учась в разных корпусах, мы нередко сталкивались с друг другом. Виктория любила быть слишком шумной и звонкой, смеяться открыто, сгибаясь пополам, и обеды в студенческой столовой. Для нашего университета обед – целая традиция, практически ритуал. Нас не только обучали лечить, но и быть достойными людьми, способными олицетворять здорового и пышущего силами человека. Меня переучить оказалось сложнее. Несмотря на то, что я всегда была прилежной студенткой, готовой к любым свершениям.

– Хочешь знать мое мнение? Будь я не твоём месте, меня бы уже сейчас здесь не было. И горячий круассан с шоколадом не остановил бы меня. У тебя есть возможность поехать и узнать о своём горе-любовничке как можно больше, отпустить ситуацию, простить, наконец, его, позволить покоиться с миром. На тебе нет лица. Ты ходишь, подобно тени. Поезжай к этому самодовольному болвану и покажи, что так с тобой обращаться не стоит. Хочет выставку? Пусть научится правилам хорошего тона.

Виктория в своём синем костюме медработника и с раскрасневшимся щеками выглядела возбужденной, швырнув окурок в урну и вызывая во мне желание издать короткий смешок. Она всегда была боевой и гордой. Мне есть чему поучиться у неё.

– Отдай сюда свой круассан, который мешает тебе нормально думать, и бегом писать заявление. Тебе ещё собираться в страну прекрасных грёз.

Не удержавшись, я расхохоталась, в последний раз вцепившись в мягкую плоть выпечки зубами, словно делая похуже своей боевой подруге, и, отдав французскую сладость, слишком резво для высоты своих каблуков подскочила с места.

– Можешь пожелать мне удачи.

– Желаю удачи и, Бога ради, сними ты эти ходули. У меня от их вида голова идёт кругом.

Трудно признавать это, но сейчас я даже начала потихоньку смеяться. Снова. Пусть и без такого энтузиазма, который был у меня раньше, сводящего скулы и вызывающего першение в горле от хохота.

Мы с Маттео постоянно хохотали над какими-то нелепыми шутками, понятными лишь нам. Долгое время, когда мы только начинали познавать грани друг друга, я не понимала его странный юмор, который не то что не смешил меня, а порой казался непозволительным и задевающим. Но я могу с большой уверенностью сказать одно: благодаря ему я ко всему научилась относиться проще.

Однажды мы проспали на поезд после бессонной ночи, которую провели, наслаждаясь друг другом. С ноющими ногами и с не самым презентабельным видом мы неслись по станции, изворотливо обходя людей и порой бросая редкие извинения. Приличия ради, потому что на самом деле нам не были никакого дела до этого. Маттео тащил меня за руку, пока я заливисто смеялась. Открытие очередной выставки состоялось без него. Но в тот момент не было нервов, раздражения, наивысшей степени отчаяния. Мы просто, купив бутылку шампанского в ближайшем пыльном алкомаркете и усевшись на своих чемоданах, откупорили ее, заливая руки. Помню его шипучесть, резкость, приторность и дешёвый вкус, но в этом было слишком много непостижимой ранее глубины. Только вот, наталкиваясь на скалы реальности, я понимаю, что любовь – Ада десятый круг. В нем любящие сердца вырывают из груди черти, скармливая голодным гарпиям, а свежие раны засыпают известкой, чтобы там больше никогда ничего не выросло.