Читать книгу Простые чудеса - Павел Астахов - Страница 6

Предыдущие истории навеяли на меня воспоминания о том, какие переживания предшествовали рождению нашего со Светланой первенца, Антошки. Моя книга была бы неполной, не расскажи я эту историю.

Всем молодым людям необходима помощь. Да, конечно, и материальная тоже, но важнее морально-нравственная родительская поддержка. Ведь правильные жизненные советы гораздо важнее квартир, дач и машин, хотя и это тоже вполне желанно. Воспитанный в вере, уважении, трудолюбии, терпении, любви молодой человек добьется гораздо большего в жизни, чем ленивый, избалованный, пресыщенный достатком хам, хотя бы и унаследовавший миллиарды.

Да и родителям, дедушкам и бабушкам тоже необходима поддержка. И тоже не всегда материального порядка. Зачастую им нужна просто физическая помощь. Но для них еще важнее чувствовать наши заботу, внимание и элементарную благодарность за прожитую ради нас лучшую часть жизни.

В этом, наверное, и состоит смысл взаимоотношений поколений. Отцы и дети – вечный спор и неиссякаемая любовь. Самыми верными и бескорыстными помощниками престарелым родителям могут стать только дети. Самыми надежными наставниками в вопросах создания и укрепления семьи должны быть родители. К сожалению, такая идеальная картина – большая редкость и в наши дни, не говоря уже о позднем советском периоде. Несказанно повезло тому, кто тогда в полной мере сумел выстроить дружеские отношения с родителями и получил от них поддержку и важные мудрые советы.

Советская система, беспощадно отторгавшая веру, заповеди Божьи и христианские добродетели в воспитании и образовании детей, заменила их бесчисленным множеством бесполезных коммунистических догм. В школах проводились специальные уроки, предназначенные для того, чтобы ввести подростков в сферу отношения полов. Но делалось это настолько топорно и ханжески, что темы уроков вызывали больше неудовлетворенного любопытства, чем понимания. Те, кому посчастливилось прояснить возникшие вопросы у отцов и матерей, щедро делились с остальными. А в основном приходилось довольствоваться уличными консультациями и собственным ранним и чаще всего неудачным опытом.

Стоит ли говорить, что аборт в те времена по частоте операций был сравним с лечением кариеса или удалением гланд. Советской женщине ничто не должно было мешать ударно трудиться, а главное – строить коммунизм. Такое отношение к женщине и к плоду в советском обществе бытовало повсеместно и, самое ужасное, передавалось из поколения в поколение.

Но мы тогда об этом не думали… Были молоды, веселы, беззаботны и очень сильно влюблены. Я еще расскажу в этой книге о том, как мы со Светланой встретились, как нашли друг друга. До сих пор я уверен, что именно Господь сделал возможной нашу встречу и соединение наших судеб. Как бы ни складывалась жизнь и отношения, какие бы ошибки мы ни совершали, это всего лишь эпизоды, детали, обстоятельства, мелочи на нашем общем пути. И дай нам Бог пройти его до конца вместе. Молюсь об этом неустанно всем святым. А в особенности покровителям семьи и брака великомученикам Гурию, Самону и Авиву. Очень часто они помогали нам в этих вопросах. И вам тоже советую к ним обращаться, хотя сейчас мы уже знаем наших русских святых – Петра и Февронию. Но в те дни, о которых пойдет речь в этом рассказе, мы еще о них не знали и молиться-то толком не умели.

Молодым людям, вступающим в самостоятельную семейную жизнь, просто необходимы наставники. Иногда родители не годятся на эту роль или просто слишком закручены повседневной жизнью и заботами. Тогда важные наставления должен давать духовник, если он, конечно, у молодоженов имеется. В дни нашей женитьбы и начала супружеских отношений с этим было сложно в силу отсутствия прерванной на несколько поколений традиции и из-за активного разрушительного процесса всей политической, социальной и духовной системы нашего общества конца восьмидесятых годов.

Нам приходилось опираться на иногда не вполне успешный опыт наших родителей и их близких друзей, на прочитанные классические произведения, то есть судьбы их героев. Нынешней молодежи, к сожалению, даже такой источник уже практически незнаком, потому что в лучшем случае он заменяется просмотром фильмов по произведениям Льва Николаевича или Федора Михайловича. Поэтому, с одной стороны, им еще сложнее в этом вопросе, но с другой – у них имеются широчайшие возможности нового времени: открыты храмы, идут службы, таинства совершаются, требы отправляются. Выбирайте, приходите, спрашивайте, ищите, просите!

Каждый учится на своих собственных ошибках, но так хочется помочь всем влюбленным не совершить их. Ведь, не постигнув духовных основ начала семейной жизни и вообще взаимоотношений между юношей и девушкой, невозможно не наделать ошибок и создать прочный союз, скрепленный на небесах. Счастье тем, кто понял это раньше других и идет путем воцерковления в вопросах брака и семьи! Никакие уроки «полового воспитания», «секспросвет» и прочая навязанная нам извне разрушительная идеология не приведут к укреплению семей и безопасности молодых людей, задумывающихся о будущей семье и браке.

Законы, данные Создателем еще первым людям, по-прежнему актуальны и при всей своей простоте являются важнейшими для понимания цели и принципов жизни. Возлюбите друг друга, чтите отца и мать, не искушайте малых, станьте одним целым, будьте помощниками и, наконец, плодитесь и размножайтесь. Простые человеческие принципы, а как сложно их исполнить…

Мы со Светланой не рассчитывали на помощь родителей, свято верили в то, что наша любовь поможет преодолеть все трудности и решить все проблемы. По сути, именно так всегда и было. Но вот пришел день, когда мы поняли, что ответственны не только друг за друга, но и за новую зародившуюся жизнь. Мы еще не видели своего ребенка, но точно знали, что он живет, дышит, кушает, спит, ворочается и даже всё чувствует и слышит. К кому обратиться в такой ситуации за советом, подсказкой, помощью? К родителям? А если отношения не настолько близкие и откровенные? Тогда к специалистам! Врачам, акушерам, перинатальным докторам.

Большое достижение современности, что сегодня их много и они доступны. В те годы хорошего врача найти было очень сложно, дежурные и участковые врачи женских консультаций были просто замучены до умопомрачения бытовыми трудностями, постоянным безденежьем, неимением приличного жилья, отсутствием элементарных медикаментов, самых обычных продуктов и одежды. Помогали, как могли: от боли беременным назначали анальгин и но-шпу, а при более серьезных проблемах, не задумываясь, отправляли несчастных женщин на аборт. Это называлось садистским термином «чистка». Я знаю женщину, ей уже за восемьдесят, которая не только морально, но и физически мучается от того, что долгие годы работала хирургом-гинекологом и сделала тысячи абортов. Сейчас она сознает весь ужас содеянного, но изменить уже ничего нельзя… Страшно, безвыходно, жестоко…

Узнав радостную весть, что вскоре станем родителями, мы решили соблюдать все необходимые для этого правила. Первый визит в районную женскую консультацию прошел вполне спокойно. Познакомились с нашим доктором. До сих пор помню ее фамилию – Геннерт. Вот уж милая дама, дай ей Бог здоровья. Сколько же она выпила нам крови! На второй встрече, когда по всем показателям роста малыша у него должно было прослушиваться сердцебиение, мадам-участковый врач без обиняков заявила, что «сердцебиения не слышно» и, видимо, плод мертв.

Даже представить такое на миг и то ужасно, а здесь – прямое заявление от человека в белом халате. Моя бедная жена прорыдала сутки, несмотря на все мои попытки ее успокоить и убедить, что даже я слышу стук сердца моего будущего ребенка. Попав таким образом в «группу риска», Светлана вынуждена была приходить на осмотр еженедельно. Во время третьего, четвертого и пятого визитов врач Геннерт упрямо твердила, что «сердцебиения нет», и моя жена уходила в слезах. Даже традиционная коробка конфет и бутылка коньяка не могли смягчить жестокую докторшу Геннерт.

Теща моя в ту пору активно трудилась в Мосгорисполкоме. По своему положению и статусу она обладала достаточными полномочиями, чтобы устроить дочь в лучшую московскую клинику, дать возможность пройти осмотр у лучших гинекологов и акушеров. Но, воспитанная в духе «социалистической справедливости», она наотрез отказывалась помочь: «У других нет такой возможности! Не ты первая – не ты последняя!» Я искренне люблю свою тещу, с которой прожил даже больше, чем со своими родителями до женитьбы, но то непробиваемое совковое упрямство в нежелании помочь дочери мне до сих пор непонятно.

Светлана ходила на занятия, а перед этим в храм и молилась, молилась, молилась всем святым и Пресвятой Богородице. Молилась отчаянно, со слезами. Никому об этом не говорила и страдала от безысходности своего положения. Ведь элементарное нынче УЗИ в те годы невозможно было сделать даже в московских районных поликлиниках, что же говорить о периферии. Вот и уповали мы друг на друга и Господа Бога, пока еще не осознавая, насколько Он милостив и всемогущ и что каждую ниточку человеческой судьбы держит в своем клубке мироздания.

Началась летняя сессия в институте и на мою любимую супругу – студентку математического факультета педагогического института – свалились академические заботы. Я тоже сдавал экзамены, но не был на сносях и не выслушивал от загнанной жизнью врачихи и мамы, ярой коммунистки, страшилки о «проблемных беременностях», «мертвых плодах», абортах и выкидышах. Не вмешиваться в этот процесс я не мог, поэтому, сцепив зубы, терпеливо разбирался с врачом Геннерт.

И во время каждого экзамена я старался быть рядом со Светланой. Просто дежурил в коридоре. Беременность действительно протекала очень тяжело с самого начала. Когда в очередной раз ей стало дурно и она попросилась выйти в туалет, «заботливая» преподавательница математической физики заставила сдать листок с ответами и вытянуть новый билет. Пришлось мне вмешаться. Внимательно и сосредоточенно выслушав меня, училка задумчиво протерла очки и, покачав головой, ответила:

– Да-а, сложное положение. Беременность… Наверное, это хорошо. Ну, так я могу помочь вашей жене!

– Спасибо вам огромное! Я не знаю, как вас благодарить! Я был уверен, что вы как женщина ее поймете и поддержите… – искренне обрадовался я такому удачному повороту и доброте этой с виду черствой математички.

Но она неожиданно превзошла даже докторшу Геннерт в своей фантастической «гуманности»:

– Конечно, конечно! О чем тут можно говорить! Я же тоже женщина и понимаю, хотя у меня детей и нет… Ну так вот, я помогу вашей жене. Давайте мы ее экзамен перенесем на более поздний срок. Пусть спокойно берет академический отпуск и идет себе рожает. А потом восстановится и продолжит обучение…

Я от удивления и этой геометрической прямоты застыл с открытым ртом. Но тут же выпалил:

– Погодите! Какой академический отпуск? Она же училась целый год и сдает вам экзамен. Предмет она прекрасно знает. И выходит из аудитории не для того, чтобы списывать, просто ей реально это требуется! Понимаете, вы?!

– Да-да. Конечно, понимаю. Потому и даю ей возможность заново подготовиться и ответить. Если ее затошнило от выбранного билета, так пусть освежится и возьмет другой… А лучше, конечно, ей сейчас вообще не сдавать экзамены, а сделать перерыв в учебе. А то просто мучение на нее смотреть!

Эта странная, неэмоциональная, анемичная женщина непонятного возраста вовсе не шутила. Она просто так думала, работала, жила. Кроме ее матфизики у нее, видимо, ничего святого в жизни не было… Возможно, я заблуждаюсь, да простит меня Господь, но я не мог и не могу ее понять до сих пор. Жаль ее, но в тот момент мне было важнее сберечь свою жену и нашего ребенка. Светлана собрала все свои силы и с третьей попытки сдала экзамен. Но к тому моменту ее состояние еще ухудшилось.

Показатели анализов давно сползли в «красную зону» риска, где начиналась сплошная полоса скорби и страданий… По таким показателям «самая человечная в мире» советская медицина и ее проводники в женских консультациях, типа докторши Геннерт, рекомендовали только одно радикальное средство – «искусственное прерывание беременности», то есть аборт…

Как водится, вокруг Светланы сразу зашевелились сердобольные участливые родственницы и знакомые, их подруги и подруги их подруг, которые охали-ахали и тоже советовали «соглашаться с врачом». Никакой поддержки, понимания, помощи. Казалось, и Господь не слышит молитвы моей несчастной жены, но это было глубочайшим заблуждением по нашему невежеству. Господь сострадал нам и поддерживал, и звал нас в храм. Звал всеми возможными способами и средствами. А мы, как слепые котята, тыкались во все углы, ломились в открытые двери и не находили ответов. Только Светлана моя, человек очень интуитивный, постоянно ходила в храм, молилась и подавала записочки. Конечно, этого было недостаточно, но даже эту малую жертву принимал наш любящий Господь и помогал нам.

Осознание этого пришло позже, а пока ситуация становилась критически опасной. Моя бедная измученная экзаменами и назиданиями «опытных женщин» жена была на грани нервного, психического и физического истощения в тот момент, когда у нее внезапно открылось кровотечение и вызванная «скорая» увезла ее в городскую клиническую больницу № 29 имени Н. Э. Баумана на Госпитальной площади в Лефортове. Узнав об этом, я помчался со своего экзамена в отделение гинекологии. Перескакивая через три ступеньки, взлетел на четвертый этаж, который более напоминал не отделение для будущих матерей, а ободранную казарму стройбата.

Первым в коридоре мне попался очень странный субъект – здоровенный бритый наголо детина в рыжем клеёнчатом фартуке и зеленых бахилах. Рукава халата закатаны, а руки были в резиновых перчатках.

Самое ужасное то, что его фартук, перчатки и бахилы были перемазаны густой бурой кровью. Даже в мясном отделе гастронома такой внешний вид напугает взрослого, видавшего виды мужика. Здесь же, в специализированном гинекологическом отделении для будущих мамочек, имеющих проблемы с вынашиваемостью, он выглядел чудовищем. Женщины, вышедшие в коридор, заметив его, моментально скрывались в своих палатах. Мужик неторопливо шествовал по коридору и улыбался. Казалось, что он даже наслаждается своим отвратительным людоедским видом.

Возможно, это был неплохой, любящий свою работу и семью специалист. Возможно, он помог многим будущим матерям обрести свое материнское счастье… Возможно… Но в тот момент он был ярким воплощением настоящего коммунистического отношения к женщине-матери. Не того плакатного воплощения, с лозунгами о величии женщины-матери, начале жизни и воспитании здорового поколения, которое с утра до вечера насаждалось нам мощной советской пропагандой, а именно сущностного отношения к женщине как к главному «производителю» здорового поколения строителей коммунизма. И как следствие – беспощадного отторжения всех возможных отклонений: от особенных деток до «проблемных беременностей».

Для первых – лучшие советские специнтернаты по типу колоний для психически неполноценных, для вторых – работающий в три смены конвейерный абортарий.

– Здрасьте! Кого ищем? – остановил он меня.

– К вам по «скорой» доставили час назад мою жену, Астахову Светлану. Где она?

– Ха! Так уже, наверное, в операционной. У нас всех, кто по «скорой», сразу на чистку отправляют… – ухмыльнулся упырь.

– Как мне ее найти? Мне нужно срочно ее увидеть! – Я еще пытался быть вежливым.

Но многие не очень умные люди часто вежливость принимают за слабость. Особенно те, кто хоть мало-мальски облечен властью. Тем более над женщинами, да еще не вполне здоровыми. Этот людоед оказался из таких. Улыбка моментально сползла с его бульдожьей рожи и он рявкнул:

– Ага! Щас! Разбежался! Я тут у станка весь день стою, понимаешь, режу, спасаю… Ты кто такой, чтоб мне указывать?! А ну, давай на выход! – И он вознамерился вытолкать меня из отделения в шею.

И здесь, надо честно признаться, я не выдержал. Никогда старался не афишировать свою учебу и службу в органах КГБ, но здесь другого выхода не было. Жизнь моего будущего малыша и жизнь жены висели на волоске.

Я резко схватил мерзавца левой рукой за правый рукав и дернул к себе, одновременно выхватил из внутреннего кармана служебное удостоверение – красную корочку с золотыми буквами: «КГБ СССР». Я ткнул ему документом прямо в нос.

– А ну, стоять спокойно! Читать умеете, гражданин мясник?! Быстро отвечайте, где поступившая к вам сегодня Астахова? Ну!?

Для убедительности я еще припёр его к стене спиной и придавил коленом пониже живота. Он изменился до неузнаваемости, побледнел, задрожал, глаза забегали, и, кажется, он даже стал ниже ростом.

– Так точно, – проблеял он. – Извините, не знал… не разобрался… Виноват… Сейчас всё решим. Не беспокойтесь. Одну секунду. Всё выясню…

Для верности я встряхнул его:

– Быстро найдите пациентку Астахову и меня к ней проведите! – И толкнул его вперед по коридору.

Мужик затрусил к сестринскому посту и через полминуты уже радостно махал мне с другого конца коридора журналом учета:

– Здесь она! Идите сюда, товарищ!

Действительно, слава Богу, Светлана была в палате, где оказались еще пять женщин разного возраста, но с одним и тем же диагнозом «невынашиваемость». Увидев меня, жена соскочила с кровати и, дрожа, прижалась ко мне:

– Давай выйдем.

Мы вышли в коридор, а потом и на лестничную площадку. Здесь она, глотая слезы, сбивчиво рассказала о том, что в этом отделении практически все обречены, потому что здесь не лечат, а именно избавляются от «проблемных беременностей» самым простым способом – хирургическим. Женщины в палате рассказывали свои печальные истории, дожидаясь очереди в «абортарий». А встреченный мною «мясник» в фартуке был ведущим хирургом – заместителем заведующего отделением.

Мы пытались найти решение – и не могли. Даже самый сильный и могучий человек абсолютно беспомощен перед судьбой, определенной Господом. Особенно если он не обращается за помощью к Создателю и не молится о помощи. Светлана не могла вернуться домой, потому что улучшения пока не было. Но и оставаться здесь в ожидании убийства нашего первенца тоже было невозможно. Я отвел жену в палату, а сам зашел в ординаторскую к моему новому знакомому. Он уже снял фартук, бахилы и перчатки. Сидел и пил чаёк с баранками. Увидев меня, замер, потом встал со стула и изобразил внимание к моим указаниям.

Я сказал, что доверяю ему жизни моего ребенка и моей жены и что он должен сделать всё, чтобы их спасти:

– Вы – профессионал, специалист. Делайте всё, чтобы им помочь. Никаких абортов! Никаких прерываний беременности! Любые изменения – сразу мне сообщайте. Вот мой телефон. – Я записал ему свой домашний номер.

– Я всё понял. Не беспокойтесь. Мы свое дело тоже знаем. Постараюсь. Особенно для вас и вашей супруги. Никто пальцем не тронет. – И тихо вполголоса добавил: – Я в райотделе на хорошем счету…

Договорились, что я приду утром. Я зашел к Светлане и оставил ей всю мелочь из карманов для того, чтобы звонить из телефона-автомата, который висел между этажами на лестнице. У ворот больницы я заметил людей, медленно выходящих из храма. Рядом с больницей находится православный храм, и как раз закончилась вечерняя служба, прихожане возвращались домой. Тогда я еще не знал названия храма…

Поздно вечером Светлана позвонила и сказала, что ей начали делать уколы и очень хочется есть, потому что кормят плохо. Полночи у меня ушло на то, чтобы сварить и натереть свеклу, приготовить любимый салатик для моей Светланы. А потом перебрать весь сушеный и размоченный чернослив, вытащить из него косточки и заменить их на ядрышки грецких орехов. Затем заправить сметаной и, уложив в банку, оставить в холодильнике охлаждаться. Утром к этому салатику я добавил свежеподжаренные печеночные котлетки и отправился кормить завтраком свою голубку, временно заточенную в Бауманской больнице.

Хороших новостей не было. За ночь ей стало только хуже. Лекарства не помогали. Запугивать врачей было бессмысленно, да и не хотел я этого. Все ее пять соседок по палате уже были «вычищены». Ее не трогали, видимо, только потому, что опасались связываться с неуравновешенным «мужем-чекистом». Как я потом узнал, моя любимая, стоя у окошка и глядя на кресты храма напротив, молилась изо всех сил, со слезами вымаливая пощады для нашего ребеночка. Уверен, что Господь в тот момент ее услышал. И именно Он укрепил ее силы и сохранил нашего любимого сыночка. Она рассказывала, как в самую отчаянную минуту услыхала звон колоколов и подошла к окну. Слушала благовест и молилась, молилась…

Я принес еду, но моя любимая уже даже не могла сама спуститься во дворик, чтобы прогуляться на воздухе по липовой аллее. На руках снес ее вниз с четвертого этажа и усадил на лавочку. На дворе стояло жаркое лето, экзамены сданы, можно отдыхать, а у нас совсем не праздничное настроение и улучшений не наблюдается. Слезы не высыхали даже в то время, пока она сидела со мной и потихоньку ела. Я заставил ее поесть. За два дня она потеряла несколько килограммов, а это было очень опасно для ребенка. Мы были подавлены и удручены. Знания наши были очень скудными, а прогнозы врачей почти безнадежными. Ничто не ободряло и не вселяло никакого оптимизма и надежды. Казалось, весь мир против нас и нашего первенца. Никогда я не почувствую той боли и страданий, которые испытывала моя ненаглядная супруга… Только за то, что она оказалась невероятно стойкой и не унывала до последней минуты, я ей благодарен…

– Врач говорит, что надо соглашаться на чистку…

– А ты что думаешь?

– Нет! Не соглашусь… но я очень, очень боюсь… Что с ним, как он, что будет… очень боюсь… – слезы катились и катились по щекам, подбородку, шее от этих вопросов без ответа. Весь мир вокруг был залит слезами моей несчастной жены. А я ничего не мог предложить… Ничего! Такое бессилие перед природой, перед Богом было унизительно и убийственно для меня как мужчины, мужа и отца моего будущего ребенка. А я ведь даже не был крещен. Мало того, я тогда совсем не понимал, что и как происходит и какая взаимосвязь существует между верой и жизнью любого человека. Поэтому я уверен, что в тот момент только моя жена спасала и могла спасти своё дитя, носимое под сердцем. И она боролась. Боролась и молилась, как могла, как умела, не сдавалась и не соглашалась добровольно убить своего ребенка. Каким бы он ни был. Мы просидели, обнявшись, часа два. Пора было возвращаться в отделение. Светлана дошла очень медленно до входа, а вверх до дверей отделения я уже нес ее на руках.

Вечером она снова звонила по телефону и рассказывала, что соседки у нее поменялись и новые женщины с «проблемными беременностями» добавили страданий и рыданий в атмосферу обшарпанной «гинекологии» Бауманской больницы.

Весь вечер у меня вновь ушел на приготовления к походу в больницу. Это меня отвлекало от очень грустных мыслей и советов родственниц, которые по-прежнему настаивали на «избавлении». Мало того, теперь уже предпринимались попытки запугать меня и Светлану возможными отклонениями у будущего ребенка из-за такой «проблемной беременности».

Удивительно, как много находится «доброжелателей» вокруг в такой тяжелый час человеческих страданий. Поразительно – в таких ситуациях практически все делятся исключительно отрицательным опытом и дают, по сути, бесчеловечные советы. Мне хочется верить, что за прошедшие годы наше общество и люди изменили свои взгляды и стремятся охотно помочь молодой матери, столкнувшейся с трудностями материнства… Хочется верить в то, что всё больше и больше людей приходят к Богу в поисках родительского счастья, а не к «репродуктивным технологиям», «суррогатству» и прочим достижениям цивилизации…

Стиснув зубы, я упрямо тёр свеклу и морковку, перебирал размоченный чернослив и жарил котлетки. У меня была цель – поддерживать любимую женщину физически, морально, всячески. Я ничего не мог предложить взамен, кроме себя самого.

В девять утра я уже был у дверей больничного отделения. Отнес в садик на руках совсем ослабевшую жену бледно-серо-желтого цвета… Ситуация осложнилась еще более. Теперь лечащий врач настаивал на прерывании беременности из-за угрозы жизни не только ребенка, но и матери. Даже ранее «обработанный людоед», обещавший не трогать мою Светлану, разводил руками и долго объяснял мне, что шансов спасти ребенка практически нет и с каждым днем их всё меньше…

– Я вчера допоздна стояла у окна и смотрела на храм… Колокола звонили… А ты не знаешь, почему у крестов на куполе внизу как бы полумесяцы? – неожиданно спросила меня Светлана.

Я не знал. Я вообще ничего тогда не знал о нашей вере. Несмотря на то что все мои предки были христианами, православными, верующими людьми. Они не понимали, как можно жить без Бога, без веры и молитвы. А советских людей всего за полвека уже научили другому.

– Он же может нам помочь?

Полные слез глаза молили меня о помощи.

– Конечно, может! – ответил я, потому что не мог видеть страданий любимой жены и хотел хоть как-то ее успокоить.

– Может… – задумчиво повторила она.

От полного отчаяния у меня потемнело в глазах и в тот же миг наступило какое-то необычное просветление. Я как будто взглянул на ситуацию со стороны. Сидим, обнявшись, и страдаем в ожидании того, как решатся наша судьба и жизнь нашего ребенка. Вокруг одни трагедии, которых моя бедная супруга к тому моменту насмотрелась и наслушалась на всю оставшуюся жизнь и дрожала, как паутинка на ветру, только от слова «больница». Откуда ждать помощи? Ситуация с каждым часом всё хуже и хуже! И чем всё закончится, кажется, понятно. Я так ясно увидел этот возможный конец, что меня пробила дрожь.

Я решительно встал со скамейки и посмотрел в глаза жене:

– Ты мне доверяешь?

– Конечно.

– Тогда посиди пять минут, хорошо? Вот, попробуй салат из морковки с изюмом и сметанкой, а я быстро вернусь.

Через минуту я был в кабинете у моего знакомого «людоеда». Без долгих объяснений я написал расписку, что забираю из больницы беременную гражданку Астахову Светлану Александровну и беру на себя ответственность за все возможные последствия как для нее, так и для ребенка.

Зашел в палату, собрал ее вещи. Забрал ее документы. Вышел из больницы и почувствовал себя легче, как-то свободнее. Возможно, я совершил один из самых опасных и безрассудных поступков в своей жизни, но в тот момент чувствовал, что поступаю правильно. Это новое чувство росло и крепло – появилась уверенность, что всё наладится. Я подошел к скамейке, на которой сидела Светлана. Она подняла на меня осунувшееся тревожное лицо и обреченно спросила:

– Что? Пора идти?

– Да, пора. Поехали домой!

– Как…

– Тебя отпустили. Заверили, что всё будет хорошо.

Я не мог сказать иначе. Потому что нельзя огорчать беременную женщину. Никогда и ничем! Мы все в долгу у наших женщин, должны поддерживать, защищать и помогать им!

– Ты уверен? – недоверчиво посмотрела на меня жена.

– Абсолютно! Вот и документы отдали, и вещи. – Я помахал паспортом и пакетом.

От нашего дома до больницы имени Николая Баумана я обычно шел десять минут пешком и десять ехал на трамвае. Максимум полчаса уходило на дорогу в один конец. В то утро мы добирались домой больше двух часов. Светлана отказалась, чтобы я нес ее на руках по улице, а идти ей было очень тяжело. Стыдно признаться, но денег на такси тогда у двух молодоженов-студентов не было. Как и материальной помощи родителей. Жестоко, но это факт!

Светлана, казалось, приободрилась от своей «выписки». Она даже не пыталась выяснять детали, так мне доверяла.

Потихоньку дошли до трамвайной остановки и только начали заходить в подошедший трамвай, как по всей округе разлился малиновый звон колоколов храма на Госпитальной площади. «Хороший знак!» – подумал я.

– Праздник сегодня. День Петра и Павла, – подсказала внезапно возникшая рядом миловидная старушка.

Она проводила нас долгим задумчивым взглядом, и мне показалось, что подняла правую руку и изобразила крестное знамение вслед уезжающему трамваю.

А мы, обнявшись, сидели в душном трамвае и были счастливы, что уезжаем от этого страшного места, трагических историй соседок по палате, неутешительных диагнозов и прогнозов врачей. Нам так казалось, по крайней мере в тот момент.

– Вот видишь, праздник. Именины мои, можно сказать. Я ведь тоже Павел, – прошептал я на ухо Светлане.

Жена смахнула слезинку. Первый раз за последний месяц она улыбнулась, и в глазах вновь вспыхнул так любимый мною огонек…

Мы не стали никому из родственников звонить и рассказывать о том, что сбежали из больницы, объяснять, что к чему и почему и выслушивать их советы и причитания. Слава Богу, что был период отпусков и моя любимая теща уехала с мужем на отдых, кажется, в Ессентуки. Заслуженный отдых – святое дело! Ничто не может помешать этому конституционному праву работающего советского человека. Но и мы имели право на отдых. И мы им воспользовались в полной мере. А наутро, как по мановению волшебной палочки, Светлана встала бодрая и счастливая. Кровотечение полностью прекратилось, боли ушли, ей стало гораздо легче и спокойнее. Она подошла ко мне и сказала:

– Теперь я точно знаю, что всё будет хорошо. Бог сохранит нашего ребеночка. Он родится здоровеньким и будет самым умным и красивым.

Так и случилось! Господь поверил нам и пожалел нас, еще раз показав, как сильно Он любит всех людей и каждого в отдельности.

Ведь как бы не развивалось наше человеческое общество, но, как и тысячи лет назад, детей родителям посылает Сам Господь, независимо от того, во что они сами верят. Потому что Господь любит всех и дает шанс всем спастись и обрести жизнь вечную. И даже мне, человеку на тот момент неверующему, некрещенному, состоящему в партии, Он сделал такое снисхождение и сохранил нашего сына Антона только ради его будущего и будущего его детей. А случилось это благодаря стойкости и твердости веры моей жены Светланы, мамы Антона, которая, глядя на храм за больничным окном и прихожан, спешащих на службу, молилась и повторяла: «Спаси! Спаси! Спаси!!!»

Не знаю, поймет ли мой старший и дольше всех любимый сын Антон, что мы пережили. Но теперь, став трижды отцом, он может себе представить, как это было непросто, тем более в то время, когда рушилась советская империя. Но факт остается фактом – мама билась за своего сына изо всех сил и сопротивлялась не только врачам, но даже близким людям, которые вместо поддержки пытались склонить нас к избавлению от «проблемной беременности». А значит, и от Антона. Как ожидание ребенка может быть «проблемным»?! Каким бы он ни родился, кем бы ни стал, в любом случае это – ваше дитя, плоть от плоти, кровь от крови, дарованное самим Господом! По вашим молитвам, по вашим поступкам, по вашей вере и жизни…

А храм тот был построен во имя святых апостолов Петра и Павла. Более того, на территории больницы позже появился так называемый приписной храм. Его полное название – храм Воскресения Словущего на территории ГКБ № 29 при общине сестер милосердия «Утоли моя печали». И теперь все женщины, попадающие сюда с проблемами во время беременности, имеют возможность помолиться спокойно, исповедоваться и причаститься, потому что это – лучшее лекарство для души и жизни! Особенно самой маленькой, только начинающейся.

Однажды мы гуляли с Антошей во дворе и неожиданно встретили ту самую врачиху-гинеколога Геннерт из районной женской консультации, которая очень удивилась, увидав нас с детской коляской. Ведь она была уверена и пыталась нам внушить, что «плод не развивается и ребенка не будет»… Слава Богу, она заблуждалась! Спаси, Господи, и ее!