Читать книгу Участковый. Книга вторая - Pavel Barchuk - Страница 4

После совещания мы с Семёновым отправились в кабинет участковых. Я чувствовал себя так, будто меня засунули в стиральную машинку, а потом несколько раз в ней прокрутили на режиме особо быстрой стирки. Мокрый, помятый, уставший. Голова была забита таким количеством информации, что хоть на стену лезь. А теперь, в довесок к этому, я еще должен работать в паре с Сериковым.

Семёнов добавлял в мое и без того поганое настроение еще больше напряжения. Он все время что-то бурчал себе под нос про «зарвавшихся сынков прокуратуры» и «зазнавшихся следователей». Видимо, моя стычка с Эдиком его хоть и позабавила, но всерьез взволновала. Старлей даже свою обиду отодвинул на второй план.

– Он тебе, Вань, пакости строить будет, – снова высказался Виктор, когда мы зашли в комнату и присели на стулья. К счастью, в нашем кабинете было пусто. И Капустин, и Лыков отсутствовали. – Эдик злопамятный, как злобный ишак. Однажды я ему на оперативке слово поперёк сказал, так он потом полгода служебные записки подкидывал, что я, мол, нарушаю устав, форму ношу ненадлежащим образом и в участке бардак. Полковник, конечно, их в корзину отправлял, но осадочек, как говорится…

Я только вздохнул в ответ. Мне бы их проблемы – служебные записки. У меня тут вампиры девушку чуть ли не с того света возвращают, а неизвестный враг пытается на этих же вампиров все списать. И судя по короткой беседе с Лилу, моему истинному начальству такой расклад не сильно нравится.

– Переживем как-нибудь, Витя. Наверное. – Успокоил я старлея.

– То-то и оно, что «наверное», – Семёнов хмыкнул, а затем полез в ящик стола за папкой с текущими делами. – Ладно, проехали. Теперь работаем. Значит, по Воронову… Надо опрашивать народ, живущий у депо. Можно поговорить с путейцами, работавшими той ночью. Хотя, честно говоря, сомневаюсь, что кто-то что-то видел. А если и видели… Люди у нас не особо разговорчивые насчёт таких дел.

Старлей раскрыл папку, но в этот момент в дверь постучали. На пороге стоял молодой сержант из дежурной части, с лицом, выражавшим легкую панику.

– Товарищ старший лейтенант, вас к телефону! Срочный звонок из колхоза «Красная Заря». Там, вроде как, ЧП.

– Какое еще ЧП? – Семёнов нахмурился. – Опять тракторист с комбайнером подрались из-за того, чей агрегат помощнее будет?

– Да нет, – сержант замялся. – Там что-то с доярками. Говорят, все поголовно… буянят. Пьют. Председатель колхоза умоляет помочь, милицию требует. Говорит, если не разберемся, объёмы молока в районе сильно сократятся. А это… Ну… Вы сами понимаете.

Семёнов тяжело вздохнул, кивнул сержанту, закрыл папку и вышел из комнаты. Вернулся он минут через десять с удрученным и озадаченным выражением на лице.

– Ерунда какая-то… – Заявил Виктор, едва только переступил порог. – Помнишь, я тебе про колхоз рассказывал? Он прямо за городом сразу. Ну… У меня там бабка раньше жила. Так вот… Действительно, председатель звонил. Говорит, все доярки, как одна, второй день пребывают в запое. Даже те, которые отродясь крепче чаю ничего не пили. А тут прям как взбесились. Ну и, естественно, работа встала. Вчера еще худо-бедно с коровами справлялись, а сегодня…Собрались перед сельсоветом и песни поют.

– Что, прости, делают? – Переспросил я, чисто на автомате представив себе описанную Семёновым картину.

– Поют. Песни. И все, так сказать, матерного содержания. – Повторил старлей после минутной паузы. – Дмитрич, председатель, говорит, прямо сумасшествие какое-то. Коллективное.

Я уставился на Семёнова, переваривая услышанное. Пожалуй, соглашусь с ним, это очень странно. Не сам факт обильных возлияний. Всякое бывает. Но вот то, что они это делают всем составом да еще столь по-идиотски… Такое точно вызывает вопросы.

В голове что-то щёлкнуло. Массовое, иррациональное поведение, направленное на абсолютно бессмысленные действия… Черт… Что-то подобное я читал в справочнике инквизитора.

Пока Семёнов бормотал про «бабскую дурь», я мысленно попытался восстановить информацию из своего настоящего рабочего пособия.

По-моему видел нечто похожее в разделе, озаглавленном как: «Классификация низкоуровневых нематериальных сущностей, паразитирующих на эмоциональном фоне человеческих коллективов».

В одном из пунктов описывалась сущность типа «Призрак-Заводила» или Spiritus-Huliganus. У этой дряни особый способ воздействия на человеческий контингент.

Я посильнее напряг мозг и в моей башке буквально начал прокручиваться сухой, бюрократический текст из справочника. Чего уж скромничать, память у меня всегда была на сто баллов.

Призрак-Заводила провоцирует у подверженных влиянию лиц состояние немотивированной эйфории, сопровождающееся потреблением алкогольных напитков в объемах, существенно превышающих индивидуальную физиологическую норму. Косвенным признаком воздействия является совершение коллективом несанкционированных, нецелесообразных и зачастую антисоциальных действий, таких как хоровое пение, несвоевременные пляски, публичные исповеди или признания в любви, а также спонтанные попытки организации художественной самодеятельности низкого качества.

Энергетический профиль Призрака-Заводилы – питается резонансной энергией группового эмоционального подъема низкочастотного спектра. Предпочитает сельские поселения, общежития, стройки и иные локации с высокой концентрацией лиц, длительно пребывающих в состоянии умеренной фрустрации.

– Твою мать… – Вырвалось у меня вслух.

Судя по всему, колхоз упомянутый Семёновым, стал местом активной деятельности этого призрака. А значит… Значит мне придется отложить пока что Воронова в сторону и ехать с Виктором. Проверять, верны ли мои догадки.

Потому что, если мне не изменяет память, а это очень маловероятно, действие призрака проявляется через три стадии. Первая – пьянка. Вторая – песни и пляски. Третья – глубокая депрессия, итогом которой становится летальный исход, причем на добровольной основе. То есть, в перспективе у нас имеется колхоз, где через день-другой весь коллектив доярок может дружно повесится на березках. Очень, очень хреновая перспектива.

– Петров! Ты чего это? – насторожился Семёнов.

– Да так, Вить, – отмахнулся я, с трудом возвращаясь к реальности. – Вспомнил один случай. Похожий. Кажется, я знаю, что там может происходить.

– И что? – с надеждой спросил старлей.

– Надо ехать и смотреть. В двух словах не объяснить. Но… Я с тобой, Вить. Если мои подозрения верны, проблема может обрести очень поганые последствия.

– Да куда уж хуже того, что есть? – Совсем не радостно усмехнулся Семёнов.

– Поверь мне, Витя, будет точно хуже. Давай, быстрее.

Я вскочил со стула и направился к двери. Семёнов рванул вслед за мной. Удивительное дело, но старлей ни на секунду не усомнился в том, что я говорю правду. Имею в виду насчёт хреновых последствий. И не пытался меня отговаривать от совместной поездки в эту «Красную зарю».

Минут через двадцать мы уже выезжали из города на ушатанном милицейском мотоцикле «Урал» с коляской. Семёнов рулил, я сидел в коляске, чувствуя себя каким-то немецким офицером из военных хроник. Отчего-то мотоцикл у меня упорно ассоциировался с фашистами, которые рассекали на подобном транспорте по лесным дорогам и ловили партизан.

Предварительно я попросил Семёнова заскочить в общагу. Мне нужен был справочник и кое-что из арсенала инквизитора.

Чтоб Виктор не задавал неудобных вопросов, я объяснил Семёнову, что в Москве нас якобы учили не только преступников ловить, но и работать со всяким биологическим оружием. А то, что творится в колхозе, весьма напоминает как раз последствия использования такого биологического оружия.

– Ого… Ты понимаешь, о чем говоришь?! Это же… Это значит, что у нас в N-ске может прятаться шпион!

Вот такой была реакция Семёнова. И я его, кстати, решил не разубеждать. Версия про таинственного шпиона оказалась как нельзя кстати. Благодаря ей я смогу перед старлеем оправдать свои странные поступки и загадочное поведение, когда такая необходимость возникнет. А она точно возникнет.

– Иван, мы должны сообщить в соответствующие органы, – категорично заявил Семёнов.

– Нет, Витя. Мы пока никому ничего сообщать не будем. Вдруг это ошибка. – Спокойно ответил я старлею. – Надо сначала обладать достоверной информацией. А то наведём шороху, а в итоге окажется, что нет ничего такого. И все. Жди разноса сначала от полковника, а потом от кого-нибудь посерьезнее. Хочешь, чтоб погоны сняли?

Семёнов мрачно хмыкнул и покачал головой. Отдавать родные, по́том и кровью заслуженные погоны, он явно не хотел.

В общем, мы со старлеем договорились так. Будем наблюдать, смотреть, выяснять. И по ситуации решим.

– Так вот ты чего с этим Вороновым взнасался. – С пониманием заявил Виктор. – Сразу догадался, что дело может быть государственной важности?

– Конечно. – Кивнул я, даже не моргнув глазом. – Но сам понимаешь, вслух о таком говорить…По крайней мере, пока нет уверенности…

В общем, мне удалось убедить Семёнова в том, что одновременно с расследованием дела Евгения Воронова мы еще и шпионов будем искать. Но тихонечко. Поэтому, когда из общаги я появился с кейсом в руках, старлей не особо удивился.

– Москва… – Протянул он с уважением, глядя на чемоданчик. – Себе, что ли, поехать отучиться. Видишь, как вас там готовили… Даже биологическое оружие предусмотрено…

Вот уже после этого мы выехали из города и направились в сторону колхоза. Меня в этой дурацкой люльке буквально распирало от желания пошутить. Выкрикнуть парочку фраз из фильмов о советских партизанах и фашистах. Но я держался. Терпел. Уже понятно, мои шутки – это контент для очень узкого круга людей.

Как только пересекли черту города, с обеих сторон дороги потянулись бескрайние колхозные поля. Милицейский китель за время поездки успел окончательно высохнуть, помяться и обрести устойчивый слой пыли. Он теперь выглядел еще хуже, чем до этого.

Все дело в том, что дорога была пыльная и тряская. Семёнов знал ее как свои пять пальцев. Он лихо огибал ямы и ухабы. Настолько что меня в коляске подбрасывало, будто на американских горках, а пылюка не просто летела в лицо. Она устойчивым облаком сопровождала нас всю дорогу.

– Давно с доярками не работал, – орал Семёнов мне в ухо, перекрывая рев мотора и свист ветра. – В прошлом году одна так мужа шваброй по черепу огрела, что мужик чуть кони не двинул. Треснула его неслабо. Оказалось, он ей с подругой изменил. Колхозная драма, в бок вещдок

Я лишь кивал, стараясь не подавиться пылью и не вылететь на очередной кочке. Мысли были заняты другим. Например, как объяснить свои странные методы решения проблемы тому же председателю. Если для Семёнова версия про шпиона прокатила, то остальным такое лучше не рассказывать.

Колхоз «Красная Заря» встретил нас весьма приятной картиной: ухоженные домики, покрашенные в веселые цвета, палисадники с цветочками и кустиками, откормленные гуси и утки, кучками прогуливающиеся возле речки. В общем – сплошная сельская идиллия.

Но самое интересное происходило на центральной площади, расположенной возле сельсовета. Вернее, это была не совсем площадь. Слишком громко сказано. Скорее – небольшой периметр, закатанный в асфальт и украшенный автомобильными шинами, в которых росла трава.

Возле небольшого, скромного бюста Ленина, гордо высившегося на постаменте, собралась толпа человек в тридцать. И все они… пели. Пели громко, нестройно, но с огромным энтузиазмом. В руках у большинства имелись бутылки с чем-то мутным и это явно была не минеральная вода.

Вся хоровая группа состояла из женщин. Крепкие, дородные, с раскрасневшимися от усердного пения и алкоголя лицами, они облепили постамент вождя мирового пролетариата, надрываясь во всю глотку:

– Ой, то не вечер, то не вече-е-е-ер…

Рядом с этой впечатляющей своим размахом инсталляции метался тщедушный мужчина в помятом пиджаке, с лицом, выражавшим полную безысходность. Увидев нас, он бросился к мотоциклу так, будто мы были самыми важными людьми, а не двумя ментами на древнем «Урале».

– О, слава тебе, Господи! Милиция! – закричал он, хватая Семёнова за рукав. – Витя! Виктор Николаевич, спасай! Они же всё! Умом тронулись! Все доярки! Все! Второй день пьют! Я им говорю – коров доить надо! А они мне хором – «Не даешь любить, так хоть не мешай сердце на лоскуты рвать!». И пошли, и пошли! Уже три часа поют! Коровы не доены, мыча́т, молоко пропадает! Что мне городу-то сдавать? Свои слезы? Главное, утром, еще весёлые были. Матюками тут частушки орали. А сейчас все, как одна, в тоску ударились. Поют, не затыкаются. Но теперь все больше про несчастную любовь. А какая любовь, если у каждой дома муж сидит! И эти, сволочи…Нет бы жён своих угомонили. Ни хрена подобного! Радуются, руки потирают. Вот, мол, проспятся бабы, так они своим паскудницам в глаза тыкать начнут. Раньше-то все чаще бабы им. За пьянку да за дурь. А тут всё на сто восемьдесят градусов развернулось.

Семёнов, выдернув рукав из цепких пальцев председателя, с невозмутимым видом окинул взглядом поющих женщин.

– Товарищ Зиновьев… Дмитрич! Успокойся. Сейчас разберемся. Это они чем? Самогон?

– Да все подряд! – всплеснул руками председатель. – Вчера водку в магазине всю скупили! «Столичную»! Я на складе проверял – два ящика как корова языком слизнула! И все это за сутки! Да они обычно столько за неделю не выпивают! А сегодня уже, да. Свой, домашний продукт в ход пошел.

Пока старлей беседовал с Зиновьевым, я внимательно изучал доярок. Что-то было с ними не так. Прямо совсем не так.

Да, они все повально оказались пьяны, но в их глазах, помимо привычного алкогольного блеска, плескалась какая-то странная, нездоровая экзальтация. И песни… Женщины пели не веселые частушки, а какие-то душераздирающие романсы о неразделенной любви и тоске.

Ну… Похоже, я прав. Это была не обычная пьянка. Это был массовый приступ «зеленой тоски», которая является предвестником третьего этапа воздействия призрака.

– Товарищи женщины! Эй! Бабоньки! – Крикнул Семёнов, направляясь к дояркам.

Старлей искренне был настроен решить все миром. Он даже попытался уговорить женщин разойтись по домам. Его, естественно, никто не слушал. Более того, парочка особо страдающих дам подхватили Семёнова под руки и потащили в круг своего поющего коллектива, при этом, умываясь слезами и завывая песню о миленьком, который не хочет взять с собой.

Я отошел в сторону и вытащил из мотоциклетной коляски кейс. Достал оттуда справочник. Нашёл нужный раздел.

«Стимулом к активизации, согласно форме Ф-П7, обычно служит личная обида сущности, связанная с указанным местом или социальной группой в её прошлой материальной жизни.

Методы нейтрализации: нарушение фокуса концентрации сущности путем применения реагентов 3-го класса (поваренная соль, абразивные чистящие средства). В случае устойчивости – применение реагентов 2-го класса (очищенное серебро, святая вода). В особо тяжелых случаях допускается составление Акта о несанкционированной деятельности с последующей отправкой ходатайства о принудительном перемещении сущности в сектор 7–Г (форма Х–12).

Примечание: в докладной записке инцидент рекомендуется классифицировать как „массовую несанкционированную эмоциональную разрядку личного состава“ во избежание излишних вопросов со стороны некомпетентных инстанций.»

Я закрыл справочник и мрачно уставился на толпу поющих доярок, от которых теперь отбивался не только Семёнов, но и сам председатель.

Соль… Пожалуй, это логично. Соль лучшее оружие против призраков. Но… На площади сейчас человек тридцать воющих и рыдающих женщин. Как я их всех обработаю солью? А это надо непременно сделать, чтоб снять симптоматику. Иначе, пока доберусь до призрака, они что-нибудь с собой сотворят.

Я представил лицо полковника, когда мы сообщим ему минимум о тридцати трупах. Честно говоря, даже меня от такой перспективы передернуло.

Требовались срочные, очень нестандартные методы решения вопроса. И я их, по-моему, нашел.