Читать книгу Постоянство памяти. Рассказы - Павел Фантоззи - Страница 4

Огромная сумма, уплаченная за билет, включала в себя только перемещение из пункта «А» в пункт «Б». О каких-либо комфортабельных условиях и говорить не стоит. Не устраивает? Желающих полно. Радуйся и тому, что ты в списке.

Металлический контейнер, сузивший мир до прямоугольной тёмной комнаты, на вторые или третьи сутки уже стал единственно возможной реальностью. Все его рифлёности и запахи завернулись в обертку домашнего, так горячо любимого уюта. Возможность же существования жизни вне контейнера на десятый или пятнадцатый день казалась фантастической ересью инакомыслящих.

Примерно 1—2 раза в год огромное грузовое судно, с громогласным названием «Red», покидало порт Ленинграда и отправлялось в долгий путь к берегам США. На протяжении приблизительно 30 дней оно огибало на своем пути береговые линии многих европейских стран, красоты которых Михаил мог лишь представлять, сидя в углу контейнера на грузовой палубе. Точно Иона в желудке металлического кита.

Время, важнейшее мерило существования, в определенном смысле взяло отпуск, опровергнув общепринятые законы и понятия о себе. В этом прямоугольном мире теней и перешептываний, точно во сне, ничего не происходило. Абсолютно ничего.

Живой организм из порядка двадцати человек, ютился как сардины в консервной банке в пространстве из 29 квадратных метров. Небольшие зазоры на стыковке верхней и боковых стен пропускали минимально допустимое количество кислорода. Его было достаточно лишь для того, чтобы не умереть от аноксии.

Пустая двухсотлитровая металлическая бочка, приваренная к боковой стене контейнера, разделяя ее на две равные части, служила туалетом. Не прошло и половины пути, как он был практически заполнен человеческими экскрементами. И в моменты, когда корабль сильно штормило, обитатели этой металлической коробки молились не за сохранность судна. Они молились за то чтобы их испражнения не выплеснулись на них же. По этой же причине было принято решение экономить объем туалетной бочки и испражняться «по-маленькому» в мелкую щель внизу дверей.

Постепенно набирающая обороты вонь потных и не мытых человеческих тел, а также их испражнений, регулярно вызывала у всех жителей контейнера рвотные позывы. Но удивительным стало то, что где-то на двадцатом дне пути люди вдруг все разом прекратили извергать содержимое своих желудков. Также неожиданно, как начавшийся и через минуту закончившийся дождь среди яркого солнечного дня.

Несмотря на все лишения и общую картину заточения в этом контейнере, двадцатидвухлетний, уставший и изрядно похудевший за такой короткий срок, Михаил продолжал неустанно верить в успешность эмиграции. И всё же в минуты потери надежды, он вновь доставал скомканный уже тысячу раз клочок бумаги с номером телефона и адресом незнакомого ему человека. Именно этот незнакомец, по словам его матери Екатерины Алексеевны, должен помочь Мише найти ночлег, еду и работу на первое время. Естественно боязнь оказаться один на один с незнакомым городом порождала мелкую дрожь в руках, но Миша дал себе слово не сдаваться, чем бы вся эта поездка ни завершилась.

Непризнанный Колумб, первооткрыватель новых земель Михаил, наконец, услышал этот долгожданный прокуренный низкий голос «Димона», как он настаивал себя называть, Дмитриевича. Зазвучавший, словно голос бога на горе Синае.

– Эй! Есть там живые? – в такт стуку кулаком по контейнеру зазвучали слова Димона.

– Через три часа причаливаем. Калифорния, блеять, на горизонте!

– Как же вы всё здесь заговнили! Матерь божья! Вонь то какая!

Преисполненный чувства долгожданной свободы, народ царства консервной банки активно зашевелился. Более находчивые люди, заранее припасшие на последний день чистую одежду, аккуратно запакованную в пищевую пленку, зашуршали разрывая пакеты. Некоторые стали просто шумно обсуждать о своих первых делах «как только они ступят на землю», а кто-то тихо плакал, громко шмыгая носом.

Тридцатидневное путешествие продолжительностью в вечность, торжественно пришло к концу под сладостно-противный скрип открывающихся дверей контейнера. Михаил даже представить себе не мог, какой смрад обрел свободу вместе с заточенными людьми. Но это было и не важно. В считанные минуты, живой цепочкой незаконные эмигранты пробрались сквозь полумрак грузового отделения к выходу на палубу. К свежему осеннему ветру.

Мир встретил их непроглядной тьмой со всех сторон и яркими звездами на небе, мощными лампами грузового порта и размытыми отражениями звезд на поверхности черной воды. На секунду Михаил решил, что очутился в очередной консервной банке, отличающейся лишь необъятными размерами.

Димон собрал всех пассажиров вкруг, словно в детском саду воспитательница детей, и молвил:

– Значит так. Слушаем внимательно. Через минут двадцать, не больше, мы швартуемся. Как только начинается разгрузка, вы спокойно выходите и направляетесь в город. Не бежать, не шуметь, не привлекать внимание!! Охрана тут сонная и её мало, но вдруг что, так они как шавки себя ведут, бесконечно лают и делают нервы. Всем ясно?

– Да! – хором ответили все.

Димон невольно заулыбался, довольный послушным поведением своих воспитанников. Но улыбка в момент исчезла. Кто-то вызвал его по рации и определенно сообщил плохую новость.

– Плохие вести! В порту облава. Нас ждут. Я вас не знаю, вы меня. Выкручивайтесь, как хотите, главное резьбу не надорвите! – произнес Димон, собираясь было уходить.

– Ладно. Слушайте сюда, если решитесь, то прыгайте сейчас в воду и плывите вон туда – сказал перевозчик душ Харон, направив палец в обратную сторону от движения судна бухту, – Там куча хлама, это полуживой док. Там валом гнилых контейнеров, неработающих подъёмных кранов и прочего строительного говна. Доберетесь туда и вы на свободе. Вэлком ин Амэрика, май фрэндс!

Минуты радостного предвкушения новой жизни вмиг были разрушены. Михаил подошел к поручню и угрюмо посмотрел вниз. И лишь уже в полете, он понял, что не принимал взвешенное осознанное решение, а действовал инстинктивно.

Холодная грязная портовая вода с легкостью приняла в свои объятия потенциальный корм для рыб. Точно первая упавшая костяшка домино, Миша сподвиг остальных последовать его примеру. Автоматной очередью в ночной тишине прозвучали хлопки от приземления в воду с высоты около пятидесяти метров.

С равнодушием, достойным великих чемпионов, Михаил поплыл в сторону заброшенного дока, не обращая внимания на других участников эмиграционной гонки. Но, не смотря на всю свою целеустремленность, собственная одежда была против золотой медали в этом заплыве. Черный свитер, подаренный матерью на прошлый Новый Год, впитав в себя воду, превратился в жидкий якорь, тянущий ко дну. Кроссовки, далекие от идеального состояния, но так сильно любимые, т.к. были куплены с первых собственноручно заработанных денег, мешали ногам работать. Они постоянно норовили соскочить, но этого нельзя было допустить. Миша понимал, что человек в мокрой одежде, безусловно, вызовет подозрение, но человек без обуви и одежды в одних носках минимум претендует на поездку в дом для умалишенных.

Расстояние до суши уменьшалось пропорционально физическим силам. Мышцы, находившиеся на протяжении 30 дней в состоянии анабиоза, пылали огнем. И все же работали, безустанно, как идеально налаженный поршневой механизм.

Добравшись до суши, уже лежа на берегу возле разбитой ржавой лодки и выблёвывая портовую воду, Миша чувствовал приближение к цели. Сквозь учащенное собственное дыхание, будто из другого мира доносились крики утопающих и приглушенный вой сирен.

Окутанный белым паром, словно призрак, Михаил побежал в темноту. На протяжении всей своей жизни ему будет периодически сниться этот берег, крики о помощи и отвратительный вкус грязной портовой воды вперемешку с желудочным соком. И он снова будет бежать. Бежать, скрываясь в кустах и ямах, надеясь не услышать приближающийся звук полицейских сирен.