Читать книгу Путешествие в Ятвягию - Павел Гатилов - Страница 9

Патрик со Стегинтом решили идти в Угорские горы, владение князя Льва, пешком. Патрик не любил ездить верхом, Стегинт недолюбливал корабли. Также они согласились держать путь вдоль западного берега Буга – подальше от татарской степи, ближе к единоверной ирландцу латинской Польше.

Патрик шел медленно, чем непомерно раздражал молодого ятвяга. Зато долго не уставал, и когда Стегинт начинал просить о привале, уступал подростку лишь по необходимости. В конце концов путники приноровились друг к другу. Стегинт шел быстро, обгонял проповедника и останавливался на короткий отдых. Тем временем Патрик неспешно нагонял послушника, тоже уходил вперед, а тот, подождав еще немного и набравшись сил для нового рывка, совершал следующий переход, и так они передвигались, соблюдая лишь договоренность не терять друг друга из виду. За выносливую неспешность Стегинт, смеясь, дразнил Патрика, громко называя его болотной черепахой, тот пытался хмуриться, терпеливо снося неблаговоспитанность послушника.

Ночевали в деревнях. Несмотря на начало осени, дни стояли жаркие, словно природа пыталась наверстать свое после дождливого лета. Поначалу странников окружали густые леса, среди которых изредка открывались неширокие пространства поселений, окруженных полями и пастбищами. Но на третий-четвертый день пути краевид изменился. Поля стали шире, леса поредели, глазам открылась граница земли и неба. Обширные выжженные солнцем пространства чередовались с небольшими зелеными рощами. Еще через день равнинную местность сменили крутые холмы.

Утром пятого дня Стегинт, в уже привычном для себя облачении минорита, стоял на развилке посреди маленькой рощицы в тени молодого дуба, запрокинув голову и глядя куда-то вверх. Патрик настиг послушника. Опершись обеими ладонями о дорожный посох, он перевел дыхание и посмотрел туда же. Из земли на высоту в три человеческих роста вырос каменный столп серо-зеленого цвета. Его вершину венчало изваяние орла.

– Почему у этой птицы две головы? – спросил Стегинт.

– Кажется, это ромейский орел, символ греческой империи[51], – ответил Патрик.

– Разве такие орлы бывают? – не понял ятвяг.

Проповедник не нашелся сразу, что ответить.

– Этот орел является также знаком и русских князей[52], – услышали путники голос за спиной, – его водрузили здесь тридцать лет назад, а кажется, что стоит уже несколько столетий, да?

На камне сидел сухощавый седовласый человек с обветренным лицом в светло-серой одежде. В руках у него была палка, на траве – большая походная сума. Порты заправлены в высокие сапоги.

– Да, – согласился проповедник, – кажется, что давно…

– А я помню, как мы его поднимали, как будто это вчера было.

Патрик кивнул Стегинту и сам присел на бревно.

– Скажи, добрый человек, – кажется, ты знаешь эти края – правильной ли дорогой мы идем в Галицию, землю князя Льва?

– Если вам нужен Галич – да, можете идти этой дорогой.

– А есть ли поблизости место, где странствующим монахам можно найти пристанище для отдыха и ночлега?

– Конечно, ведь этот орел указывает странникам, что в поприще отсюда стоит стольный град князя Даниила, – собеседник перекрестился, поминая умершего князя, – Холм – вам надо только свернуть на эту дорогу.

– Холм? – переспросил Патрик.

– Да. Я давно не был в этих краях, но если ничего сильно не изменилось, там среди русинов живет немало иноземцев латинского исповедания. Возможно, вы даже встретите братьев вашего ордена. Холм – знатный город, большой и красивый даже теперь. Я провел бы вас, но лучше мне будет пройти мимо. Хочу помнить этот город таким, каким он был прежде.

– А каким он был? – спросил Стегинт присаживаясь.

За время, проведенное с проповедником, ятвяг стал менее нелюдимым. Встреча с незнакомцем среди долгой и однообразной дороги была для него развлечением.

– Хотите, чтобы я рассказал, как строили этот город?

– Хотим, – подтвердил Патрик.

Странник вздохнул, обводя глазами листву дубовых крон, зашелестевшую при дуновении ветра.

– Однажды король Даниил, в те времена еще не король, а молодой князь, охотился в этих краях. И вот, проезжая верхом, увидел он место красивое и лесистое на горе, окруженное полем. Он спросил людей: «Как называется это место?» Они же ответили: «Холм». Полюбил он то место и задумал построить на нем маленький городок, обещая святому Иоанну Златоусту, что поставит во имя его церковь. И построил городок. Видя же, что Бог помогает ему и святой Иоанн пособляет, создал он и другой город, который татары не смогли взять, когда Батый всю землю Русскую захватил. Тогда Даниил стал призывать туда немцев и русинов, иноязычников и ляхов. И изо дня в день приходили подмастерья и мастера всякие. Бежали от татар седельники, лучники, колчанщики, кузнецы по железу, меди и серебру. И все ожило. Наполнилось дворами и селами поле вокруг города. Построил он церковь Святого Иоанна, красивую и ладную. Здание ее было устроено так: четыре свода, с каждого угла – арка, стоящая на четырех человеческих головах, изваянных неким мастером. Три окна, украшенных римскими стеклами. При входе в алтарь стояли два столпа из целого камня, а над ними своды и купол, украшенный золотыми звездами на лазури. Пол же внутри был отлит из меди и чистого олова и блестел, как зеркало. Два проема были выложены тесаным камнем: белым галицким и зеленым холмским. Узоры, разноцветные и золотые, делал художник Авдей. На западных вратах был изображен Спас, а на полночных – святой Иоанн, так что все смотрящие дивились. Даниил украсил иконы, которые принес из Киева, драгоценными камнями и золотым бисером – иконы Спаса и пресвятой Богородицы, которые дала ему сестра Феодора из Феодоровского монастыря, иконы принес из Овруча, и икону Сретенья от отца своего. Колокола – из Киева, а другие здесь были отлиты. Посреди города возвели высокую вежу, чтобы можно было с нее видеть окрестности. Низ ее был построен из камня, в высоту пятнадцать локтей[53]. А сама она – из тесаного дерева. Она была белая, как творог, так что светилась во все стороны. Студенец[54] был около нее, в тридцать пять саженей глубиной. А вокруг он насадил прекрасный сад[55].

– Что же случилось с этим городом, если даже татары его не взяли?

– Был великий пожар. Никто не знает, с чего началось. Некоторые говорят, виновата была бесноватая баба. Когда огонь стал расходиться, многие видели, как она рвала на себе волосы и одежду, хохотала и кричала, что это татары подожгли город. Люди испугались и побежали. Пламя разошлось такое, что по всей земле было видно зарево. Даже из Львова глядя, было видно по Белзским степям, как поднялось сильное пламя. Сгорело все. Вежа, храмы, дворы. В церкви Святого Иоанна Златоуста погорели колокола, все чудесные иконы, кроме образа Михаила. Медь таяла от огня, как смола. В то лето и в самом деле приходили татары. Люди, боясь их, разбежались в страхе по лесам и долго не могли потом собраться. Король Даниил приехал в город после пожара. Увидев такую погибель и разорение, он едва не плакал.

– Ты говоришь, город отстроили заново?

– Да. И храм возвели даже выше прежнего. Но всей прежней красоты уже не было. И вежу ту Даниил не смог восстановить. У него больше не было ни людей, ни серебра. Он строил другие города против татар. Был он князь добрый, храбрый и мудрый. И жил в любви с братом своим Василько. Поэтому и память о нем добрая в народе.

– Ты сказал, что давно не был здесь и сейчас идешь мимо. Кто же ты? Где твой дом?

– Я зодчий. У меня нет дома. Где нужны мои руки, там и живу.

– Ты строишь храмы?

– Я строю крепости. Холмскую вежу мы с братом возвели. После смерти Даниила строительство в этой земле прекратилось. Я ушел в Венгрию. Много видел, много строил. Даже до Австрии доходил. Теперь решил вернуться, но Льву мое мастерство не нужно. Он строит из дерева, а я – из камня. Хочу податься в Польшу. Может, пригожусь Болеславу или его племяннику.

Странник поднялся, закинул на плечо тяжелую суму, взял палку.

– Дивное дело, – сказал он раздумчиво, – прежнего города больше нет. А в моей памяти он, как настоящий. Улицы, дома – закрываю глаза и вижу, как наяву. Годы идут, а память не слабеет. Если правда, что душа бессмертна, значит, и город тот вместе с ней останется навечно?

– Видно, у тебя много связано с этим местом? – сказал Патрик.

Старый зодчий разгладил усы.

– Пора мне. Не помяните лихом.

– Постой, – окликнул Патрик, – я слышал, князь Владимир, сын Василько, хочет строить города и ищет зодчих. Может, ему твои умения пригодятся?

Странник остановился и, не оборачиваясь, спросил:

– Ты наверняка это знаешь?

– Мы вышли из той земли.

– Что ж, спасибо за совет.

Когда зодчий скрылся за поворотом дороги, Стегинт тоскливо опустил голову.

– Ты чего приуныл? – спросил Патрик

– Слышал, как он говорил про свой город? Я тоже помню свое село, каждый дом, каждое дерево в лесу, кусты, тропинки. Мое село тоже сожгли. Но лес остался!

– Когда-нибудь мы придем туда.

– Ты обещал!

– Да.

– И когда мы придем, я скину этот дурацкий плащ и буду жить, как захочу!

– Конечно.

Не встречая сопротивления, Стегинт немного успокоился, но все еще сопел:

– Почему не жить в месте, в котором родился? Зачем вы, христиане, так много ходите?

– Мы верим, что этот длинный и трудный путь незримо ведет в Рай. И когда я понимаю это, мне радостно идти по этой дороге, какой бы длинной она не была.

– Ты хочешь попасть в Рай?

– Конечно.

– Попроси меня. Я покажу тебе дорогу.

– Ты?

– Да, я бывал там, и не раз. Я знаю это место.

– Оно в Ятвягии?

– Да. От моего села надо идти несколько поприщ через Бобриное болото, потом – Черный бор, потом – по тропе вдоль озера…

– Ты, наверно, говоришь об одном из ятвяжских городов?

– Конечно!

Патрик улыбнулся, потрепал послушника по голове и продолжил путь. Ятвяг, обиженно щурясь, проводил глазами спину проповедника. Потом вздохнул, как старичок, поднялся и поплелся следом, бубня под нос ятвяжские ругательства. Выйдя из рощи, они увидели широкое пожухлое поле. На другой его стороне возвышался среди равнины высокий холм, а на нем – город, утопающий в зелени садов, выше которой поднимался купол церкви Святого Иоанна Златоуста.

Придя в город, они зашли в эту церковь, и ирландец попросил, чтобы ему показали уцелевший в пожаре образ архистратига Михаила. Икона потемнела. По краям виднелись следы пламени, которое не коснулось лика.