Читать книгу Обман cознания - Павел Манштейн - Страница 8

Утро не обещало быть тёплым, так сказали в вечернем прогнозе погоды на «завтра», то есть на сегодня. Вчера это ещё можно было назвать завтра, но сейчас это пасмурное сегодня с похолоданием на три градуса. Они действительно ощущаются под влиянием ветра в тандеме с дождём. Я иду к Косте. Он позвонил мне час назад и попросил помочь добраться ему до больницы. До той больницы, где я почти могу сесть с чипсами и пивом перед телевизором. Настолько я там как дома.

До вечера, то есть до встречи с Ириной у меня достаточно времени, около одиннадцати часов. Костя тоже посещает психоневрологический диспансер. Нет, он не шизофреник как я, он не слышит голоса, у него нет галлюцинаций и даже навязчивых мыслей. Большую часть времени он вполне себе дееспособный инвалид, но, если где-нибудь на стройке упадёт балка или неподалёку кто-то из рабочих будет отбивать отбойным молотком асфальт – он просто упадёт на землю, он будет кричать, лёжа на земле обхватив руками затылок.

У него контузия. Он её получил в тот же момент, когда моего брата разорвало на части. Я знал его задолго до армии, в своё время мы с ним дрались, потом дружили и снова дрались. Он повзрослел и попал в армию. В одну роту с моим братом. Мой отец постарался, чтобы его сын со своим другом служили оба бок о бок. На самом деле увечье Кости, и смерть моего брата имеют общую основу. Оба хотели быть героями, оба хотели отличиться на бессмысленной войне ни за что. Им обоим хотелось приобрести статус героя, ветерана войны, что уже поднимало бы их в глазах окружающих. Они могли бы рассказывать девушкам, как они отстреливались от террористов, как там было тяжело, что они были в шаге от смерти, что они настоящие мужчины, которым ничего не страшно. Они бы много чего могли. Дело в том, что от моего брата остался только жетон, а Косте отрезали левую ногу выше колена из-за гангрены. Слава, героизм. Первому бессмысленная война обеспечила два квадратных метре земли на кладбище, а второй был вынужден перейти на костыли и инвалидную коляску.

Подойдя к дому Кости, я звоню в домофон. Сейчас кто-нибудь должен открыть. Открывает его мать. Мне подниматься недалеко – первый этаж. Его мать специально обменилась с соседями, даже вроде доплатила им, чтобы сыну была легче подниматься домой. Дверь открылась и в дверном проёме застыл Костя опёршийся на дверной косяк:

– Привет, рад тебя видеть. Как там у тебя дела? Ты вылечился? – Он действительно искренне интересуется, ему действительно не безразлично, как моё состояние. Он не спрашивает ради приличия и никогда не спросит «как дела» только потому, что так положено.

– Да всё в порядке, снова на трифтазин. Жизнь удалась, ты готов?

Он кивает и отходит от двери, освободив проход мне. Сейчас мне нужно выкатить инвалидную коляску к подъезду, помочь Косте спуститься вниз и усадить его туда. На улице небольшой дождь и по моей просьбе Костя надевает непромокаемый плащ. Как только Костя выбирается из подъезда не без моей помощи, я усаживаю его в коляску. Мы едем, точнее, я его везу. Костя делится со мной планами на будущее:.

Он хочет найти девушку, такую, которая полюбит его за внутренний мир, а не за деньги его отца. Красивую, умную, которая будет с ним гулять, которой будет не стыдно рассказать подругам о том, что её парень инвалид. Пусть инвалид, но ветеран, герой. Так ещё и утопист, романтик. Добравшись до психоневрологического диспансера, мы оставляем коляску внизу и отцепляем от неё костыли. Дальше он сам.

Мы, точнее он, поднимается на второй этаж, а я просто рядом шагаю по ступенькам и слежу за тем, чтобы он и вторую ногу по неосторожности не потерял. Четверть часа очереди, тридцать минут ожидания его из кабинета психотерапевта, потом те же полчаса минут у невропатолога. Единственное, что я боюсь, это встретить кого-нибудь из знакомых психиатров, особенно своего, который меня лечит. Он не сможет просто так пройти мимо и не спросить, как я себя чувствую с вытекающими уточняющими вопросами.

Смотрю на часы, с момента, как я забрал Костю из дома, чтобы доставить до врачей, прошло около двух часов. От одиннадцати часов у меня осталось девять. На самом деле девять часов и четыре минуты. Через этот промежуток времени, который неизвестно чем заполнится, мне нужно быть возле фотостудии. Костя всё-ещё сидит в кабинете у врача, я достаю телефон и набираю Ирину. Спрашиваю только, что мне нужно знать и, может быть, надеть. Она рекомендует сделать выбор на кожаной чёрной куртке, чёрных, или на плохой случай синих джинсах, чёрной рубашке. Всё есть, кроме чёрных джинсов. Остальное при мне, точнее, при моём гардеробе. Восемь часов пятьдесят семь минут – времени достаточно, но одновременно оно уходит и в определённый момент может оказаться, что его почти нет.