Читать книгу Иркутская археология: газетный компендиум советского периода. Часть V. 1971-1980 гг. - Павел Николаевич Ребриков, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 15

(продолжение. Начало в №8)

Остальные ребята находились далеко от нас и мы их не могли видеть. Поэтому, когда Витя закричал «Я нашел какую-то странную пластинку!», я прибежал один. Посоветовавшись, мы решили, что это очень хорошая пластиночка и на том успокоились. А через полчаса ми краснели и тупо почесывали затылки, слушая наставлении Петровича: «Ну, ребята! Это же нож. Бронзовый нож! Такая находка случается раз в десять лет!» Впрочем, наша промашка скрашивалась ценой находки и мы снова принялись за работу. Надо же так случиться – через каких-нибудь 20 минут я царапнул лопатой но какой-то косточке и почти сразу же увидел гарпун. Я радостно завыл. Подошел Петрович и произнес всего лишь одну фразу: «Неспроста он тут лежит, ребята».

На другой день погода выдалась ясная и ребята с шефом отправились на раскоп, а мы с Витей получили задание: прирезать к нашему шурфу еще два метра и выяснить, наконец, что же такое там может быть. На прощанье Петрович сказал: «Будьте осторожны, ребята. Очень возможно, что это могильник». Итак, мы двинули. До обеда не нашли ничего интересного, кроме нескольких отщепов и пластинок и начали предчувствовать. что могильника нет. В полдень искупались и решили поскорее разделаться с шурфом, но работе не было видно конца. Пока мы выбирали какие-то косточки и мелкие фрагменты, солнце быстро скатилось к горизонту и уже нужно было кончать. В самом углу шурфа – пикета (как мы его определили) шла уйма костей и это нас очень злило, так что мы начали их яростно выбрасывать (кости из шурфа Петрович почти не брал), как вдруг наткнулись на здоровенный фрагмент горшка с прекрасным орнаментом и тут же лежало донышко, а чуть дальше, как нам покаталось охра.

– Витя, – заскулил я.

– Вижу, – мрачно ответил он. Могильник.

И тут мы поняли – будут бить! Сначала мы бешено принялись восстанавливать первоначальное непотревоженное состояние, но это было невозможно. И тут меня вдруг осенило:

– Вить, а кости то колотые!

– То есть как?.. А может они трапезу устраивали.

– И покололи кости покойному?

– Но может они с ним положили…

– Где же тогда его кости?

Никаких других костей больше не было и мы начали соображать, что опять промахнулись.

Уже на другой день выяснилось, что это – жилище и никто нас не бил, потому что до очагов мы в тот день не успели добраться и разобрать. А могильник мы все-таки нашли, но уже потом, в конце экспедиции, когда стали опытнее.

Наконец, наступили последние дни нашей жизни в Макарово.

«АВГУСТ. 22. ВОСКРЕСЕНЬЕ. МАКАРОВО

С утра варили борта лодок. Сегодня в последний раз повозились на Макарово-III. К семи часам вечера лодки готовы к спуску. Их уже назвали – первой, самой большой и тяжелой дали имя «Шмыгумба» (в честь одного из членов нашей экспедиции), другой, поменьше – «Синенький Пао». Сделали торжественный спуск флота на воду. Ура! Можно плыть – они, оказывается, текут, но не тонут». (Из дневника).

В последние дни много говорили о Шишкинских писаницах, где нам предстояло поработать. Мы утомили нашего Петровича всякого рода вопросами, и он уже только отмахивался руками: «Сами увидите».

«АВГУСТ. 21. ВТОРНИК МАКАРОВО ШИШКИНО.

В 15.30 флотилия тронулась. Первой пошла «Шмыгумба», за ней – «Синенький Пао» и наконец – «Нептун».

В Муе остановились минут на 20. Зачистили обрыв (здесь были отщепы) – ничего. Значит, моет из другого места. Времени мало – пошли дальше. В 16 часов уже в Кистенево. Добили старые шурфы и снова вперед. В 20 часов мы уже разбили лагерь у знаменитых скал в Шишкино» (Из записей в дневнике).

На другой день, где-то около полудня, Петрович отпустил нас на писаницы. Мы заметались что одевать, что обувать, а фотоаппараты, где мазь от комаров и т. п. Все же вскоре мы оказались на скалах. Посмотреть хотелось абсолютно все. Мы спешили, карабкались. задыхались Паша Шмыгун восклицал: «Нет, это все равно, что за день обойти Эрмитаж!» Увидеть мы успели много: добрались до знаменитой «палеолитической лошади», нашли «больших лосей», облетевшую весь мир «голову лося», отыскали «чудище бездны», «быка», лодки, птиц. Детально рассмотрели творении курыкан: «сцену перекочевки», «хоровод», «всадников со знаменами», «всадников с верблюдами» и мн. др. Впечатлений всем хватит до следующего раза. А я не сомневаюсь, что, кто был там, захотят приехать еще раз. Больше всего мы задержались у лосей, лошади и быка, а также у сцены перекочевки. У курыканских писаниц вспыхнул ожесточенный спор, когда Паша заявил:

– Я думаю, дети скорее бы разобрались в этих рисунках.

– Почему?

– А вот ты гадаешь, лошадь это или лосиха, а дети сразу скажут, что это лошадка.

– Ну, ты это брось, Паша!

– А ты не заводись! Ты когда-нибудь видел детские рисунки? Нет? А я видел, и много.

– И ты хочешь сказать – похоже?

– Хочу. Это же зарождение искусства. Примитив. Человек рисовал тогда то, что видел – дети тоже рисуют, что видят.

– Паша, а тебе не кажется, что они видят по-разному?

– Не знаю, но рисуют одинаково.

– Да где же одинаково? У курыкан уже развитое искусство и свой стиль, очень броский и специфичный, например: рисует он лошадь, гак мордочка у ней обязательно маленькая и горбатая, туловище вытянуто и сужается к крупу, грудь большая и прямоугольная…

– Думаешь, у детей стиля нет, ты плохо знаешь детские рисунки.

Чтобы окончить спор, у нас не хватало знаний, и мы остались при своих мнениях. Только мне все же казалось, что где-то внутри Паша не верил до конца и то, что говорил. Нелепый спор у нас возник, когда мы были на писаницах. Мы еще возвращались к нему, когда нам посчастливилось быть на Манхае, разговор тогда получился более серьезный.

Целый день мы потратили только на осмотр городища. Городище находилось на господствующей над долиной сопке, которую нелегко было захватить нападающим. Лишь с одной стороны сопка имела узкий перешеек, соединяющий ее с высокогорной террасой. По этот перешеек, как наиболее уязвимое место, был хорошо укреплен. Сохранились следы от рвов и валов, защищавших их городище с этой стороны. На самом перешейке, очевидно, были три линии оборонительных укреплений, которые с этой стороны опоясывали сопку и уступами поднимались по террасам.

(окончание следует)

В. Лынша

Иркутский университет, 1972, 17 марта (№9), С. 4.