Читать книгу Исход - Павел Патлусов - Страница 2

Легкий теплый ветерок слегка рябил жёлто-коричневую поверхность реки Сылвы. Лучи заходящего солнца ослепительно блистали в мутных барашках» воды. Уровень воды в реке уже начал спадать, но весеннее половодье ещё не закончилось: в глубоких оврагах и тёмных логах было много снегу. На глинистом, отвесном берегу, под раскидистой пихтой, у костра, сидел, свернув ноги «калачом», охотник-манси. Оранжевые языки пламени тихо «лизали» крупные сухие сучья осины. Иногда сучья издавали легкое шипенье: огонь вытеснял остатки влаги из древесины. На двух колышках, перед костром, охотник сушил меховую обувь. Лук и стрелы в длинном кожаном чехле он прислонил к стволу пихты с противоположной стороны, дабы искры случайно не повредили оружье. Охотник сидел на еловых, пихтовых ветвях – так значительно теплее: холод, от ещё не прогретой солнцем земли, не проникнет к телу. Изредка охотник поворачивал обувь на колышках, как только заметил, что мех начинает испускать легкий парок.

– Ёрн вай1 совсем худой, – забормотал вслух охотник. – Надо было больше жиром мазать… Ёх… ёх… Охота неудачная. Чем кормить детей? Ёх! Лучше бы рыбу в заводях ловить: вся щука там должна быть… Ёх… ёх…

Охотник-манси, которого звали Асык, уже третий день подряд возвращался в пауль2 без добычи. Во время половодья дичь как правило активно перемещалась, избегая подтопления гнезд и нор паводковыми водами. Скудность растительности в этот период времени обуславливает миграцию животных на большие расстояния.

– Сына надо быстрее в охотники посвятить: вдвоём легче будет семью прокормить… – Начал вновь вслух рассуждать Асык, – Татью-дочь пора отправлять в жены, – с Юмманом – охотником из соседнего пауля, расположенного на реке Чус-ве, ещё осенью был обстоятельный разговор.

– Как только вода на реках спадет: Юмман с сыном обещал приехать за невестой… Ёх… А пока и её кормить надо.

Здесь он обратил внимание на трясогузку, которая грациозно покачивая хвостом выискивала пищу среди камешков на тропинке вдоль берега реки.

– Мала птичка, а красота движений какая! – вот по-молодости, когда Майту – жену привезли с Чус-вы, у неё были в точь такие же ловкие и изящные движения возле очага, как у трясогузки… Когда это было? – Он бросил взгляд на мутный поток реки и невольно подумал, – скоро Душа-тень пойдет вниз по реке… Ёх.

Здесь он заметил, что обувь начала вновь испускать пар, повернул её другим боком. Здесь Асык слегка задремал, и проснулся когда в костре уже полностью истлели последние угли. Он потрогал руками обувь, убедившись, что она высохла, одел на ноги, бодро встал, схватив лук со стрелами, мягкой пружинистой походкой направился вверх по реке. До пауля нужно было пройти еще два поворота реки. Первые желтые цветы мать-и-мачехи, одуванчика в изобилии покрывшими окресности реки не радовали Асыка ни каким образом; он постоянно думал лишь о том, как его встретит жена – Майта с детьми. Неудачный старый охотник – люль ворхум3 не вызывал восхищения не только у членов семьи но и у всех жителей пауля, даже детские насмешки могли «прилипать» к такому человеку.

Пауль – поселение манси представлял собою довольно странную картину. Около полутора десятка изб и юрт были разбросаны в месте впадения Ивовой воды в реку Сылва. Избы были рублены из хвойных пород деревьев в пять или шесть рядов, остальная часть жилого помещения заглублена в землю в половину человеческого роста, то есть изба у манси была одновременно и землянкой. Крыша таких изб выкладывалась толстым слоем дерновины. В центре избы находился круглый очаг, выложенный из плитняка. Поддув для очага очага делался снаружи избы в виде глубокой канавы.

Дым от очага не расползался по избе, а шёл прямо в отверстие крыши. После того как очаг затухал, отверстие в крыше закрывали. Юрты были устроены по такому же принципу, только материалом для юрты служили шкуры зверей. По периметру избы нары из жердей, где обычно спали под меховой одеждой или шкурами животных все члены мансийской семьи.

На восточной стороне избы или юрты размещались орудья охоты. В западной или северной части жилья располагался женский уголок, в котором находились кухонные и швейные принадлежности. В самом центре пауля, под большой елью размещался священный амбар, в нём размещались святые для манси скульптуры Богов. Среди этих деревянных фигур нашлось место небольшой иконе Николая Чудотворца. При обмене мехов в Кунгуре Сямын – отец Асыка за две шкурки куницы купил Бога яныг махум4. Ранним утром, перед началом охоты, Асык долго мазал губы чужеродного бога барсучьим жиром, которым также смазывал свою обувь, но милости, удачи в охоте, этот священный ритуал не принес.

Перед входом в пауль Асык немного задержался; он не торопился показать свою неудачу, но собаки его уже почувствовали и залились дружным лаем. Вся свора встречала его на изгибе реки Сылвы, примерно за полверсты до поселения. Но собаки враз поняли: охотник без добычи, и утратив к нему интерес, побежали обратно в пауль без радостного лая и визга.

Только преданная ему лайка Сойта, вежливо махая хвостом сопроводила хозяина до избы. Майта, Пахын, Татья без слов всё поняли, и только двое младших сыновей почти одновременно спросили,

– Принёс!?

– Нет.

– А Пыткей вит-уй5 хороший, жирный опять принес, – то ли порадовалась за удачливого охотника, то ли укорила мужа Майта.

– Ёх, – воскликнул Асык, установив охотничье снаряжение на положенном месте, и сразу покинул избу; он отправился в священный амбар. Там не раздумывая, в знак нерасположения за неудачную охоту, а может быть и наказания, повернул икону Николая Чудотворца вниз головой.

В этот день удача в охоте сопутствовала только Пыткею. Собаки в пауле чувствовали это и принялись глодать старые кости, которые они зарывали в землю на всей территории пауля. На большом костре в непосредственной близости от священного амбара, жена Пыткея Утуча опустила в большой медный котел разрубленные куски мяса бобра. Количество разрубленных кусков соответствовало числу семейств в пауле. Через некоторое время Утуча громко крикнула: «Урюй-ту!!!».

Женщины с семейными котлами начали подходить к костру. Утуча в каждый котел бросала кусок мяса и отливала определенную меру бульона. Все эти действия проходили молча без единого восклицания или знака благодарности семье Пыткея. Когда на дне котла остался последний четырнадцатый кусок с бульоном, Утуча перевалила остаток в свой котел. Так было здесь заведено далёкими предками в случае неудачного промысла охотников пауля или повального голода в зимнее время.

Майта поставила котел на стол, рядом с очагом, то прежде всего от куска мяса отделила добрую половину и положила на бересту перед Асыком.

– Чего ребятишкам не дала? – осерчал отец семейства.

– Бессильный охотник – люль ворхум. Завтра Асык вновь принесет дичь, если будет полон сил. Без него мы будем постоянно сидеть голодными. Поняли?!

– Ё-ё-ё, – согласились дети, не выразил более возмущения на этот довод и охотник. После того как с пищей было покончено, Татья вынесла котел и деревянные ложки мыть к роднику.

Майта, подбросив в очаг сухих сучьев занялась искать насекомых в волосах у младших детей. При тусклом свете костра подобную чистку практически было невозможно провести, но большинство жителей пауля искали вшей подушечками пальцев, используя тактильную чувствительность.

Асык внимательно проверил охотничье снаряжение, смазал обувь барсучьим жиром, после чего осмотрел рыболовецкие морды и ивовые заградительные стенки.

Осмотром остался недоволен: большинство морд требовало ремонта. Охотник незамедлительно начал ремонт рыболовного инвентаря. И когда на небосклоне показались первые звезды, а вдалеке начал ухать филин, Асык отложил почти завершенное дело.

– Вот и ночь пришла, – спокойно размышлял он. – Светлые духи спят, а тёмные вышли на охоту – у них своя жизнь недоступная нам… А почему нам ночью предки запретили охотиться6 – может удача была бы? А? Ёх, однако.

Закрыв двери и дымовое отверстие избы, Асык лег спать на нары под охотничьим снаряжением.