Читать книгу Исход - Павел Патлусов - Страница 8

Мелкий дождь моросил уже на протяжении трех дней. Свинцовые тяжелые тучи, бредущие прямо по вершинам гор казалось, крутились на месте там, где строили первую дорогу на Камень. Наёмные рабочие поругивались матом при валке каждого дерева, ибо «получали» влагу не только сверху, но ещё и ту которая «лежала» на хвое и листьях деревьев. В это время они даже завидовали кандальникам-арестантам, копающим канавы вслед за ними. Приказчик-распорядитель работ на дороге Лизунов не давал никакого «продыху», даже по праздничным и выходным дням выгонял всех на работу. – Лександр Косоногов торопит, а ему сам Татищев – горный начальник спуску не даёт, – пояснял он обычно крутые меры. Наёмные рабочие тихо ворчали, но работу не бросали, так как каждому выдавался перед началом работы аванс, а полный расчет должен быть только после того, как лесовики выйдут на реку Чусовую, где им на встречу со стороны Нижнего Тагила тоже рубили просеку для дороги. Время от времени лесорубы бегали к шалашам, где кашевар постоянно держал огонь в костре. Там подсушивали одежду, грелись и снова шли пилить деревья, выкорчёвывать пни. Онуфрий Сундуков управлял лошадью на раскорчёвке пней. Если лошадь не могла вырвать уже откопанный пень, то ей оказывал помощь с большой березовой вагой человек – медведь. Мужики весело шутили: если Сундука не остановить, то весь Камень выкорчевать сможет.

В обед все лесорубы собирались ватажками возле шалашей, у костров. Кашу ели из общего большого котла. Обычно в кашу добавлялось сало или подсолнечное масло. Чай заваривался на травах, которые кашевар – рыжий, маленький мужичок в изобилии находил в лесу. Чаще всего для заварки чая использовалась смородина и таволга.

– Онуфрий, – загребая деревянной шербатой ложкой кашу, обратился кашевар к своему атаману. – Мне показалось, а может и нет, что охранник, который арестантов сторожит, – тот, с длинными черными усами, – на тебя как-то странно посматривает: буд-то признал.

– А ты лишко хайло не раскрывай, а вот между делом узнай «откедова» он. Слышал? – рассердился Сундуков.

– Да ты, Николаич, не «серчай»: поспрошаю. Пока кашу вам сварю всё и разузнаю.

Аккуратно вылизав ложку, Онуфрий снял кафтан, лапти, обмотки и развесил подмокшую одежду и обувь возле костра. В след за ним такую же операцию проделали все члены ватаги.

– Следи, Димитрий, за «одёжой», пока мы отдыхаем, – распорядился Сундуков, заползая в шалаш. Скоро там были уже все ватажники за исключением кашевара.

– А что, Онуфрий, богатеть – то когда будем? – интересуется один из ватажников с бельмом на глазу, с изрытым оспою лицом. – Чай уже Сылву перешли, а Священного дерева всё нет?

– Это ещё не верховья реки Сылвы, вот когда к ней подойдём ещё раз – там эти вогулы и живут, – пояснил ватажнику Сундуков. – Здесь тоже есть где-то вогулы, но они живут от этой дороги слишком далеко. А денег больших мы можем за работу и не получить: лошадь – купеческая, приказчик Лизунов – купеческий, подряд на строительство дороги – купеческий, и даже арестантами купцу помогает командир гарнизона… Думайте?! То-то! Командиру гарнизона за арестантов, работающих бесплатно – дай, начальнику тюрьмы – дай, конвоирам – дай, приказчику, чиновнику – дай, а что нам с вами останется: хрен от кобылы!

– А какой у кобылы хрен? – смеётся один из лесорубов.

– Вот именно, что никакого. Как не крути, а насчёт Священного дерева надо серьёзно «покумекать».

Не успели рабочие благостно вздремнуть, как приказчик подлетел к шалашу и закричал,

– Вставай! На работу пора. Так всё проспать можно!

Мужики начали тихо, с недовольством выползать из нагретого собственными телами шалаша: работать в этой промозглой сырости не было никакого желания.

Молча одели на ноги теплые, не успевшие просохнуть лапти, взяв топоры и пилы, направились к ближайшему взгорку, где шла валка леса. Сундуков отвязал лошадь, взял топор и вагу. У кандальников тоже наступило оживление: зазвенели цепи. Мелкий дождь моросил вплоть до позднего вечера.

Костёр, у шалашей в сумерках горел значительно ярче чем днём: все хотели не только просушить одежду, обувь, но и по настоящему согреться. В такую погоду кашевар разжигал два костра. Между кострами, из жердей делалась изгородь, на которую развешивалась сырая одежда лесорубов. Когда все работники залезли в шалаш кашевар подполз к Онуфрию.

– У него, на «прямую» – у этого конвоира я не спрашивал, но его напарник дал мне понять: Петров родом тоже из под Мурома, – тихо он прошептал на ухо атаману все добытые сведения.

– Это всё меняет.

– Что меняет?

– Дурак. Его нужно срочно убрать, иначе мне за хорошие дела наденут кандалы, чтобы канавы возле этой дороги было удобнее рыть.

– Где стоят кандальники?

– За полверсты «отседова»…

– М-м-… А копают почти рядом с нами… М-м… Подними ёще этого….

– Кого?

– С бельмом на глазу… Николу одноглазого. Давай!

Через несколько мгновений трое мужчин с пилой и топорами отправились в сумерках к месту, где кандальники-арестанты окончили работу. Онуфрий внимательно осмотрел место и сделал выбор,

– Подпилим вот эту суковатую большую ёлку…

Работа у заговорщиков закипела дружно; они попеременно сменяли друг друга. Когда у дерева остался небольшой недопил, Сундуков руками попробовал его свалить. И когда ель готова была упасть, он сказал:

– Кончайте пилить!

Мужики вытащили пилу из пропила.

– Завтра, Димитрий, ты толкнёшь жердью это дерево на дорогу, когда к месту падения подойдёт этот конвоир. Понял?

– Понял. Но под дерево и арестанты могут попасть?

– Лес рубят – щепки летят… Я в это время отвлеку их внимание на себя.

– Как?

– Они рты раскроют, глаза «вылупят», а ты вали дерево и бегом с жердью по лесу к своей каше. Понял?

– У-гу.

Никто из лесорубов, работающих здесь артелями старообрядцев, башкир, татар не обратил внимания на трех мужчин, бредущих по лесу к своему шалашу: все попряталась от дождя в шалашах.

– Погода нам на руку, – удовлетворённо, с некоторой скрытой радостью отметил Онуфрий.

– Не успели высушить «одёжу», как опять вымокли, – раздражается Николай.

– До утра ёще успеет просохнуть, только поближе к костру положи нашу «имуницию».

Утро следующего дня началась обычно, – с криков приказчика Лизунова,

– Вставай!!! Кашу едим, – к работе приступаем!

В шалашах, возле потухших костров началось оживление. Башкиры и татары начали бормотать молитвы, старообрядцы крестили лбы, вычитывая полностью утренний канон, обращая свой взор к восходящему солнцу. В ватаге Сундукова все молча, перекрестив лбы, сгрудились вокруг дымящего котла с кашей. В это утро солнце впервые за несколько последних дней порадовало лесорубов: капли дождя играли всеми переливами радужных цветов на кустах, на деревьях, на траве.

– Эк, какая баса31 молвил один из ватажников, сглотнув кашу с ложки, – Верно «дён» пятнадцать хорошей-то погоды не видывали…

– Навечаешь32, Михайло, – остановил его домыслы одноглазый Никола. – Просто плохая погода всегда долго тянется, а хорошая быстро проскакивает. Всего-то недельку помаялись…

– Может и так, – с трудом согласился с веским доводом ватажника Михаил.

Зазвенели на расчищенной дороге кандалами арестанты, стали слышны громкие команды и выкрики конвоиров. Сундуков, пряча ложку в шалаше, подмигнул кашевару, бросив на ходу,

– Смотри, – не «проворонь»: арестанты вышли на дорогу…

– У – гу.

Через некоторое время лес наполнился криками рабочих и гулкими утробными «вздохами» падающих деревьев. Мужики, занятые раскорчёвкой, яростно ругали лошадей, хлестали их кнутами и вожжами. Но вдруг Онуфрий, вытащив очередной пень из земли, поднял на себя лошадь, и понёс её к пню, который намеревался вытаскивать. Все невольно обратили внимание на подобный «фокус» гиганта.

– Ё-моё, – зачем ему лошадь, – удивился благообразный старообрядец, подготавливая сруб для моста через речушку. Арестанты и конвоиры уставили зенки33 на могучего работника с лошадью на плечах.

– Ему что и делать нечего? – удивился конвоир.

– Видать настроение у мужика появилось, – хихихнул один из арестантов. – Бабу хочет!

Все дружно захохотали, не заметив как большая раскидистая ель плавно, только слегка скрипнув, повалилась на дорогу. Её хлёсткий, гулкий удар о землю вызвал невообразимый ор среди арестантов и конвоиров. Под деревом оказалось четыре человека: один конвоир и три арестанта, которые не успели «заглубиться» в придорожную канаву. Рабочие разом бросились вызволять пострадавших из-под рухнувшего дерева; вагами был приподнят ствол ели. Четырех пострадавших мужчин вытащили на расчищенный участок дороги.

Два арестанта сразу подали признаки жизни; они разводили руками, сучили ногами и стонали от боли. А конвоир с третьим арестантом не подавали ни каких признаков жизни, мало того судорога уже начала сводить мышцы их тел.

– Скончались, – сняв суконный картуз с головы, – глухо сказал приказчик Лизунов. – Следствие надо вести: почему надпиленное дерево оказалось не сваленным?

Здесь он обратил внимание на то, как ему пальцем маячил Сундуков.

– Мёртвых и раненых положить пока в тени дерева до особого распоряжения, – распорядился приказчик, подходя к Онуфрию.

– Что у тебя?

– Михалыч, а кто вчера отдал указание пилить бревна кержакам для мостика через речку? Вот мы и начали пилить, а ты другой сразу отдал приказ: погодить с заготовкой брёвен, – речка от дождей вспухла: валите дальше лес по дороге, за речкой. Вот мы и сделали там небольшой задел.

– Меня обвиняешь?

– Нет. Просто случай вышел такой…

– Ничего себе случай: дерево – то было почти полностью спилено: дунуть – оно упадёт…

– Вот ветер и дунул.

– Не получится: надо здесь усмотреть умысел и кого-то наказать за это. Майор Кичигин спуску не даст, – проведёт расследование. Надо срочно найти виновного и допросить его до приезда начальства.

– Возьми из татар или башкир.

– Галдёж будет большой у них.

– Кержаков потереби…

– С этими вообще лучше не связываться: бросят работу, а кто мосты наводить через речки будет, – нет мастеров. Давай твоего!

– Бери кашевара – Огрызка. Ну, рыжего… Может сознается?…

– У нас все и во всём признаются.

– Его денежку мне выплатишь сполна.

– А нет: мне половину его заработка.

– Михалыч, имей совесть: он находится в моей ватаге. В лучшем случае тебе перепадёт пятая часть, и то если ватажники не потребуют равной доли на себя.

– Я деньги выдам тебе, за вычетом трети кашевара, а дальше уже тебе решать вопрос с ватажниками. Хорошо!?

– Ладно.

Через некоторое время, ещё до обеда, к шалашу ватажников атамана Сундукова подошли два конвоира и увели кашевара Дмитрия с собой. Раненых арестантов на подводе отправили в Кунгур, а вечером этого дня возле дороги вырыли две могилы: в первой похоронили конвоира, во второй – арестанта с рыжим мужичком по кличке Огрызок. На могиле конвоира был установлен восьмиконечный крест. Через четыре дня в лагерь строителей дороги приехали два военных чина из Кунгура; они долго о чем – то беседовали с приказчиком Лизуновым, бродили вблизи места трагедии, а к вечеру, на подводе, уехали обратно в уездное село.