Читать книгу Историйки с 41-го года. Верность - Павел Павлович Гусев - Страница 39

Книга 1. Историйки с 41-го года
После войны
Часы с боем

Оглавление

У меня был приятель преклонного возраста. Мы с ним дружили давно, и мне часто доводилось видеть, как он тряпочкой осторожно протирал старые настенные часы. Я спросил его о причине такой аккуратности, и он поведал мне интересную историю про них, начав издалека:

…Мама моя была участницей Великой Отечественной войны в звании сержанта, по должности связистка, служила в том же полку, что и мой отец. Если была у них свободная минутка, они старались находиться вместе. Однажды, освободив один город от врага, они зашли в разрушенную церковь. Их встретил батюшка. Он их перекрестил, благословил и сказал:

– Вы будете счастливой парой. Жизнь у вас будет долгой и благополучной, – и тут загудел приятный звон колокола: «Бум-бом. Бум-бом!»

– Вот и небеса об этом говорят, – и батюшка снова перекрестил их.

Маму в конце войны тяжело ранило, и ее отправили в госпиталь, она тогда была беременна мною. Мама осталась жива, и меня спасли. После выписки из госпиталя ее демобилизовали. Хромающая и передвигающаяся на костылях, она решила уехать в город Ташкент, где прожить со мной было легче, там жили ее эвакуированные родные. Отца я не знал. Когда подрос и стал разговаривать, я спросил маму:

– Где мой папа?

Она ответила:

– Далеко, на военной службе, – сама после этих слов заплакала, а я больше никогда не спрашивал ее об этом.

Так вот, когда мне было пять лет, часы эти уже висели здесь. Мама любила слушать их музыкальный бой «бум-бом, бум-бом» и всегда после этого задумывалась, будто вспоминала что-то, но не улыбалась. Часы временами останавливались, мама с больной ногой не могла их завести – висели они высоко и надо было вставать на табуретку, чтобы до них дотянуться. Нам приходилось звать на помощь ее сестру, которая всегда помогала.

Однажды, когда часы в очередной раз встали, а было это как раз в очередную годовщину Дня Победы, я решил: «Пока мама ушла по делам к соседке, я сделаю ей подарок: починю часы. Она увидит это, спасибо скажет и мне улыбнется».

Я подвинул табуретку, встал на нее, но маятник со стрелками были еще высоко. Я и подпрыгивал, чтобы их достать, и под ноги книгу положил, но все было безрезультатно. И тут я подумал: «А не позвать ли мне кого-нибудь с улицы помочь?»

Выбежал во двор и вижу: шагает быстро офицер мимо, весь в орденах и высокий-высокий. Я его останавливаю и обращаюсь:

– Дядя офицер, помогите мне… – он не дал мне договорить.

– Ну, что случилось, малыш? – поинтересовался, а сам на часы смотрит, видно, торопится куда-то.

Тут я ему и рассказал про маму, про часы, про праздник и чуть не плачу. Дядя улыбнулся и серьезно говорит:

– Ты, сынок, не расстраивайся. Хотя это дело серьезное, но я тебе помогу – и пошел за мной.

Дома я подаю ему табуретку, а он мне:

– Не надо, я и так достану – и враз завел часы, стрелку на точное время поставил, толкнул маятник, и они затикали. Офицер по-военному прочеканил:

– Вот и дело сделано, малыш. Ты свою маму поздравь с великим праздником от ветерана войны. Ну а я пошел!

И хотел уже уходить, но тут его взгляд остановился на комоде, где были у нас фотографии: мама с папой в военной форме, папа в боевом снаряжении, с оружием и гранатами (их фотокорреспондент снимал перед атакой, как мама объяснила). Были и другие снимки: где они вдвоем обнимаются и один, где я с мамой. Все, кто смотрели на него, говорили, что я – вылитый папа.

Лицо дяди побледнело, он весь как-то обмяк, даже ростом стал меньше и задал мне странный вопрос:

– Кто это на фото?

Я отвечаю:

– Мама и мой папа, только я его никогда не видел. Он далеко, на военной службе – так мне мама сказала.

Офицер присел на стул, облокотился на стол. Смотрит на меня, подбородок ходуном ходит, хочет что-то спросить и не может. Тут тросточка, стоявшая возле стола, с шумом упала на пол. Он вздрогнул, поднял ее и спросил:

– А это чья клюка?

– Мамина, – отвечаю, – если она идет куда-нибудь далеко, то берет ее с собой, а сейчас к соседке ушла и здесь оставила.

Тут дядя не то произнес что-то, не то застонал:

– Так вот почему она скрылась от меня. Решила: если инвалид, то будет мне в тягость. Да какой бы она ни была, я по-прежнему люблю ее. Ищу по всей стране.

И он обхватил обеими руками голову, и в горле у него что-то заклокотало.

– Глупенькая, да разве мог я ее бросить?

Тут вошла мама. Увидев дядю, она остановилась, глаза ее сделались большими, как вишенки, словно увидела какое-то диво, и пошатнулась. Он вскочил, поддержал ее и крепко прижал к себе.

– Мама! – кричу я. – Мы с дядей тебе подарок сделали, твои любимые часы со звоном починили!

– Сынок, – с дрожью в голосе, но с какой-то внутренней сердечной радостью сказала она. – Это твой папа. – и улыбнулась. Я такой улыбки не видел у нее никогда.

– Вот и собралась вся семья, – торжествовал мой отец.

Настенные часы громко загудели: «Бум-бом. Бум-бом!»

– Вот и бой часов, как и колокол посылает нам небесное приветствие. Желает нам всем долгой жизни, – смеясь, сказал папа, обнял меня с мамой и так долго держал, будто боялся, что мы опять исчезнем.

Вечером мы всей семьей смотрели на многократные вспышки красочного салюта в честь Победы и радовались нашему счастью. Возвращаясь домой, мама облокотилась на папину руку, поцеловала его в щеку и тихо сказала:

– Извини, родной, за мой дурацкий поступок.

С тех пор (а может, это мне показалось) у мамы со здоровьем стало немного получше, а часы наши больше никогда не останавливались.

Историйки с 41-го года. Верность

Подняться наверх