Читать книгу Странствие по таборам и монастырям - Павел Пепперштейн - Страница 12

Глава одиннадцатая
Шутка и мундштук

Оглавление

Я знаю много разных мотивов для убийства:

в девяти случаях из десяти это материальная заинтересованность, иногда ненависть, часто любовь, но шуток еще никогда не было.

Жорж Сименон. Мегрэ и дело Сен-Фиакр

У совершенно спокойного человека могут быть нервные ноги.

Там же

– Кто же, однако, убил Кирюшу Прыгунина? – спросил Мельхиор Платов, обращаясь к своему приятелю Джимми Совецкому.

Они беседовали наедине, вполголоса, в том самом дешевом итальянском ресторанчике, где и началось наше повествование. Снаружи опять шел дождь, и в этот час они оказались здесь единственными посетителями. Они сидели друг напротив друга за столиком, застеленным скатертью в крупную красную клетку. Никакой еды не заказали, а только лишь бутылку простого красного вина.

– Да мало ли кто мог его убить, – ответил Джимми. – Убивают обычно из-за денег, а съемки фильма пусть и не нефтяная биржа, но денег там вращается немало. Возможны завистники молодого таланта. Возможна всегда ревность. Возможны сумасшедшие люди, одержимые страстью к убийствам. Возможна, наконец, трагическая случайность. Возможна даже шутка, хотя это вряд ли.

Ну это вряд ли, – возразил Мельхиор.

– Да, маловероятно. Хотя когда Сэгам убил Уорла Таппертройма, это была в каком-то смысле шутка.

– Я бы это шуткой не назвал.

– А как бы ты это назвал? У Сэгама не имелось никаких мотивов, он даже не испытывал ни капли неприязни к Таппертройму. Он убил его просто так, для забавы, чтобы всех удивить.

– Сэгам – настоящий трахнутый ублюдок.

– В Америке ты так не говорил, Мельхиор. В Америке ты говорил, что Сэгам – классный парень.

– Сожалею о своей тогдашней тупости. Честно говоря, Джимми, я с удовольствием забыл бы обо всем, что было в Америке. Я бы все свои бабки отдал (хотя отдавать особо нечего), чтобы навсегда забыть эти имена: Дален, Франковский, Сэгам, Таппертройм, Тачев, Кэчуотер…

– А Мардж Блум? Ты и ее хотел бы забыть?

– Да, ее тоже.

– Она ведь тебя так любила, Мельхиор.

– И я ее любил. Но мы уже не в Америке, Джимми. Мы с тобой вернулись в родную Европу, здесь нам и место. Пора, говорю, забыть о том, что с нами происходило в Америке.

– А я вот не хочу ни о чем забывать, Мельх.

– Я слышал, тебя ведь и самого чуть не пристрелили, Джим. Надеюсь, тебя это чему-то научило?

– А чему это может научить? Осторожности? Но спасает не осторожность, а случайность, воплощающая в себе волю богов. Меня вот спас мундштук.

– Мундштук?

– Да, мундштук. В меня стреляли ночью, в саду, когда я вышел покурить. В ту ночь стояла непроглядная тьма. В меня стреляли через ограду сада, целясь в огонек от сигареты. В тот вечер старик Эснер подарил мне мундштук – длинный, черепаховый. Эснер сказал, что чем длиннее мундштук, тем меньше вред, причиняемый сигаретой. Я тогда не придал значения его словам, вышел покурить, стою, пялюсь в темноту, шарю по карману в поисках сигарет и зажигалки, – и тут рука моя вдруг находит в кармане этот мундштук. Ну я и решил испробовать его. Если бы я закурил ту сигарету без мундштука, то стал бы трупом. Пуля свистнула совсем близехонько от моей головы.

– Ого. С тех пор, полагаю, ты куришь сигарету исключительно через мундштук?

– С тех пор я вообще не курю.

– Понимаю. И все же кто убил Кирюшу Прыгунина?

– Не знаю.

– Так узнай.

– Как же мне прикажешь узнать об этом?

– Будто ты сам не догадываешься, как узнать. Спроси своего сына Тедди, он ведь все знает.

Князь Совецкий встал, возвысившись, словно колонна, над клетчатым столом.

«Вот ведь верста коломенская, – подумал Мельхиор, глядя на него. – Все в нем длинное: ноги, пальцы, нос, лицо, шея, даже уши. Поэтому длинный мундштук спас его. Закон формального единства».

– Тедди знает все, – сказал Джим, – он может ответить на любой вопрос. Может… Но захочет ли?

– Ты его отец, спроси его.

Совецкий медленно и отрицательно покачал своей длинной головой.

– Нет, Мельхиор. Я принципиально никогда не пользуюсь медиумическими талантами своего сына. Спроси его сам об этом, если хочешь.

– Спрошу, – пообещал Мельхиор, подумав.

– Спроси, может быть, он и ответит тебе. Мой сын – существо таинственное и непредсказуемое. А теперь я, отец дельфийского оракула, прощаюсь с тобой, о взыскующий правды. Увидимся позже, аллигатор.

– Прощай, светлейший князь. Передавай привет темноте.

Странствие по таборам и монастырям

Подняться наверх