Читать книгу Монах. Сборник рассказов - Павел Прокопенко - Страница 3

Миша шел за село, чтобы полюбоваться своим любимым васильковым полем. Оно было совсем не большим, но этого хватало, чтоб получить удовольствие от созерцания на эти дивные, а в тоже время и простенькие цветы.

Стоит подойти поближе и можно почувствовать этот резко медовый аромат, такой тяжелый, тягучий, но до безумия прекрасный. Мишка лег прямо на траву среди этого поля. Смотрит – к цветку подлетел золотистый шмель и неуклюже сел на него, согнув и без того тоненький стебелек. Закрыв глаза, Миша наслаждался звуками и ароматами лета. Услышал жужжание. Открыл глаза в полудреме и заметил удаляющегося уже знакомого нам шмеля. Только солнце нежно трогает кожу, делая ей приятно, словно ласковые материнские руки гладят тебя, когда ты приехал домой погостить после долгого путешествия в жизнь…

Сегодня день был свободный, а потому Миша не торопился никуда. Он даже уснул прямо там. Проснулся от какого-то легкого пощипывания. Посмотрел – под рукав забрался муравей.

Юноша поднялся на ноги и осмотрелся. Глянул на цветы, потом на небо. Потом снова на цветы. Словно чистый кусочек неба упал на эту грешную землю.

– Какая красота!.. – восторженно прошептал Миша, – Спасибо тебе Боже, что одарил нас таким очарованием.

Пожалуй, это было единственное, что Миша искренне любил и не представлял своего села без этих цветов. С самого детства он его помнит. Когда ему не было еще четырех лет отроду, отец впервые его привел сюда. Он помнит тот день, словно он был только вчера. Так и повелось – каждое лето он ходит сюда. Иногда сам, иногда с ребятней, чтобы ловить ящериц да пауков.

Это было лето каникул после третьего курса училища, в котором Миша учился. Будущий ремонтник-моторист. Но со слишком легкой душой для такой суровой профессии.

Еще год оставалось учиться и потом – обещанная родителями свадьба. Как в любом в селе все было рассчитано на широкий размах. Минимум сто гостей, столы, заполненные едой так, что аж гнутся от ее тяжести. Уж не стоит упоминать, сколько литров огненной воды будет выделено на столь важное событие.

Маришка. Так звать его судьбинушку. Как полюбили они друг друга в пятнадцать лет, так вот четыре года неразлучны. Встретились в том самом поле, в которое Миша ходить любил. Семья Маришки как раз четыре года назад только приехала в это село, а потому никто еще их не знал.

Еще больше после того дня Мишка свое поле любить стал. И оно ясно почему.

Было начало июня 1940 года. Лето было спокойным и тихим, как любое лето. Городские в отпусках. Детей своих послали к бабушкам-дедушкам, чтобы самим отдохнуть от чад своих, да и тем дать отдохнуть от своей, иногда чрезмерной, опеки.

Село переполнено всякой малышней, которая бегала по улицам и радовалась всем мелочам, которые взрослые даже уже вовсе не замечают.

Тихая размеренная жизнь села – просыпаются ни свет, ни заря: хозяйство, уборка, готовка. Вот, пожалуй, и все. Мишка не хотел такой жизни себе и своей будущей супруге, а потому заранее просил отца узнать, что да как можно найти в городе. Да и сам искать пытался, чтобы не совсем сидеть у родителей на шее.

* * *

Июнь 1941 года. Училище окончено – диплом есть. Теперь можно ехать в город и работать.

А здесь пока все то же васильковое поле, все тот же Миша. С его любимой и дорогой Маришкой. Вдвоем, в предвкушении маленького личного чуда. 28 июня 1941 года назначена свадьба. Приглашено множество людей. Даже Мишкина родня с Кубани была приглашена телеграммой. И те в ответ обещались все же приехать – своими тремя поколениями, в количестве восемнадцати человек.

С Маришкиной же стороны львовские родственники тоже обещали приехать, даже взяли отгул за свой счет. Да только дядька не приедет – у него в этот день спектакль: он работает актером в одном из львовских театров.

На том и порешили. Готовка к такому важному событию занимала очень много времени, сил и денег. Но обе семьи прекрасно справлялись с данными весьма приятными хлопотами.

И случилось бы чудо, если бы не…

«Внимание, внимание! 22-го июня 1941 года, с рассветом регулярные войска фашистской Германии атаковали СССР по всей западной границе – от Черного до Баренцева моря!»

Первой пострадала Брестская Крепость. Поскольку было 4.15 утра, то гарнизон, находившийся там, не ожидал такого удара, а потому дать полноценного отпора не мог, и крепость была разбита на несколько очагов. Однако это никак не способствовало быстрому захвату крепости немецкими войсками. Точнее – по военному плану крепость должна была быть захвачена к полудню этого же дня. Но, вопреки всем ожиданиям, советские военные не сдавались до 29 июня. Именно в этот день была подавлена последняя группа солдат, оставшихся от гарнизона в девять тысяч человек.

Многие погибли, прямо во сне, так и не поняв, что происходит.

В полдень того же дня по радио объявили короткую речь Молотова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Эта фраза стала чем-то вроде негласного девиза для советской армии.

* * *

Раннее утро. Солнце еще только виднеется за лесом. Смотришь, и такое ощущение, что солнце позолотило верхушки деревьев и скоро зальет золотом весь лес. Еще холодное светило видно даже сквозь глубокий туман. Он опускается к речушке под железнодорожным мостом. Тишина, что прямо душу радует. Только издали слышен какой-то шум, который с каждой минутой приближается.

Вот уже сильный грохот. Это по мосту едет товарный поезд. Путь держит он в сторону фронта. Только везет не товары, а людей. Новых людей, которые будут гибнуть, защищая Родину.

Миша ехал в полудреме и периодически наблюдал в щелочку, как пролетают мимо деревья. Он, то засыпал, то просыпался в холодном поту. Он, девятнадцатилетний юнец, страшился войны. И это вполне нормально. Глупцы те, кто с доброй волей шли воевать. С другой стороны, если бы не они, то вряд ли нынче Европа была свободной, ведь только благодаря им мы живем на своей земле, и не пленными, а вольными людьми.

Кто рассказывает, что был очень смелым, тот ясное дело – преувеличивает. Они же не древние скандинавы, которым смерть казалась наоборот – чем-то радостным, ибо, если ты погиб на поле боя, значит, попадаешь в Вальхаллу и пируешь с богами в их чертоге. Все боялись, просто считалось зазорным в этом признаться, потому каждый кичился, мол, я герой и тому подобное. А если смелость и была, то что же ее давало? Да самая обычная водка, с примесями разных психотропных веществ. Эта же смесь и давала ощущение отсутствия голода и холода, когда по несколько недель приходилось лежать в окопах. А запасов мало, как пайка, так и патронов.

Командир не спал, а постоянно бродил по вагону, что-то бормотал себе под нос. Такое ощущение, что он сошел с ума. И солдаты искоса на него поглядывали. А он, словно чувствовал это, резко поворачивал голову в сторону того, кто на него смотрел в тот момент. Может это и было каким-то совпадением, но все сразу потупляли взгляд в дырявый пол вагона того треклятого товарняка.

Только немногим позже, солдаты, оставшиеся в живых, узнали, что же было причиной такого странного поведения этого командира. Это было присутствие и прямое участие во многих войнах. Везде он выходил победителем, спасал свои взводы, роты. Но в Отечественной Войне против фашистской Германии он потерпел поражение. Как на поле боя, так и внутри себя.

Его рота было почти напрочь разбита немецкими силами, втрое превосходившими наших воинов по количеству и вооружению. Четверо было взято в плен. Один из них сбежал, но позже был расстрелян. Нашими же. За предательство и пособничество фашистской Германии. Удивительно вышло. Люди просто жить хотели, вот и сбежали. А свои, вместо того, чтобы помочь, взяли и расстреляли. Хотя, на самом-то деле, из бежавших в течение войны пленных, процентов десять было действительно завербованы немцами. Да как раз таки эти самые шпионы и остались живы, ибо с ними прекрасно поработали немецкие психологи и специалисты других, заманивающих профессий. Вот они и не смогли сдать себя. Что ж, как есть. Никуда уж не денешься от советского правосудия!.. После этого командир серьезно заболел, и его положили в психиатрическую лечебницу, где он провел всю свою оставшуюся жизнь. Хотя жил он не долго, всего до 1956 года. Но это немного другая история.

– Твою мать, что ж творится-то, что ж творится-то!.. – бормотал себе под нос командир, – Договор же был, пакт же был!.. Как так можно-то, а?

Солдаты продолжали смотреть на него с прежним удивлением. Но потом, привыкли, а потому уже никто не обращал внимания на странного командира.

Мишка проснулся, когда уже они прибыли на «конечную». Он понял, что проспал около пятнадцати часов. Так долго он еще не спал никогда в жизни.

Им приказали выйти из вагона и построиться пока по росту. Позже пересчитали присутствующих (трех не хватало – очевидно, выскочили из вагонов, когда были стоянки), и распустили на полчаса, пока не оформят на каждого документы.

– Что я буду там делать, – думал Мишка, – Я ведь наложу таких кирпичей в первом же бою. Там меня, скорее всего, и подстрелят. Нет, не вернусь я домой живым. А может и вернусь. Один бог ведает, как оно будет. А я же не ведаю…

– Куда ты идешь, мать твою, птенец ты! – Мишка услыхал перед собой зычный голос. Он и не заметил, как, задумавшись, пошел в сторону складов и чуть не вошел в огромный ангар, в котором хранились боеприпасы, – Сюда тебе нельзя! Или ты офицер и у тебя есть карточка?

– Виноват, товарищ старший лейтенант!.. – промямлил Мишка.

– Но но, птенец! Иди отсель! А то нельзя тебе сюда. Без пропуска нельзя. Иди.

Развернулся и пошел в обратную сторону. Пару раз останавливался, закуривал папиросу, плевался от противного дыма, но снова затягивался. И снова. Это давало ощущение покоя и снятия нервозности. Мнимое ощущение. Обойдя вокзал, Мишка побрел к месту, где было приказано собраться через тридцать минут. Там уже собралась половина ребят. Вот, уже почти все на месте.

Повторная перекличка показала, что еще около десяти человек куда-то делись во время «прогулки».

Началось распределение.

– Рядовой Черемшина!

– Я! Здесь! – отозвался Мишка.

– Третья рота капитана Мелетина.

– Есть!

Поскольку уже вечерело, их накормили, правда, не сильно сытно – пшенная каша с какими-то овощами – и уложили спать в ангаре без окон. Вероятнее всего, то была старая конюшня. Ибо там было сено, и пахло, как ни странно, лошадиными фекалиями.

Мишка снова заснул, несмотря на продолжительный сон в поезде.