Читать книгу Монах. Сборник рассказов - Павел Прокопенко - Страница 4

Маришка не хотела уезжать к своей далекой родне в Барнаул, а потому сбежала из дому и пошла на медицинскую подготовку, чтобы быть санитаркой. Ей тоже охота была на фронт.

Зная, что где-то там ее муж (не смотря на несбывшееся событие, Маришка звала его именно так), она не могла скрываться где-то вдали, в тылу.

Отец Мишкин собрал народное ополчение из окрестных сел. Тогда уже была полная мобилизация, но брали не всех. А он брал всех. Так и набралась почти тысяча человек. Федора Назаровича Черемшину государство назначило главнокомандующим батальона народного ополчения. Официально. Выдали оружие, частично одежду, иногда даже баловали пайком.

Вот и он со своим народным эшелоном двинулся на запад – к фронту. Часть собранных войск так и осталась на своих местах для контроля порядка в деревнях. А часть отправилась с ним. Несколько вагонов товарняка были забиты ополченцами. Это был самый разношерстный контингент: пожилые учителя, бледные библиотекари, глубокие старики, пятнадцатилетние мальцы, даже было три увеченных от рождения человека – один без глаза, второй с одной рукой и третий имел левую ногу короче правой. Но это не являлось для них всех причиной, чтобы скрываться в тылу, яко крыса штабная.

Назначено было оборонять земли, о которых нет сейчас смысла рассказывать в деталях. Ведь самое главное, это события, произошедшие на этом кусочке родной земли.

Чистое поле. Привал народного ополчения. Окопавшись, солдаты спокойно себе спали. Несколько человек были на посту, дежурили. Поодаль слышалась река – она текла неспешно, как ей и полагалось. Шумела еле-еле, звучал только отдаленный гул водной толщи. Вокруг трещали сверчки, не умолкали – словно слаженный механизм. Но прислушавшись – понимаешь, что они звучат как несыгранный оркестр. Однако это звучало не ужасно, а скорее успокаивающе. Тяжелый воздух заставлял дышать глубже, а то легких не хватало, чтобы втянуть его. Это все из-за дневного зноя, который даже ночью не дает забыть о себе. Мощным шлейфом он оставил после себя след даже прохладной ночью – вроде укутываешься от сырости, а дышать все же тяжело. Тем более цветущие травы давали о себе знать. Особо тяжело было астматикам, которые попросились у командиров заночевать в рощице у реки, буквально в двухстах метрах от стоянки. Иначе они бы умерли от приступа той же ночью.

Грубо конечно сказано, но им можно было бы оставаться и в общем лагере. Первыми они и погибли, поскольку немецкие лазутчики пробрались именно через ту рощу, и, заметив спящих людей, задавили их. Далее двинулись к основному лагерю, надев форму одного из уже мертвых, чтобы не вызывать подозрений. Так убрали часовых, вошли в землянку в окопе и были замечены не спящим солдатом. Началась стрельба, а остальные немцы, которые остались в рощице, услыхали это и присоединились, начали обстрел привала.

Погибли все…

Среди погибших был и Федор Назарович Черемшина…

Удостоен Ордена Красной Звезды и Медалью за Отвагу посмертно. И еще двое его сослуживцев, с которыми он до последнего момента, до последнего вздоха защищался от немецких нападавших…

В живых не осталось никого, даже пленных не брали. Уничтожили всех. А лагерь с телами сожгли, словно дикари…

* * *

Вокруг взрывы снарядов, шум, крики, выстрелы.

– Спокойно! – орал капитан Мелетин, – вот, пейте! Я знаю, что противно. Но пейте. Так, по крайней мере, не страшно. Я-то уж знаю.

И по кругу давали пить из огромной бадьи. В бадье была водка с каким-то химическим привкусом. Словно туда набросали таблеток и долили сиропов и настоек.

– Вперед! – прохрипел капитан.

Все ринулись с криками «Ура!!»

Едкий запах пороха хорошо бил по ноздрям, что даже мутнело в голове. Строй бежит вперед по вспаханной взрывами земле. Как только видели, что летит очередная бомба – становились прямо в котлован, веря в пословицу: «В одну яму второй раз снаряд не бьет». И что самое интересное – помогало. Первые жертвы, падавшие наземь; последние крики этих, мгновение назад живых, людей. Вроде и не жили.

Однако это не пугало остальных, поскольку в крови была водка, а в мозгу осознание того, что кому, как не им защищать родную землю от захватчиков.

И Мишка бежал, в глазах темнело, свист пуль вовсе не пугал, а скорее заводил в оцепенение, скорее даже в отупение. Беспорядочный бег уже «расстроившегося» строя заводил в заблуждение – куда же его бежать-то? Включаем мозги – там, где стреляют, туда и двигаемся. Как банально бы не звучало, а так и было.

Немцы толпами прятались за двухэтажными домиками поселка, в котором проходил бой. Делая перебежки, они очень качественно укрывались от пуль, так что по началу потерь со стороны немцев было не много.

Только потом, немцы увидели, что нашего брата не запугаешь, стали потихоньку сдавать позиции. Далее, сильнейшим штурмом отряд бойцов разбил вдвое большее количество фашистов. Троих удалось взять в плен. Вот и окончен бой…

Вернулись не многие.

Очень даже мало.

Хотя лично для Мишки первый бой прошел очень быстро, и было совсем не страшно. Это все химическая водка со странными примесями.

Кто остался жив, через несколько часов после сражения их страшно рвало. Все думали, что это от того, что они убивали и от волнения. Но никто не догадался, что причиной такого неприятного «происшествия» была та самая водка из бадьи. Или догадались, но просто смолчали.

На самом деле, бой был не таким уж коротким, как показалось. Схватка продолжалась чуть менее суток.

Сие побоище откинуло наши войска вглубь страны на несколько километров. Это не много, но все же – путь в тысячу миль начинается с одного шага. К сожалению, в этом случае это был смертоносный путь, путь разрухи и беспорядка, страха и ненависти.

Мишку только задело осколком гранаты, и он получил легкие ушибы.

Поскольку привезли новую «партию» защитников отечества, эта часть раненых была послана в госпиталь, чтобы подлечиться. А такие, как Мишка, без серьезных ранений, чтобы отдохнуть пару дней, а потом снова в бой.

Так и получилось.

Следующий бой проходил возле двух деревень, которые находились в весьма удобном месте для обороны. Судя по всему, предки и основатели этих небольших деревушек строили их именно с этой целью. Конкретно в деревне, в которой была Мишкина рота, по бокам деревни находился лес, что давало хорошее преимущество в бою, даже с бóльшим количеством вражеских сил.

Старики взялись сами быть по центру, скажем – во фронте, хоть они и не военнослужащие. Говорили, мол, «мы и так пожили свое, сколько жить-то нам осталось? Нас смерть поссать отпустила, а потому уж постоим за наше отечество!»

Как в любой деревне, у дедов осталось оружие, у кого пулемет Максим, у кого несколько винтовок с финской войны, у кого карабины. Так и оборонялись. Расположились по флангам – в лесу. А старики были, как и говорилось, по центру. Через сутки прибыли немецкие войска. Их оказалось гораздо больше, чем ожидалось, что немного заставило поволноваться как обычных солдат, так и руководство.

Естественно, этот бой был проигран. Даже удобное стратегическое расположение деревень не дало преимущества перед немецкими оккупантами. Если только в начале этой четырехдневной схватки. Поскольку гитлеровцы не ожидали такого хода от советских вояк.

А ход был таким, что старики окопались у входа в деревню, а как немцы стали подходить, да так и ударили по их пехотным войскам, что дало защитникам хоть какую-то отсрочку. В дальнейшем подошло еще несколько сотен пехотинцев, а когда немецкое командование увидало, что пехота не тянет нападение – на третий день прислали артиллерию, а потом подтянулись и танковые войска. Так и разнесли те две деревни в щепки. Много кто полег. Многих взяли в плен.

Мишка же пролежал около суток после боя без сознания, поскольку его невероятно серьезно контузило. Потом его нашли какие-то люди, которые оказались партизанами. У них было укрытие в лесах. Да такое, что и не найдешь.

Это была глубоко вкопанная землянка, наверное, около трех метров глубиной, и площадью около пятидесяти квадратных метров. Было разделено на три отделения – кухонька, спальня и кабинет. Но это громко сказано. Там все было самодельное. Что столы, что стулья, что лавки для сна.

Стены данного жилища были сделаны из досок, оббитых старыми фуфайками. Крышу соорудили из больших балок, которые перемыкались с более тонкими бревнами, а сверху засыпано землей да ветками. А строилось это убежище в такой чаще, что никто и не догадался бы: между болотом и малиновой рощицей.

– А зимой вы как жить-то здесь будете? Ведь холодно же! А места для печи я не вижу, да и выхода для трубы не наблюдаю, – поинтересовался Миша.

Святой отец Никифор, который тоже являлся партизаном, отвечал ему:

– Да зимой тут мы жить не будет, это что-то вроде тайного места будет. Собрания всякие, вот – раненых как ты выхаживать. Пожалуй, и все. А вот этим тряпьем оббили, дабы мороз сюда не заходил. Тепло, конечно, не будет здесь, но замерзнуть – никто не замерзнет. А отопления-то делать не будем, а то дымить начнет наша печурка и станет она для нас не спасением, а скорее гибелью. А потому, брат, и не будем топить.

– Простите за такой вопрос: вот вы же священнослужитель. Вам разве можно убивать?

– Я землю родную защищаю, от вражеских сил. От немчуры проклятой. Стариков своих, которые еще живут да не хворают – дай Боже им здоровья да лет жизни долгих. Детей своих. Да и соотечественников, которые не могут сами за себя постоять. Сейчас я благое дело делаю, а когда стану пред Господом нашим всевышним, на суд Господний, тогда и ему решать, как со мною поступить. Не за себя я воюю, Миша. Не за себя. За других. И убийство не грех, ежели ты сотням жизни спас!

За несколько недель Мишка оклемался. Поскольку контузия была очень серьезной, он смог на ноги подняться только в конце второй недели. Более того, у него было множество сильных ссадин и ушибов. Что тоже дало свое.

* * *

Маришка поехала на фронт, который в тот момент был наиболее близко – это Западная Украина. Львовская область.

Больше всего ее здесь поражала зелень. Она была везде – куда ни глянь. Горы, которые были покрыты лесами, просто завораживали. Посреди лесов виднелись одинокие домики, до которых казалось бы – рукой достать, ан нет. Не такой и близкий к ним путь.

Отряд, за которым Маришка была закреплена, шел по лесной дороге под горку – поднимались на высоту, дабы там держать оборону. Глянула вниз и дух захватило. Речушка, рассекающая толщу зеленого леса, текла, отражая в себе синее небо, при этом сама казалась синей. А очень далеко на север виднелся огромный средневековый замок. Он сразу навеял мысли о рыцарях, о турнирах, о подвигах ради дам своего сердца…

И тут Маришке что-то напомнило их ситуацию. Это не средневековье, и турниров никто не проводит. Здесь только жестокая бойня, в которой рыцари брали участие и погибали на полях боя, поверженные не сильно честно сражавшимися рыцарями-противниками.

Они вспомнила и своего рыцаря-героя, который где-то ради нее совершает подвиги, воспевая ее в своем сердце! А может, пал смертью храбрых, а перед смертью, с его уст сорвалось ее имя… Которое он смог сказать последний раз…

От этой мысли Маришку бросило в дрожь, и она старалась занять свои думы чем-нибудь другим. Любовь любовью, а голову на плечах иметь нужно, иначе самой несдобровать ей в бою. А там чистые мысли нужны и ясный разум, без которого сляжешь в первой же перестрелке.

Поскольку она ехала на повозке с лошадями, то достала медицинскую книгу, которую подарил ей ее дядька, актер из Львовского Театра. С ним ей удалось повидаться, поскольку приехав во Львов, в первую очередь она поехала к нему. Театр закрылся, а дядька пошел в ряды добровольцев. Дочерей и супругу он отправил к своему старому другу во Владивосток.

Мысли о Мишке не покидали ее голову, однако чтением она пыталась приглушить их хоть как-то. Спустя некоторое время ей это удалось. Она почувствовала легкую усталость и решила прилечь прямо на сено в повозке и задремала.

Проснуться ей так и не удалось, поскольку почти целый немецкий батальон спрятался в лесах и напал на них так неожиданно, что никто даже не успел сообразить, что произошло.