Читать книгу Цыганка Вася, механик с волантера «Доброволец» - Павел Иевлев, Павел Сергеевич Иевлев - Страница 6

Глава 6. Злой и страшный Бадман

Оглавление

Покормили их в ближайшем баре, который представляет собой просто ржавый навес. Там жарят мясо на ржавой решётке над ржавой бочкой. О происхождении мяса Василиса решила не спрашивать. К мясу Худая взяла пива. О каких-либо других напитках сплошь татуированному и покрытому шрамами владельцу заведения известно не было: «Пиво или ничего». Дети выбрали «ничего», хотя жёсткое, жилистое, обгорелое сверху и не прожаренное внутри мясо на чёрствых лепёшках – блюдо, которое хотелось чем-нибудь запить. Васька пробовала однажды пиво, и ей не очень понравилось – горькое и в голове потом странно. Но оно хотя бы выглядело привлекательно – прозрачное, янтарное, с пузырьками. То, что налили Худой, оказалось мутным, жёлтым, с какими-то хлопьями и вообще без пены. Пахло от него кислятиной. Такое даже пробовать не хотелось.

По тому, как тщательно и печально девушка отсчитывала монеты, Василиса догадалась, что с деньгами ситуация не очень.

– Ты не обязана нас кормить, – сказала она.

– Я, блин, вообще никому ничего не обязана. Поэтому делаю только то, что хочу! И раз я купила вам жратвы, то захотела этого. Что непонятно?

– Всё понятно, извини.

– Может быть, сытые дети раздражают меня меньше… – буркнула Худая.

– Эх, – сказал Лёшка с завистью, – делать только то, что хочешь! Свобода – это круто!

– Эй, пацан, – внезапно вмешался бармен, – свобода – это не только когда можно не умываться. Свобода – это когда ты сдохнешь, а всем насрать.

– Очень педагогично, Пирим, – вздохнула девушка. – Давай, объясни мальцу, как жить надо. Ты же у нас лучший пример.

– А что, Худая, – вскинулся татуированный, – скажи, не так? Вот ты, например, просто однажды сдохнешь в рейде. Или даже без рейда, в пустошах, когда твой всратый древний мот опять сломается. А я буду жарить мясо и наливать пиво следующей худой дуре, которая решила, что она крутая, свободная и проживёт свою короткую никчёмную жизнь, как мужик.

– И как я, по-твоему, должна жить, Пирим? Ну давай, расскажи мне, дуре! – Худая явно начала закипать.

– Так, чтобы оставить после себя что-то, кроме трупов. Последним из которых станет твой собственный. Девушки не должны жить с колёс и питаться с добычи, одеваться в драньё и таскаться с оружием.

– А что должны девушки? Ну, скажи.

– Ты знаешь. Рожать и растить детей.

– То есть, стать Толстой, как те коровы? – Худая махнула рукой в сторону.

Василиса повернулась и увидела важно шествующую троицу – в настоящих белых платьях. Правда под юбками видны растоптанные ботинки, на плечи накинуты кожаные куртки, да и обтрёпанные грязные кружева внизу несколько портят впечатление, но платья есть платья. Три женщины вышагивают по пыли важно, придерживая подолы пышных юбок, поддерживая друг друга под локоток, а одна даже несёт ажурный белый зонт. И все трое довольно полные. Не толстые, но упитанные такие, полногрудые, щекастые, пышущие сытостью и довольством.

– Это, Пирим, по-твоему, жизнь?

– А что жизнь, Худая? Грабить караваны, пока не сдохнешь? Как соседка твоя? И её соседка до тебя? Знаешь, сколько вас, Худых-безымянных, сменилось в этой будке, пока я тут за стойкой стою?

– А знаешь, почему? – зашипела на него девушка. – Потому что ты, Пирим, сцыкло позорное! Пока ты тут стаканы протираешь – говённо, кстати, протираешь, они вечно грязные, – в рейды ходят Худые!

– Ах ты, бродня костлявая! – он схватил девушку за куртку и притянул к себе.

– Не тебе меня в трусости обвинять!

Худая смотрела в его глаза без испуга.

– Да поди ты к чёрту! – ответила она зло. – Нехрен меня жизни учить!

– Эй, сеструха, этот козёл тебя домогается, что ли? – раздался весёлый нетрезвый голос сзади.

– Нет, Оторва, – оттолкнул Худую Пирим, – просто за жизнь разговорились. Нужна мне твоя сестра бестолковая…

– Смотри мне! Я за сестрицу тебе уши отрежу, засолю и заставлю подать к пиву!

– Очень страшно, ага… – буркнул бармен, возвращаясь за стойку. – Я вас, таких, знаешь, сколько видел? И где вы все…


***


Оторва с Худой похожи, но старшая сестра раскрашена устрашающим чёрным макияжем, одета в чёрный топ и кожаные штаны, а на плече держит автомат.

– Надо же, ты живая! – хлопает она по плечу младшую. – А то пока погоня, пока перестрелка, смотрю – а тебя нет.

– Я раньше отстала, мот гавкнулся. А вы как сходили?

– Удачно! Сейчас притащат трофеи, сама увидишь. А ты, значит, опять мимо доли?

– Чёртов мот. Старое барахло, вечно ломается, едет медленно, бензина жрёт ужас сколько! Замкнутый круг какой-то – на старом моте я ни черта не зарабатываю, а пока не заработаю – хрен куплю новый мот…

– Да уж, не прёт тебе, сеструха! А я с этого рейда неплохо подниму – там пять машин почти небитыми взяли. Серьёзные тачки, броня, электротяга на зорах!

– На зорах! – аж застонала Худая. – Это же деньжищ кучища!

– Отсюда и до неба, сеструха! Отсюда и до неба! И моя доля там есть! А твоей – нету! Ничего, будет и на твоей улице лужа, и упадёт туда сундук с хабаром. Ой, а что это за прелесть?

Лёшка кормит мясом шмурзика, отрывая кусочки от своей порции.

– Это Мурзик, – сказал он гордо.

– Ух ты, какой смешной! Можно погладить?

– Конечно.

Рейдерша бросила на землю автомат, присела на корточки перед Лёхой и с восторгом запустила обе руки в длинный шмурзиковый мех.

– Ой, какой он тёплый! А какой мягкий! А какой пушистый! Не продаёте?

– Нет! Ни за что! – замотал головой Лёшка.

– И правильно, – согласилась Оторва, – я бы тоже не продала. Пойдёмте встречать рейд! Они уже на подходе.


***


В лагерь, рыча моторами, дымя и сигналя, втягивается колонна. Впереди гордо катится грузовик с таранным бампером, к нему прицеплена колёсная платформа, на которой поперёк, свесив по бокам колёса, стоят четыре знакомых внедорожника. К силовым бамперам примотаны цепями солдаты. Их лица разбиты, одежда покрыта кровью и пылью. Большой пикап тащит на буксире броневик, на его крыше сидят несколько рейдеров.

Центральный проезд заполняется вышедшими встречать рейд. Василиса ожидала приветственных криков и ликования, но все молчат, пока в ворота не въезжает последняя платформа. На ней лежат аккуратно сложенные мёртвые тела.

– Поприветствуем наших братьев, чьи колёса совершили последний оборот! – раздался усиленный динамиками голос.

Его обладатель стоит на огромном капоте переднего грузовика, держа в руке микрофон.

Рейдеры вдоль дороги опускаются на одно колено и замирают так, пока платформа не проезжает мимо. Тел много, видимо, военная колонна оказала сопротивление.

– А теперь, ребятки, хорошие новости! – заорал в микрофон человек на капоте. – Мы подняли нехило трофеев! Вы даже представить себе не можете, насколько нехило! Поэтому всем бухать и веселиться! Разве не для этого мы живём, братва? Сегодня вечером все пьют за мой счёт!

– Для этого! – заорали из толпы. – Ура Бадману!

Потери были забыты, все кинулись осматривать трофеи и ждать вечера. А за Василисой и Лёшкой пришли.


– Эй, Худая, эти с тобой? – двое крепких татуированных парней с дробовиками настроены решительно.

– А хоть бы и да, – ответила девушка.

– Бадман хочет их видеть. Ну и ты, иди, пожалуй.

– Ой, что-то мне страшно, – признался Лёшка.

– Не ссы, мелкий, – заржал один из парней, – Бадман детей не ест.

– Пойдём, – вздохнула Худая. – Так надо.


***

Бадман – плечистый татуированный бородач в проклёпанной кожаной жилетке на голом мускулистом торсе. На руках шипастые браслеты, на шее висят на цепочках патроны и жетоны.

– Я Бадман, – сказал он веско. – Я тут главный.

– Я Худая, – ответила девушка.

– Вижу, что не Толстая. Ты их привезла?

– Я. Отстала от рейда, мот сломался. Встретила в пустошах.

– И как они тебе?

– Внятные, – твёрдо ответила она. – Девчонка волочёт в железе, починила мот. Пацан… Ну, пацан. Как все.

– Понял. Не уходи пока.

Девушка отошла в сторону и присела на раскладном стульчике. Бадман расположился в большом тканевом шатре, где восседает на своеобразном троне – снятом с какой-то машины кожаном сиденье. Перед ним столик с едой и напитками, дымится сигара.

– Вы были в одной из машин, вас заметили, – обратился он к Василисе.

– Они схватили нас.

– Да? Как и где?

– Мы сначала шли с табором Малкицадака…

– Так, стоп. Опиши-ка мне Малки.

– Ну, он седой, почти лысый, но с белой бородой, у него золотые зубы, алая рубаха…

– Как выглядит его глойти?

– Как укуренный якутский шаман, сбежавший погреться на Гаити…

– Хватит. Не врёшь. Малки ты видела. Давай дальше.

– Они напали на табор, но он сразу ушёл, а мы отстали. Потом нас взял караван звероловов…

– Это от них у вас шмурзик?

– Да, он бракованный, нам его подарили.

– Понятно, дальше.

– Мы надеялись догнать табор Малкицадака, но эти военные напали на звероловов. Началась перестрелка, мы растерялись, нас взяли в плен.

– Зачем? Какая в вас ценность?

– Я не знаю. Нам не сказали.

– Не врёшь? – Бадман уставился на неё пронзительным умным взглядом, резко контрастирующим с его имиджем безбашенного атамана рейдеров.

– Честное слово! Понятия не имею!

– Не верю, – замотал головой Бадман.

– Клянусь, я не вру!

– Не врёшь, – согласился он, – но недоговариваешь. Ты умная девочка, наверняка у тебя есть догадки.

– Я думаю, – вздохнула Василиса, – они хотят отобрать наш волантер.

– У вас есть волантер? Я о них только слышал. Кое-кто говорил, что нашёл в одном срезе разбившийся, ему было лет тыща, и даже открутить с него было нечего. Последний летающий, по слухам, видели лет сто назад. Да и то, врут, поди.

– Я механик с волантера, Лёшка – юнга, а наш отец – его капитан. Сейчас он немного неисправен, но команда его чинит.

– А зачем вам волантер?

– Грузы возить. Путешествовать. Торговать. Смотреть Мультиверсум. Спасаться от врагов…

– Ясно. Да, волантер – ценная штука, за него не то что пару детей, за него кого хочешь прибьют. Но всё же что-то тут до конца не сходится… Всё, идите, я подумаю на ваш счёт. Есть хотите?

– Больше пить, если честно. Тут ничего, кроме пива, не наливают…

– Ах, да, – рассмеялся Бадман. – Сейчас решим.

– Худая, дарлинг! – заорал он куда-то в сторону.

Из-за занавески вышла женщина. Хотя и в походной одежде, но существенно более чистой, чем у большинства здесь.

– Смотри, дарлинг, пацан совсем как наш Бони! Найди им какого-нибудь детского корма. Чай, молоко, что там они едят, пока не дорастут до пива…


***


Василису и Лёшку покормили кашей и напоили компотом. После плохо пожаренного мяса всухомятку это было очень кстати.

Оказалось, что у женщины, которую Бадман называет «дарлинг», есть сын чуть старше Лёшки. Забавный встрёпанный пацан, который сразу заявил, что он настоящий рейдер, что у него есть револьвер, и что скоро папа подарит ему боевую багу. Но Лёшка моментально отыгрался, показав ему шмурзика, и добил рассказами о том, что они путешествуют по Мультиверсуму. В целом вышла ничья.


Бадман призвал их к себе ближе к вечеру. В большом шатре шумно, накурено, большинство собравшихся уже начали отмечать удачный рейд. Однако сам главарь показался Василисе трезвым.

– Итак, дети, и ты, Худая.

Привёзшая их в лагерь девушка оказалась здесь же.

– Я решил дать вам выбор. Цените, это бывает нечасто. Первое! Вы можете остаться в лагере на правах будущих рейдеров. Худая говорит, вы внятные. Сам бы я этим предложением и ограничился, но за вас попросила моя дарлинг. Все вы знаете, что я подкаблучник, и эта женщина крутит мной, как хочет…

Рейдеры вокруг зашлись в громком искреннем хохоте, видимо это была шутка.

– Так вот. Если вы почему-то не хотите шикарной вольной жизни с колёс, то вы можете отправиться дальше с караваном, искать другой судьбы. Нет! Не давайте ответ сейчас. У вас есть время до утра. Худая! Присмотри за ними. Всё, свободны, идите развлекаться! У нас праздник. И принесите мне кто-нибудь уже выпить!


***


Лагерь веселился вовсю, то есть, в основном, пил, орал и плясал под громкую музыку из огромных колонок на центральной площадке. Там горят костры в бочках, там наливают пиво, там жарят мясо, там очень шумно и бестолково, но всем, вроде, нравится. Рядом огорожен ринг, куда периодически выходят подраться, как показалось Василисе, без каких-либо формальных правил, зато под активное одобрение окружающих. В стороне ревут моторы – вокруг лагеря гоняют по кругу мотоциклы и машины. То ли соревнования, то ли просто так, ради веселья. К Ваське несколько раз подкатывали молодые рейдеры, приглашая выпить и потанцевать. Некоторые не хотели понимать вежливый отказ, но Худая оттесняла их, поминая Бадмана, и те сразу принимались бурно извиняться. Девочка подумала, что, не будь покровительства главаря, у неё могли бы образоваться серьёзные неприятности. В общем, желания остаться тут и вступить в ряды Худых у неё не возникло.

А вот Лёшка, когда они нагулялись и пришли спать в сарайчик Худой, заявил, что был бы не прочь стать рейдером. Но только если мама и папа будут с ними. А без мамы и папы, пожалуй, не надо. Хотя тут весело, не надо делать уроки и можно не умываться, если тебя не заставляет вредная сестра.

Но вредная сестра заставила и уложила спать. Обняв шмурзика, он моментально уснул – денёк выдался насыщенный.


***


Утром их снова призвал к себе Бадман. Главарь выглядит слегка помятым с похмелья, но вполне бодрым и решительным.

– Ну, приблудные детишки, что решили? Впрочем, дайте я угадаю – хотите к мамочке?

Лёшка потупился, а Василиса сказала, глядя Бадману в глаза:

– Да, хотим.

– Ну, дело ваше, – согласился он спокойно. – Вольная жизнь не для всех. Тогда будет у меня для вас одно поручение.

– Какое?

– Видишь ли, девочка, с торговлей в последнее время совсем беда. Караванов всё меньше, контры куда-то запропали, застой и стагнация. Экспортно-импортный баланс ни к чёрту, предложение превышает спрос, нам грозит затоваривание и дефляционный кризис. Поэтому, когда вы почините свой волантер и займётесь коммерческими перевозками, не забывайте старину Бадмана. У нас отличные условия для торговцев!

– Но вы же грабите караваны? – ляпнул простодушный Лёшка.

– Только те, которые идут не к нам и не от нас, и при этом не заплатили за охрану! – засмеялся Бадман.

– А от кого вы их охраняете? – спросил брат.

– От очень страшных рейдеров Бадмана!

– Но это же вы и есть?

– Вот именно, малец. Вот именно.

– Так те, которые нас похитили, не заплатили?

– Нет, пацан. Этих гнид мы давим везде, где видим. Бесплатно, чтобы воздух был чище. Держитесь от них подальше, это очень паршивые люди. Честному рейдеру с ними на одном поле срать присесть зазорно.

– Почему?

– Потому что они считают, что знают, как жить правильно. И готовы избавиться от всех, кто живёт по-другому. Но хватит трепаться, детишки, неподалеку идёт караван, который вам, вроде бы, по пути. Худая, эй!

– Да, Бадман.

– Докинь их до каравана, пристрой пассажирами. Скажи, что это входит в оплату проводки. И ещё скажи, что если они детишек обидят, то злой и страшный Бадман будет сильно недоволен. Доступно?

– Да, Бадман.

– И вот ещё что… Чтобы ты их довезла, а не застряла в пустошах, как ты это обычно делаешь, я распорядился выдать тебе новый мот. Там, за шатром заберёшь, интендант в курсе.

– Блин, Бадман! – радостно подскочила Худая. – Спасибо, Бадман! Это круто! Да я теперь…

– Всё, всё, валите, а то не успеете догнать.

– Блин, детишки, вы принесли мне удачу! – сказала восторженно Худая, осматривая мотоцикл с коляской.

Он, на взгляд Василисы, не выглядит таким уж новым, но определённо в лучшем состоянии, чем её собственный.

– Держи, это тебе! На память, ну и от песка, конечно.

Девушка торжественно вручила Василисе рыжий кожаный лётный шлем и большие пилотские очки на резинке.

– Вот, теперь ты выглядишь совсем как наша. Носи на здоровье!

– Спасибо, Худая.

– Не за что. Мелкий, прыгай в коляску. А ты садись за мной и крепко держись – поедем быстро!


***


Караван догнали примерно через час бешеной скачки по песчаным холмам – без дороги, по каким-то одной Худой известным ориентирам. По пустыне бодро катится вереница одинаковых багги, десятка полтора машин. Справа и слева едут два гантрака рейдеров – охраняют. Поскольку охраняют от самих себя, то пулемётчики на верхних стрелковых платформах выглядят расслабленно, развалились, задрамши ноги. Увидев несущийся мотоцикл, оживились, взялись за оружие, но потом узнали своих и успокоились снова.

Колонна встала, и Худая подрулила к головной машине. Сидящие в открытой конструкции из труб и решёток люди замотаны в платки, глаза закрыты очками.

– Бадман велел подбросить детей до Центра. Сказал, это входит в проводку. Велел не обижать, а то рассердится, – выпалила она, отплёвываясь от песка.

– До самого Центра мы не идём, – ответил один из караванщиков. – Но можем докинуть до Терминала. Там большой трафик, они легко найдут попутный транзит. Такое решение не рассердит Бадмана?

– Да хрен его знает, – призналась Худая. – Это ж Бадман. Но, как по мне, вариант годный. Что скажете, детишки?

– А что такое этот Терминал? – спросила Василиса.

– Такое место, – сказал расплывчато караванщик. – Увидишь. Соглашайся, это лучший вариант для вас. Прямого транзита в Центр тут можно год прождать.

– Ладно, – согласилась Василиса. – Пусть будет так. Спасибо тебе, Худая!

– Не за что, подруга. Надеюсь, вы как-нибудь залетите к нам с товаром, и мы повидаемся. Если я, конечно, ещё жива буду. Всё, валите, удачи вам.

Худая газанула, подняв небольшую песчаную бурю, развернулась и рванула вперёд, напрямую через холмы.

– Какая энергичная девушка, – сказал караванщик, не то одобряя, не то осуждая. – Пойдёмте, найду вам место.


Место нашлось с трудом, баги небольшие, и свободные сиденья у них завалены мешками.

– А почему вы не на грузовиках? – спросила Василиса.

– У нас довольно слабый глойти, – вздохнул караванщик, – ему проще захватить несколько лёгких машин, чем одну тяжёлую. Но в этом есть и свои преимущества – скорость выше, проходимость лучше, а товар у нас не сильно объёмный.

Василисе хотелось спросить, чем они торгуют, но она постеснялась.


В конце концов нашли не сильно загруженную багу, раскидали мешки с задних сидений по двум другим и усадили туда детей.

– Пристегнитесь, – сказал водитель, внешность, пол и возраст которого остались неизвестными, потому что лицо его было полностью замотано платком там, где не закрыто очками.

Когда они тронулись, Василиса немедленно последовала его примеру – пыль вокруг колонны встала такая, что еле видна впередиидущая машина. Через некоторое время ей стало казаться, что песок у неё буквально везде – в носу, во рту, под одеждой и даже в трусах.

За спиной тарахтит мотор, в ушах свистит ветер, стоит открыть рот – в него набивается пыль. Так что пришлось ехать молча. Смотреть тоже особенно не на что – пустыня сквозь облако пыли почти не видна. Задремать не выходит, потому что багги лёгкая и шустрая, а значит – прыгучая. На каждой кочке встряхивает так, что можно и язык ненароком откусить.

Василиса совершенно потеряла представление о времени. Казалось, что они едут целый день, но, когда колонна сбросила скорость перед переходом, солнце было ещё высоко. Сопровождавшие их рейдерские гантраки прощально посигналили, начали разворачиваться, и вскоре вокруг замерцало туманное марево Дороги.

– Уф, – сказал Лёшка, – я чувствую себя, как набитый песком носок. И у Мурзика весь мех пылью пропитался.

Специфическая акустика Дороги приглушает все звуки, делая их как будто доносящимися сквозь вату. Но зато стало можно разговаривать, не перекрикивая мотор.

– Как ты думаешь, у Худой всё будет хорошо? – спросил он.

– Надеюсь, – ответила Василиса. – Она, мне кажется, хорошая. Но бармен прав – это не самая лучшая жизнь для девушки. Да и не для девушки тоже. Даже если можно не учить уроков и не умываться.

– Ох, я бы сейчас умылся с удовольствием. И душ принял… – вздохнул Лёшка. – Кажется, у меня песок даже в попе хрустит!

– А вот тебе и душ…

Караван свернул с Дороги и оказался в новом срезе, где дождь стеной. Потоки льющейся с неба воды беспрепятственно заливают пассажиров открытых багги, дополняемые водой, летящей из-под колес. Дождь холодный, идёт, очевидно, давно – дорога залита по ступицы, видна только по точащим на поверхность столбикам ограждения. После жаркой и сухой пустыни контраст такой, что дети моментально продрогли. Лёшка укрывает под курткой недовольно пищащего Мурзика, Василиса тщетно протирает моментально запотевшие очки. Ехали по этому миру вроде и не очень долго, но успели промокнуть до костей.


Снова ватная тишина и туман Дороги, а затем внезапно распахнулся такой роскошный простор, что Василиса с Лёшкой в один голос сказали: «Обалдеть!»

– Смотрите, красота какая! – обернулся к ним так и оставшийся безымянным и неопознанным водитель. – Каждый раз любуюсь!

Караван мчится по длинному, протянувшемуся на десятки километров мосту над морем. Мост высокий, слегка выгнутый вверх, по нему идет шоссе шириной в десяток полос, и вид с него открывается необычайный. Закат над морем, тёмная вода, розовые облака, зелёные берега, прозрачный воздух. Движения по мосту нет, под ним не идут корабли, ради которых он так высоко поднят, не светятся окна белых домиков на берегу. Проскочив мост, колонна втягивается в типичный приморский городок, с зелёными улицами, кафе и магазинами – но в нём пусто. Запылились витрины, ветер порвал полотняные маркизы, перевернул легкие стулья уличных заведений и забросал листьями тротуары. Проржавели и осели на спущенных колёсах припаркованные машины, застыл неподвижно небольшой красивый ретро-трамвайчик. Похоже, давно сюда не заезжали туристы.

Проехав через город, колонна вырывается на степной простор, ускоряется, и детям становится не до красот природы – встречный ветер прохватывает через мокрую одежду, продувая, кажется, насквозь.

Потом снова туман Дороги, потом лесная тропа, такая узкая, что ветви хлещут по лобовой сетке багги, брызгая на очки зелёным древесным соком. Потом новый нырок – ночное шоссе, где видны только лучи фар и мерцающая в их свете разметка. Что там, за границами асфальтового полотна, – неизвестно, всё утонуло во тьме.



Цыганка Вася, механик с волантера «Доброволец»

Подняться наверх