Читать книгу Мозаика жизни заурядного человека. Часть вторая. Крутые повороты - Павел Шаров - Страница 7

Я приехал из подмосковья домой, когда моя жена Галочка и дочка Леночка были уже в Грузии, в поселке Сачхере, в пансионате отдыха. Сначала были телеграммы радужного содержания: «Все в порядке, живем хорошо, купили тебе подарок». Вдруг, телеграмма: «Срочно приезжай! Леночка заболела!» Ничего себе «приезжай!». В Грузию! В разгар сезона! Стал искать пути. Один мой знакомый, бывший студент заочного отделения радиофака Горьковского политеха, у которого я принимал экзамены, будучи доцентом по совместительству, а теперь начальник радиотехнического узла аэропорта, – устроил меня в самолет до Тбилиси в качестве какого-то груза.

В Тбилиси 40 градусов жары. Изнываю. Уговорил кассиршу продать мне билет до Зестафоне, а там рядом и Сачхере, где отдыхают моя жена и чадо. Вагон пустой, окна без стекол, проводника нет. Естественно, нет и постельных принадлежностей. Страшно устал. Лег как есть и заснул. Проснулся от страшного холода. Оказывается, едем через перевал. Из плюс сорока да в нулевую температуру. Левая нога не разгибается. Больно. Покраснело. Растет какой-то фурункул. Кое-как доскакал до такси и… в Сачхере. Пока добирался, у Леночки все прошло.

Оказывается, она, такая любознательная, взяла да и понюхала там какой-то цветочек. А нюхать его было никак низзя. Вот у ней и пошли волдыри по телу. Так объяснила заведующая по хозяйству пансионата – черная грузинка средних лет – по совместительству выполнявшая функцию врача. Моя Галочка не поверила корифею медицинской науки, решив, что Леночка что-то там съела, и потребовала для своего ребенка клизму и укол от температуры. Клизму искали всем персоналом пансионата. Нашли. Шприц не нашли.

Когда я приехал, Галочка вычистила клизмой внутренности Леночки. Этого оказалось достаточно. Леночка выздоровела. Пришлось преодолеть удивление и неудовольствие кухонного персонала и потребовать исключить острый перец из ингредиентов пищевого рациона детей. Доморощенный врач долго еще после этого долдонила, что острый перец – это грузинский шоколад, но русские отдыхающие этого никак не понимали и все после обеда хватались за животы. Так или иначе, проблема, под нажимом отдыхающих, была решена, и в рационе вместо харчо и чахохбили появились щи, борщи и котлеты. Что касается меня, то я с удовольствием уплетал местную, экзотическую для нас, пищу, съедая в день по две головки чеснока.

А нога болела. За игрой в бильярд я познакомился с молодым парнем, отдыхающим в пансионате с женой и ребенком.

– Астахов – представился он мне.

Потом оказалось, что это довольно известная личность, поскольку он оказался призером Европейского первенства боксеров в одной из средних весовых категорий. Кроме того, он оказался еще и врачом-хирургом по профессии. Показывая ему свою левую полусогнутую ногу с большой шишкой на внешней стороне бедра, я попросил его:

– Слушай, давай взрежем этот фурункул, надоел проклятый. Вон, на гору бы залезть или хотя бы станцевать с женой вечером. Хожу как инвалид.

Хирург отнекивался, отшучивался, на зарядку бегал без меня, а я вынужден был довольствоваться сражениями в бильярд под коротким названием «Ударим по шарам!». Было, правда, еще одно удовольствие: употребить хорошего грузинского вина под сдобренный специями шашлычок.

Однажды какой-то любитель спорта пригласил моего звездатого товарища выпить своего вина. Тот, конечно, потащил с собой и меня. Пришли. Хозяин извлек бурдюк вина, поставил на стол три пивные кружки и стал разливать в них это самое вино. Выпили по кружке. Хозяин налил еще. В это время, узнав о нашем застолье, в комнату ввалился огромного роста участковый милиционер. Меня поразило не то, что он был выше двух метров ростом, а то, что в ширину он был почти такой же, а лица у него было столько, что в обыкновенное ведро его голова наверняка бы не влезла. Налитая ему кружка вина была опрокинута внутрь, как будто без единого глотка. Естественно, день-то был жаркий. Сколько раз хозяин наливал наши кружки, я уже не помнил. Единственно, что зафиксировала память, это то, что огромный многолитровый бурдюк был выпит нами как «Бермудский треугольник» из песни Высоцкого. Еще я обратил внимание, что, несмотря на сгустившуюся темноту – (а была уже ночь) – можно было вполне выключить лампочку, так как лицо нашего блюстителя величиной порядка с абажур излучало столько инфракрасного света, что могло вполне конкурировать с люстрой, освещавшей нашу скромную трапезу.

В это время два наших семейства (а мы все проживали в четырехэтажном здании в отдельном для каждой семьи номере) в сопровождении сочувствующих охали и ахали под звездным небом, высыпав на свежий воздух. Ахали и охали по поводу пропажи самого дорогого из вещей, что было у них, а теперь вот пропало, то есть нас с Астаховым. Поиски участкового милиционера не дали результатов. Тоже пропал.

Разволнованная группа переживающих женщин вдруг увидела где-то в тумане фигуру милиционера с двумя мужчинами по бокам.

– Ведут, ведут! – зашумела толпа. – Ваших ведут.

По мере приближения картина несколько прояснялась. Стало видно, что здоровый милиционер держит за шиворот, как щенков, двух мужиков.

– За что это их? – заволновалась толпа.

Группа во главе с милиционером, тем временем, приблизилась совсем близко, и стало видно, что мужики, которых он привел, не вяжут лыка не только языком, но и ногами.

– Ваши? – спросил милиционер, глядя на женщин.

– Да, да, – закивали наши жены.

– Палучите, – сказал милиционер и повесил каждого из нас на принадлежащую каждому жену. Повернулся и пошел восвояси, освещая дорогу своим излучающим свет ликом.

Операцию по вырезанию фурункула Астахов так и не провел. И правильно сделал. Когда мы с женой и дочкой закончили отдых в Сачхере, мы спустились на побережье Черного моря. Купались. Меня чего-то зазнобило. Я пошел попариться в баню. Из бани я приполз почти на четвереньках с температурой в 40 градусов. Нога покраснела, как лицо того милиционера после восьми кружек вина. Меня увезли в больницу. Там выяснилось, что у меня, во-первых, не фурункул, а тромб, связанный с простудой в поезде и усугубленный острой пищей, и, во-вторых, в связи с загрязнением кровеносных сосудов во время купанья, меня поразила неизвестная тогда мне болезнь – рожа.

Возвращались мы в Горький самолетом. Стюардесса с некоторым недоверием посматривала на мой костыль, сделанный мной из ствола небольшого дерева, раздвоенного на одном конце для упора в предплечье. Веселые, отдохнувшие, порхающие как бабочки, члены моей семьи вернулись домой. Я порхал на одной ноге.