Читать книгу Русское авось - Павел Шилов - Страница 7

Сейчас для начальника цеха Кочина настало трудное время. Он совсем недавно приехал из Кемерово, где после института работал мастером на химическом заводе. А директора завода он знал, поэтому и должность ему была обеспечена. Сюда его просто потянуло, деревня рядом, да и должность не мастерская. Игорь Петрович не чувствовал под ногами земли. Такой рост, не каждому даётся. Он вспомнил Уварова, который закис в своей деревне, и только он Игорь Кочин мог взлететь так высоко. Начальник цеха – шутка ли? Игорь Петрович ещё не совсем освоился с новым своим положением, как круговорот проблем связанных со строительством цеха захватил его полностью. Основной вопрос был у всех на устах – кадры. Каждый начальник цеха старался для себя. Кочин хлопал глазами, видя как у него из – под носа уводят грамотных людей, нужных и ему. Отдел кадров одно, а цех совершенно другое. Он хотел было пожаловаться директору, но испугался показаться слабым и беспомощным. А время летело, его не удержать.

Лето уже было в полном разгаре, нужно было отправлять людей на учёбу, а у него ещё не хватало кадров на основные специальности. Как-никак, чтобы быть мастером своего дела потребуется не один год. А мощные турбины, вырабатывающие электроэнергию, ещё без машинистов, и когда они появятся в его штате, неизвестно.

Кочин поёживается, смотрит на своё «воинство» с кем ему придётся давать азотную кислоту – основной продукт аммиачной селитры, волнуется. Ему ещё трудно себе представить, как будут работать эти люди. Вот сидит восемнадцатилетняя Вера Серова, справится ли она с котлами утилизаторами, а это Владимир Соснин, аппаратчик абсорбции раньше работал в химии. «Дела…

Как будем пускать цех, – думал Кочин, – да и это ещё скопление в такой комнатушке, просто беда. Конечно, тесно два десятка людей, а что поделаешь бытовой корпус ещё не готов». Он смотрел вокруг себя на стены, которые были залеплены схемами производства, а около них толпилась группа рабочих. Они смотрят, доказывают, выясняют, но уж больно всё это муторно. И так всё ясно, а они всё копают и выискивают.

– Фёдор Григорьевич, ты не брал на моём столе скрепки? – спросил Кочин у начальника смены Сиротина, приехавшего по вызову из города Невиномыска.

– Нет. Зачем они мне, – ответил Сиротин.

– Только что были, вот напасть, – Игорь Петрович сверкает глазами по лицам, точно хочет убедиться, не взял ли кто, но все молчат.

Раскрывается дверь, на пороге появляется секретарша директора.

– Игорь Петрович, к директору, – сказала она и ушла горделиво, приподняв голову с модной причёской.

Кочин встал, обвёл всех подозрительным взглядом и вышел. В комнате долго стояла мёртвая тишина. Машинист Костриков не выдержал и спросил проникновенно:

– Фёдор Григорьевич, может быть, всё же у вас где-нибудь они под бумагами?

– Ты что, Василий!? До лампочки мне эти скрепки.

Он не выдержал, подошёл к столу начальника цеха, перешевелил бумаги и вытащил коробку.

– Вот они, – выдохнул из себя воздух Сиротин и поднял скрепки над головой.

Все молчали. Кажется, пустяк скрепки, но этот казалось бы пустячок, вывел из себя Сиротина. Он сидел, уткнувшись в бумаги, на лысой его голове появилась испарина. Фёдор Григорьевич её не вытирал.

– Ну и что тут особенного, если человек спросил, – приподнялся со своего места машинист Костриков, – чё это вы так все переполошились?

Ему не ответили, и он затих. В окно светило яркое солнце. В комнате было жарко и душно. Прямо против окон на осветительной вышке между прожекторов грачи устроили гнездо и теперь трудились, как у нас говорят в поте лица, где из гнезда, вытянув свои шеи, птенцы требовали пищи.

Тишина. С воем пролетает зелёная муха, она стучится в стекло и зудит, зудит по нервам. С полей наносит пряный запах разнотравья. Хочется бросить всё и уйти на речку, где можно растянуться на горячем песке и ни о чём не думать, просто лежать и смотреть в небо. Тик, так отстукивают часы минуты рабочего времени. Так, так стучит сердце каждого, шелестит бумага. Мужчинам надоело сидеть в духоте, вышли покурить. Остался начальник смены, он не курил. Фёдор Григорьевич ещё довольно молод, ему нет и тридцати. Жениться не успел. Девушки, вздыхая, шепчутся:

– Если бы ему ещё и волосы, Сиротин был бы хоть куда.

– Волосы сейчас уже не в моде. Учёные подсчитали, что в двухтысячных годах – того, все будут плешивые, – сощурив глаза, улыбалась Зоя Кухтина аппаратчице Вере Серовой, – с волосами одно расстройство: причёсывай, ухаживай, толи дело лысина. Взял бархоточку, смазал вазелинчиком и пошёл драить, блеск, залюбуешься.

– Ты у меня поязвишь, – вздыхал Сиротин, – чувствуя, что разговор идёт о нём. – Я тебе…

Он не находил слов от возмущения, срывался с места и шёл к ней, грозно сверкая глазами. Зойка понимала, что это шутка и с визгом убегала, ожидая его где-нибудь в углу. Сейчас Фёдор Григорьевич не отреагировал на очередной всплеск души девушки, и она, поджав пухлые губки, замолчала.

В коридоре в это время шёл разговор.

– Эх, хорошо бы сейчас оказаться в лесу, набрать грибков и нажарить их с картошечкой на закусь под водочку, ведь конец июня, а мы их и запаху не нюхали, – собрав вокруг носа морщинки, выдавил из себя Василий Костриков. – Эх, жизня, скукота.

Он стоял у стены и выпускал из себя колечки табачного дыма, а сам в это время наблюдал за лицами товарищей.

– Неплохо бы провернуть это дело, – хмыкнув, поддержал его Веселов. – В лесу, как в раю, да ещё, если с девочками. У-у-у!

Из кабинета директора в это время вышёл весёлый и радостный Игорь Кочин, лицо его так и светилось. Он дышал часто, раздувая широкие ноздри, И казалось со стороны, что Кочин, не задумываясь, бросился бы в бурную речку, не считаясь с порожистым дном. Он не шёл, а будто летел на крыльях.

– Игорь Петрович, что-нибудь приятное сказал директор? – спросил Костриков и раболепно заглянул в глаза начальнику цеха: мол, мы тебя отлично понимаем, держись за нас.

Кочин только улыбнулся, как бы сказав: много будешь знать, скоро состаришься. Костриков обиженно поджал губы на такое невнимание к своей персоне, зашёл в комнату. Пока Игорь Петрович курил на улице машинист, принёс портфель. Он раскрыл его и вытащил несколько книг, поглядывая на Игоря Петровича и, улыбаясь, сказал:

– Детективы. Это то, что надо современному человеку.

Кострикова окружили, протягивая руки к книгам, но он выжидал.

– Покажи, что у тебя там? – заинтересовался начальник цеха, – не иначе как мировой шедевр.

Машинист, снисходительно улыбаясь, повторял одно и тоже:

– Детективчики – сила.

Его узкое, веснусчатое лицо постоянно менялось, то оно было раболепно-приниженное, то высокомерное. Кочин подумал: «Во, жук», но ничего не сказал, рассматривая одну книгу за другой.

– Вася, дай почитать, что тебе стоит. В долгу не останусь, – протянул руку Веселов.

– Мне тоже неплохо бы почитать, – раздался чей-то голос сзади, – друг называешься, а скрываешь такие книги.

– Что ж, Василий, может быть, мне дашь почитать? – сказал Кочин.

– Берите, Игорь Петрович, берите, хоть все. Мне не жалко. Я их прочитал. Потом принесёте.

Кочин положил книги в свой портфель и закрыл на ключ замки.

«Будут у меня хорошие кадры, Степан Назарович не подведёт, если обещал, – думал Кочин, – у него слово с делом не расходится». Он смотрел на людей, перебирая в уме их анкетные данные, представляя кто на что способен. Какие они все разные. Здесь и молодёжь ещё не работавшая и уже люди в годах. Скоро приедут опытные вызовники с других предприятий страны. Кочин не унывал. «Нет, жизнь ещё только начинается, – думал он. – Ничего, что все меня обходили, не считая за делового человека, а ведь я ещё себя покажу. У меня всё впереди, молодость – многое значит. Главное не ныть на временные неудачи, дорога прямая – бери вершины производства. Витька Уваров скоро приедет. На него можно положиться. Он упрям, если за что возьмётся своего добьётся».

– На пикничок бы завтра съездить, отдохнуть, – раздался голос Веселова.

– Устал от нечего делать, – подмигнула Зоя Кухтина Серовой.

– А что, ведь неплохо бы куда-нибудь на речку. И рыбка и грибы, – поддержал его Костриков.

– Сейчас день за год. Зачем куда-то ехать, – промычал под свой нос флегматичный аппаратчик Соснин. – Дома дел невпроворот.

– Ну и сиди со своей женой дома, соли грибы, вари варенье, а нам холостякам, что прикажешь делать в общежитии? Поехали, чего тут ещё раздумывать, зачем терять время, ещё наработаемся, – не унимался Костриков.

Поднялся шум. Уже обсуждали поездку, записывая желающих. Кочин поднялся и сказал:

– Пятеро. Хорошо. Можно ехать на заводском катере, я договорюсь.

– Игорь Петрович, и вы поедете с нами? – спросила Вера Серова. – Вот хорошо.

– Придётся, – улыбнулся Кочин и пригладил и без того хорошо уложенные волосы. У него внутри вдруг всё встрепенулось от этого ещё полудетского взгляда, и на сердце стало тепло и радостно. Всё складывалось, как нельзя лучше. Люди к нему относятся с открытой душой, значит, доверяют и надеются, а это главное. – Придётся для них постараться.

Катер шёл не быстро, упорно пробивая встречную волну. Утро было солнечное. Лёгкий ветерок раздувал волосы девушек и парней. Воздух был чист и прозрачен. Дыши, не надышишься, да ещё игривые волны, бьющие в борт катера, залетают и брызгают в лица.

Кочин вёл катер уверенно и спокойно. Рядом проскакивали суда на подводных крыльях, гружёные самоходные баржи, лодки. А кругом простиралась водная гладь, где в воздухе парили чайки, падая в воду, ловили рыбу. Проглотив рыбку, они продолжали свою охоту. Было такое впечатление, что они не знали сытости. Девушки бросали им хлеб и кричали. Вспугнутая криками, над головами пролетела кряковая утка.

– Нам бы её сейчас на жаркое, – облизнулся Костриков и пристально посмотрел в глаза Зои Кухтиной.

Девушки затянули песню, и она понеслась широко и просторно, огласив окрестности человеческим ожиданием и тревогой. Игорь слушал эту песню, и ему было приятно. Уходили заботы о цехе, людях, которые должны были приехать из других городов. Сейчас ему не хотелось ни о чём думать, просто уйти от проблем, связанных с производством, хотя бы на время снять напряжение, которое накопилось за это небольшое время. Он хорошо знал по своему ещё небольшому опыту, что такое ввод агрегата в строй действующих и сейчас старался выбросить всё из головы. Начальник смены Веселов в это время стоял на носу катера и внимательно осматривал берег.

Солнце поднималось всё выше и выше. На берегу бегали мелкие птицы типа куликовых. Они перелетали с места на место, вертели головками и усиленно хватали мошек. Кочин старался не думать о жене, оставленной дома. Его сейчас вело чувство незнакомое ему, и он отдавался этому чувству весь. Он блаженствовал. Природа действовала на него, как бальзам на измученную душу. Мотор работал чётко на всех режимах. Что ещё нужно человеку? Он направил катер к берегу и выключил мотор. И сразу тишина оглушила всех присутствующих. Катер ещё скользил по воде, а уж начальник смены Веселов выскочил и, схватившись за цепь, тянул его к коряжине, поваленной весенним паводком. Воды уже около её не было, и теперь лежала она, выставив сучки и корни, как бы оплакивая свою судьбу. Девушки с визгом выпрыгнули босыми ногами в воду и бросились на берег. Кочин поднял конец цепи и, обвязав ею ствол дерева, повесил замок. Костриков, напружинившись под грузом всеми своими мышцами, тащил сразу две палатки: одну для девушек, другую для мужчин. А девушки уже хлопотали насчёт стола, раскладывая на газеты содержимое сумок.

Игорь Петрович в это время, взяв в руки топор, прохаживался по лесу в поиске сухих дров. Работа нашлась всем. Стукоток и говор разносились по всей округе. Растревоженная появлением людей белка спустилась по стволу сосны вниз и, трепеща чего-то на своём беличьем языке, выражала своё неудовольствие. Вера Серова подошла ближе, но белка поднялась выше, и оттуда ещё долго доносилось недовольные звуки. Девушка смотрела на сосну, скрестив на груди белые, нежные ручки, ещё не знавшие физического труда, вздохнула:

– Ох, какая она шустрая.

Игорь Петрович, глядя на девушку, спросил:

– Что там?

– Белка, – ответила девушка, – и, кажется, недовольна нашим приездом сюда.

– Конечно, может быть, у неё бельчата маленькие, вот она и волнуется.

– Вот бы увидеть их. Я ни разу не видела бельчат.

Кочин, таинственно улыбаясь, посмотрел вслед Вере и сказал:

– А если я найду гнездо, что тогда?

Вера смутилась и ничего не ответила. Кочин походил вокруг деревьев в поисках беличьего гнезда, но ничего не обнаружил. Он свалил топором сухостоину и, обчищая сосну, думал: «Она ведь ничего, эх, ты, Игорёк. Одна ничего не значащая улыбка милой девушки, и ты уже в её власти», Он хмурился, но на душе было тепло и радостно.

– Игорь Петрович, идите к столу, – услышал он сочный голос Зои Кухтиной.

На газете, нарезанная ровными кусочками лежала колбаса, консервированные огурчики, солёные грибы, ну и, конечно, водка, и много разной снеди. Тихо играл магнитофон западную музыку.

– Поехали, чего ждать, – поднимая стакан наполовину наполненный светлой жидкостью, взял слово Костриков, – как будто в цехе, присмирели все. Эх вы.

По лицу парня блуждала хитроватая усмешка, которой он рассматривал и одарял Зою Кухтину: мол, веселее девушка со мной не пропадёшь. Лаборантка в ответ улыбалась одними губами. Через несколько минут за столом веселье уже было на высоте.

– Вера, да выпей немного, – уговаривал Кочин Серову, – зачем от коллектива отбиваться. Так у нас не заведено.

Он видел её милую и нежную улыбку и млел, радуясь тому, что девушка здесь и с ней можно позабавиться. Девушка вся съёжилась и с трудом проглотила, налитую ей водку, поперхнулась и запила лимонадом.

– Вот и умница, – продолжал Кочин, орудуя вилкой, – а насчёт того, я заверяю, принесу её в клетке как миленькую.

Он показал в сторону высоких сосен и улыбнулся блудливо и ненатурально.

– Не надо, Игорь Петрович, пусть она живёт на воле, – смутилась девушка.

– Если не хочешь, твоё дело, а то бы я.

Он недоговорил. Ему стало хорошо, не надо искать для этой глупой девчонки зверька, забираться на дерево, ради чего.

– Игорь Петрович, когда поедем на учёбу? – спросил Веселов.

– Скоро, – ответил Кочин и продолжал, – только здесь не зовите меня по имени и отчеству, здесь все на одном положении. Игорь, и вся любовь.

Он обвёл всех взглядом, как будто забил гвоздь в сказанное. И, конечно, всем понравилось такое обхождение, стиралась грань между рабочим и начальником, не зазнаётся – значит свой. Стало легко, как это бывает в кругу очень близких людей. Он, как и все, пел, плясал, травил анекдоты, да и вообще ничем не отличался от других. Пили, пели, играли в прядки, а когда солнце ушло за горизонт, бросив свои последние лучи, спохватились, что ещё не натянуты палатки. Кочин, пошатываясь, взялся за топор. Он срубил несколько кустиков для растяжки, очистил и заострил их, затем подыскал на колышки тонкие осинки.

– А может не стоит, – высказал своё сомнение Костриков. – Ночь – просто прелесть, смотрите звёзды вышли. В такую ночь только любить.

– Надо. Устанем очень, – сказал Кочин, – мы приехали отдыхать, зачем же переутомляться.

Ещё горела алая звезда на западе, а уже Вера Серова легла спать. А веселье у костра продолжалось, но, конечно, уже не с тем накалом. Чувствовалась у всех усталость. И песня уже звучала не так, да и ноги уже в танце сбивались с такта. Зоя Кухтина утащила Кострикова в лес. И вскоре на берег опустилась полная темнота, где под дуновением лёгкого ветерка деревья тихо шуршали. А невдалеке крякала утка с утятами, да коростель не прекращал свою единственную песню. Кое – где на берегу ещё запылали костры. По небу проскочил самолёт, оставив белый след на небосклоне. Затем вышла из-за тучи луна. Кочин изо всех сил крепился, но сон сморил и его. Он вздохнул, сколько отдыхающих? Потянулся так, что хрустнули суставы и полез в палатку, где спала Вера Серова. Чувствуя рядом ровное дыхание девушки, Игорь придвинулся к ней. Разум ещё боролся, но страсть уже пронизывала всё его молодое тело, и он обнял девушку, сильно прижав её к себе.

– Кто это? – вскрикнула Вера.

– Я люблю тебя, – прошептал прерывистым голосом Кочин и обжёг губы девушки жарким поцелуем.

– Игорь Петрович, что вы делаете? Очнитесь! Не надо! Я боюсь. У меня жених.

Но он прижал её своей тяжестью, и она затихла.

Солнце было уже высоко, когда она поднялась и вышла из палатки. Её слегка подташнивало, и она убежала в лес. Костриков улыбался, Веселов брезгливо морщил нос. А девушки, умывшись и прибрав себя, собирали на стол. Кочин смотрел на бледную девушку и думал: «Дошёл начальничек до ручки. И зачем я это сделал? Проклятая водка, что делает с человеком. А если кто слышал крик Верки, тогда мне хана». Кружилась голова, к горлу подступала тошнота, нестерпимо мучила жажда. Кочин стянул с себя одежду через голову, бросился в воду. Он фыркал, плескался, плавал. Наконец почувствовал облегчение и, промёрзнув изрядно, вышел на берег. Вера Серова, сжавшись в комок, сидела у костра. Игорь хотел сказать ей что-то утешительное, но нужных слов не было, да и не мог при всех открыть свою душу в надежде на то, что его собутыльники не знают о его похождениях ночью. Перемелется, решил он и выпил стакан водки. После выпитого сразу стало легче. Он уже не в таких мрачных красках вспоминал проведённую с Верой ночь.

Костриков включил модную музыку, где незнакомая зарубежная певица пела о любви. Зоя Кухтина схватила Кочина за руки и потянула в круг. Здесь трава была уже вытоптана, и получился как бы пятачок. Ноги прыгали сами по себе. Зое было весело. В эту ночь у неё произошло большое событье, Василий Костриков обещал на ней жениться. И сейчас она кружила всех, кто попадал ей под руку. Игорь устал с ней, вышел из круга и увидел, как Веселов приглашает Веру на танец, но она не идёт. Кочин заволновался, как бы чего не выкинула, подошёл.

– Вера, что с тобой? – спросил он участливо.

– Ничего, – крикнула она и, озлясь, убежала в лес.

Игорь через кусты бросился за ней, думая на ходу: до чего же капризные эти женщины, стелешься перед ними, а толку? Не хотят тебя понять, выпендриваются.

Вера, обняв тонкую берёзу и, рыдая, ломала себе руки, дескать, как я теперь перед Сашкой оправдаюсь? О горе мне. В скором времени мы хотели пожениться. Он же умрёт от горя, или убьёт меня.

Игорь не знал, что ей сказать, как утешить. Спазма перехватила его горло.

– Верочка, Верочка, ну что тебе нужно, что? – шептали его губы, повернув её лицо к себе. – Я всё для тебя сделаю.

– Ничего мне от тебя не нужно – сластолюб. Иди от меня прочь.

– Верочка, успокойся, разве так можно? А я-то причём тут.

Глаза девушки вспыхнули, и она процедила сквозь зубы:

– Ты, конечно, не причём. Это оказывается я в случившемся виновата.

У Кочина упало настроение. А день был такой прекрасный. Светило тёплое, летнее солнце. Лёгкий ветерок шумел в камышах. Игорь разделся и пошёл в воду. Просто так, не для того, чтобы принести себе радость, а так, потому что он не знал чем себя занять и как сбросить с себя тяжесть, которая навалилась на него. Он стал ломать камыш.

– Мне сломи, мне, – раздались голоса, но Кочин не слышал их. Он бродил и бродил, хлопая босыми ногами по воде.

– Вася, что с ним? – спросила Зоя Кухтина Кострикова, – наверное, из-за этой птички расстроился. Если что мы все подтвердим, что она сама на него повесилась.

Она зло взглянула на девушку и хмыкнула: мол, подумаешь девочка, но ничего ей не сказала. Игорь вышел на берег с полной охапкой тростника. Он бросил её на землю и стал быстро одеваться.

– Поехали, – выдохнул он с присвистом, – на отдыхались.

– Игорь, давай выпьем, чё ты засобирался сразу, – начал было Костриков, – ещё успеем домой-то.

Но Кочин не ответил, даже не посмотрел в его сторону. Он уже проверял движок, а думами был уже в городе, на производстве.

– Ну и дела, – сощурился Николай Веселов, – поездочка, лучше некуда.

Вскоре собрались все. Кочин завёл мотор и, выжимая из него последние силёнки, мчался к городу. Ветер бил в лицо, но он не замечал ничего. В душе была какая-то злость на себя. Он думал: «Отец, ну почему я такой непутёвый, ты комиссар полка, а я твоё продолжение, твоя кровь. Как-то у меня получается всё не как надо. Если Вера пожалуется, что я её изнасиловал, грош цена мне будет. Нет, что она может сказать. Да ничего. Кругом были люди, какое может быть изнасилование. Парадокс, да и только. Да и какая дура может клепать на себя. Вот в твоих письмах с фронта встречаются слова, дескать, на мелочах не останавливайся, будь твёрд в главном. А где это главное-то, батя? Как его отличить от незначительного, второстепенного. Сейчас жена раздуется, её не взял, а как я мог. Если у меня сближение с коллективом, должен же я их знать или нет. Потом ударило словами Витьки Уварова, слышанные им в школе: мишура твои мысли, лучше подумай о других, а уж только после о себе. А что я должен думать о ком-то, своих проблем хватает. Мы всегда брали только с боем. С такими мыслями он въехал на завод.

– Почему болтаешься? – встретил его директор в проходной. – Котлы утилизаторы кто должен принимать у монтажников? Не хочешь пустить первую нитку раньше срока!

В глазах Белозёрова Кочин прочитал: «я тебя породил, я тебя и убью», голубчик, если этого потребуют обстоятельства. Игорю стало трудно дышать. И он, склонив голову и не проронив ни слова, пошёл к себе.

– Игорь Петрович, – обратился к нему бригадир монтажников Семён Козлов, – вода залита в котёл, даванём?

– Давай, Семён Иванович, попробуем, – ответил рассеянно Кочин. У него никак не выходил из головы голос и взгляд директора завода. Он будоражил, выводил его из себя. Игорь Петрович уже стал сомневаться в своей кандидатуре начальника цеха и опять вспомнил слова из письма отца: не боги горшки обжигают, поэтому смело берись за дело. А опыт придёт по ходу дела. Кочин задумался, вытащил из кармана большой цветастый платок, протёр им лицо и шею. Было такое ощущение, что он выпускает из своих рук что-то главное, нужное ему, да ещё Степан Назарович вставляет в колёса палки. «Всё в трубах, – вспомнились ему слова, слышанные им когда-то в Кемерово, – сам-то прежде чем стать директором завода, сколько поваракосил и кличка эта прилипла к тебе намертво, а как звучит «Всё в трубах». Ты, Степанушко, может и забыл, но народ-то помнит.

– Смотрите, Игорь Петрович, держит котёл-то, – услышал Кочин голос Козлова, – ещё бы сделать сегодня гидравлическое испытание КУГа и на сегодня добро.

Кочин, как сквозь призму смотрел на все приготовления монтажников, но мыслями был далеко, там в городе К. Вот он молодой инженер только что окончил институт, зашёл в кабинет начальника цеха. Белозёров улыбнулся тогда: мол, не робей, все мы такие. После у них была дружба и, кажется, крепкой. Они выезжали в лес. Никто не умел так быстро разводить костёр как Кочин, выловить рыбку на уху или подстрелить рябчика. Степан Назарович ценил его. Сейчас же с Белозёровым что-то произошло, стал требовательный, дружбу забывает, вот-вот сорвётся и выгонит его Кочина из начальников цеха. Что ему стоит. А потом оправдывайся, что ты не белая ворона.