Читать книгу Карантинная зона - Павел Шушканов - Страница 3

Моя комната располагалась на третьем этаже белоснежного жилого корпуса. Комендант – хмурая женщина с орлиным носом – выдала мне ключ и подсунула для росписи картонную карточку.

– Тихий час с одиннадцати тридцати. Обед в общей столовой в два. Мусор из окон не выбрасывать.

Я поблагодарил за ценный совет и поднялся к себе.

Комната «впечатлила» ремонтом. Новые обои с белыми кленовыми листьями были аккуратно прижаты плинтусом в не подклеенных местах, а на деревянном подоконнике стоял горшок с засохшим неизвестным растением. Кроме него из мебели была кровать с полосатым пледом, тумбочка и стол с аккуратно задвинутым стулом. Шкаф для одежды заменяла прикрученная к стене вешалка с оторванным крючком. Из окна доносился шум деревьев и шелест начинающегося дождя. В общем, не так уж плохо, за исключением неуместного дождя. Я раскрыл окно, чтобы выветрить затхлый запах пустовавшего помещения и начал раскладывать немногочисленные вещи: куртка (на крючок), пара книг, толстый блокнот, два яблока и оставшийся бутерброд вместо пропущенного обеда, лэптоп с зарядкой и бесполезный здесь телефон. Остальная мелочь вроде зубной щетки была раскидана по ящикам стола. В одном из ящиков мной был обнаружен карандаш и несколько канцелярских скрепок, которые я тут же внес в коллекцию личных вещей.

Я прошелся по комнате, измерив ее шагами. Примерно пять на восемь шагов. Не знаю, сколько это в метрах, надо будет перемерить на досуге, но подозреваю, что гораздо меньше – шаг у меня не очень широкий из-за натертой новыми туфлями мозоли.

Я съел яблоко и бутерброд, а затем завалился на кровать, обдумать свои дальнейшие шаги.

Еще две неделю назад я незаметно покачивался в кресле перед столом директора, а тот, не обращая на меня никакого внимания, внимательно изучал заявление.

«Доброволец, я так понимаю?», – заключил он, отложив документ. – «Это похвально, но непонятно. Вы работаете у нас без малого два года и работаете хорошо. Между нами, но могли бы сделать карьеру здесь, в Москве. Зачем вам это?».

«Романтика странствий», – пояснил я.

Шеф криво усмехнулся. О расторгнутой помолвке и о неудаче на экзаменах в аспирантуру он знал, но умело делал вид, что не знает.

«Да, я искал такого как ты, Богдан, для этого задания. А задание нелегкое, но очень важное, тут нужен человек ответственный и творческий, к тому же, эм… не привязанный к месту ни семьей, ни другими обстоятельствами…».

«В общем, я идеально подхожу?»

«Да, вот только ты должен понимать. Оттуда совсем нет выхода. Ты не вернешься в Москву. Твой отчет пройдет по радиоканалу, а ты останешься там навсегда».

«Отлично. Где подписать?»

Пожалуй, я все еще не осознал всю глупость своего поступка. Перед глазами белый потолок и лампочка, ветер доносит шелест кипарисов и запах дождя. Все не так плохо. В конце концов, меня в Москве, да и не только в Москве, действительно ничего не держало.

А эта комната не так уж сильно отличалась от моего жилья в столице, половине дня пути на метро от работы. Здесь, по крайней мере, я смогу нормально высыпаться.

Мысль о работе подкинула меня с кровати и усадила за стол. Лэптоп недовольно зашуршал, но поприветствовал. Итак, набросаем все, что я успел узнать о Крае и этом чудесном учреждении.

Аномальная зона Край была обнаружена группой ученых, исследующих необъяснимые электромагнитные всплески в одном из малолюдных районов западной Сибири, координаты которого не секрет, но особо не разглашаются. Первая экспедиция оказалась и последней. Проведя несколько недель у границы зоны, недель не насыщенных событиями, группа ученых двинулась вверх по течению реки, а двое участников экспедиции остались в лагере для продолжения наблюдения за аномалиями. Ученых звали Игорь Крамер и Константин Крапивин. Возможно, если бы им не пришло в голову пересечь реку (по официальной версии с целью установить оборудование на противоположном берегу), аномальная зона Край так и не была бы обнаружена. Вернувшись в лагерь, остальные участники экспедиции обнаружили пропажу коллег, части оборудования и надувной лодки. Поиски, продолжавшиеся несколько месяцев, не увенчались успехом.

Несколько лет спустя местные радиолюбители зарегистрировали странный сигнал на неизвестной частоте. Поначалу они считали, что принимают сигнал зарубежной радиостанции, так как голос говорил на непонятном языке, и только через несколько недель по счастливой случайности было обнаружено, что речь ведется на русском, только в обратном порядке. Не только слова и предложения, но и сам текст по смысловому построению произносился наоборот и рассказывал о странном месте, из которого нет обратного пути. Группа добровольцев последовала по пути Крамера и Крапивина, и пару дней от них пришел сигнал, тоже в искаженном виде. Любые попытки вернуться из аномальной зоны оказались безуспешными. А спустя всего два года, в 1964 году был основан первый научный институт изучения аномальной зоны, основу которого составили несколько десятков ученых с семьями. Грузовые баржи с оборудованием и строительными материалами следовали в один конец несколько месяцев подряд. В начале семидесятых исследования НИИ стали малоинтересны академии наук, и до последних лет контакты института и внешнего мира сводились к еженедельным закрытым радиограммам, на основе которых небольшая группа ученых в Академии готовила квартальные отчеты.

Я пробежался глазами по своим заметкам. Нечего было и думать так начинать статью. Историю обнаружения Края можно было найти в любом специализированном журнале. Я же хотел показать Край более живым и для этого мне требовались живые люди.

Прихватив с вешалки куртку, я вышел в коридор.

* * *

Из здания общежития (чистого, но скучного, как все общежития) я вышел в сквер. Из окна общей кухни позади меня раздавались звон и приглушенные голоса. На балконе надо мной шумно болтали и курили две девушки, одна в полотенце и с мокрыми волосами. Заметив меня, они на мгновение затихли. Одна искоса, но с любопытством взглянула на меня.

– Простите, тут есть столовая или что-то вроде того? – поинтересовался я.

Девушка в полотенце поправила узел на груди.

– Столовая до обеда. Есть кафе в конце аллеи.

– Я бы не назвала это кафе, – хихикнула вторая.

– Тише, не смущай. Парень новенький. Пойдете прямо и возле ворот свернете направо. Там увидите вход в подвальчик и табличку.

– Спасибо, – поблагодарил я и добавил, – красивое полотенце.

Девушка улыбнулась и махнула рукой.

Я понял, что диалог исчерпан и пошел по аллее в указанном направлении. На табличке было написано «бар». Просто бар, без названия. А может, это и было название. Он и правда находился в подвале, но туда вела изогнутая изящная лестница с медными перилами. Из узкого окна доносилась мелодичная фоновая музыка и божественный запах свежеприготовленной еды.

Принимают ли тут рубли, я не знал, но на всякий случай пересчитал у входа содержимое кошелька. Из двери вышел огромный человек в лабораторном халате и застал меня за этим странным занятием.

– Скучный четверг, – сказал он непонятную фразу и показал на мой кошелек. Я улыбнулся и пожал плечами. Верзила исчез, а я вошел в дверь.

Обожаю бары, хотя ни разу не был ни в одном из них в столице. Бары всегда казались мне опасными, и я выбирал рестораны или общепиты. Но, войдя сюда, я понял, что люблю бары.

С потолка лился мягкий оранжевый свет без видимого источника. Последнее время там модно было делать и в Москве, когда лампы прятались за рельефными изгибами потолка. Столики и диванчики были расставлены беспорядочно, но на удивление удобно, на двух уровнях пола. Свободное пространство на высоком уровне намекало на танцы. В глубине я заметил «красный угол» в нише, там собственный светильник лил красный свет на такие же красные диваны и столик. А вдоль всей левой стены, изгибаясь, тянулась стойка с высокими стульями. Бар за ней сверкал зеленым и ярко синим, зеркалами и бутылками разной степени заполнения.

Я потоптался у двери, затем направился к стойке, за которой бармен в бело-зеленой рубашке рисовал что-то непонятное на доске с меню. Рядом на высоком стуле сидела девушка. Ее светлые волосы были собраны в короткий высокий хвост, а в руках она держала стакан с янтарной жидкостью.

– Здравствуйте, Виктория, – тихо поздоровался я и присел на соседний стул. Она некоторое время, прищурившись, смотрела на меня, но без удивления, а скорее вспоминая мое имя.

– Богдан?

– Так и есть. Богдан.

– Я думала, вы проведете вечер в тишине. Новичкам тяжело тут в первый день.

– Думаю, я справлюсь.

Я положил руки на стойку, и многозначительно разместил между ними кошелек. Бармен не спешил. Прошло несколько минут, я успел пересчитать все зеленые бутылки в баре и уже добрался до синих. Фоновую мелодичную музыку сменил тихий джаз.

– Скучный четверг.

– Второй раз слышу эту фразу, – признался я, – и все еще не понимаю ее смысла.

Вика засмеялась.

– Это день, когда еда бесплатная, но выпивки никакой. Вообще никакой. Только сок и вода.

Я вздохнул и убрал кошелек. Раскрыл меню.

– Древесная форель с чесноком и грибами. Отбивная с красным горошком. Медь в винном соусе с гренками. Ну, хоть какое-то спиртное, хотя мне все равно страшно.

Вика снова засмеялась и спрятала лицо в ладонях.

– Боже, ты самый немощный новичок из всех, кого я видела. Извини, не обижайся.

– Да я не обижаюсь, – почти не соврал я, – но вот медь я бы попробовал. Надеюсь, мягкая.

Вика взяла у меня из рук меню.

– Медь – это филе одной местной рыбки. Оно красное, пока свежее, а потом зеленеет.

– Жуть.

Вика подсела ближе. Я чувствовал едва уловимый запах духов и краем глаза заметил, что у нее тонкая шея. Красиво, особенно когда волосы убраны назад.

– Возьми карпа и красный горошек. Все берут красный горошек. Хотят убедиться, что он действительно красный.

– А он действительно красный?

Вика пожала плечами.

– Ни разу не заказывала. Сама хотела бы посмотреть.

Я сделал заказ. Ждал молча, рассматривая синие лампы под потолком. Потом перевел взгляд на доску с меню дня. Там было коряво написано «С. Четв». Вика потеряла ко мне всякий интерес и что-то искала в маленьком телефоне с янтарным экраном.

– Я б выпил, – честно сознался я.

Молчание.

Бармен принес заказ, и я отправился за столик в углу, поближе к аквариуму без рыб. Из компрессора поднимались мелкие пузырьки и внушали умиротворение.

Карп был очень неплохим. С лимонным соусом и приправами, из которых я узнал только розмарин.

– Смотри-ка, он, правда, красный. Твой горошек.

Я поднял глаза и увидел Вику.

– Я думал ты меня продинамила и ищешь в телефоне собеседника поинтереснее, – сказал я и подцепил вилкой горошину. – Хочешь?

Она улыбнулась и опустилась за мой столик вместе со стаканом.

– Ну, почти так и было. И все же, зачем ты приехал?

Я отправил в рот отвергнутую горошину. На вкус как обычный консервированный горох.

– Я собираю материал для большого отчета о работе НИИ, посвященного юбилею его существования. За пределами зоны о вас ничего не известно. Как вы живете, над чем работаете, что представляет собой Край с точки зрения простого человека. Хочу рассказать о вас миру.

– Ну, если миру это действительно интересно… Нам в плане информации гораздо проще – раз в три месяца приходит паром, а в нем журналы и газеты, среди прочего. Фильмы. И даже эти штучки, – она повертела в руках телефон.

– Интересно, куда вы деваете столько паромов.

Вика улыбнулась, но не ответила.

– Посоветуете сходить в местную библиотеку? – поинтересовался я.

– Нет. И давай уже без церемоний. А то я снова забуду, как тебя зовут.

Она сделала маленький глоток из стакана и, отняв у меня вилку, принялась охотиться за горошинами.

– Тебе нужно устроиться на нормальную работу. Я имею в виду не наш отдел, если, конечно, ты не фанат смертной скуки. Посмотришь на институт изнутри, поговоришь с людьми, ну и заработаешь денег. Не думаю, что ты планируешь питаться только по четвергам.

Я усмехнулся.

– А мысль неплоха. Я насчет четвергов.

– Должность ассистента в самый раз. Только нужно будет параллельно пройти курсы обучения слушателем, – продолжила Вика, – а еще тебе нужен профессор, с которым ты будешь работать. Нет не так – который согласиться с тобой работать. Рекомендую Кеслера Ивана Никифоровича. Его кабинет на шестом этаже главного корпуса. Лучше заранее записаться на собеседование.

– А он точно нуждается в ассистенте?

Она странно улыбнулась и снова сделала глоток.

Тонкие губы и острый нос. Лицо скорее симпатичное, чем красивое. Ее голова торчала из широкого воротника куртки как удивленный воробушек.

– В четверг нельзя достать спиртного даже за деньги? – поинтересовался я.

– Не а.

У тебя в стакане явно не яблочный сок.

– Ага.

– Значит некоторым можно?

Она покачала головой.

– Нет. Это мне можно. Послушай, я все равно не поделюсь с тобой. И не думай, что я жадина, просто у кого-то сложное собеседование у психолога в десять утра. А потом, видимо, тест на реакцию. Не стоит перед этим всем…

– Тест на что?

Она сделала страдальческое лицо.

– На реакцию. Нужно проверить, насколько ты устойчив к процессам искажения и по результатам теста тебе присвоят группу доступа. Смотри.

Она положила одну горошину на край тарелки.

– Это наш институт. При всей необычности того, что тут происходит, мы находимся в относительно безопасном месте. Оно называется карантинная зона. Здесь можно находиться всем сотрудникам независимо от группы. Чуть дальше начинается зона искажения, – она начертила соусом неровную линию, – в нескольких километрах от нас. Ну, хорошо, в трех с четвертью километрах. Там процессы искажения реальности уже довольно ощутимы и доступ туда ограничен. Это самая обширная из всех зон, ее границы местами не определены и она имеет собственные условные подуровни опасности. А за ней километровая зона кризиса. Туда пускают только после специальной подготовки, да и то не всех. Часто – просто автоматы. Вот так вот.

– А дальше?

Она вопросительно посмотрела на меня.

– За зоной кризиса что?

– А! А там собственно сам Край. И доступа туда нет совсем. Я имею в виду, что человеческий организм не выдержит приближения к Краю, а не какую-то условную бюрократию нашего НИИ.

– Я понял. Никакого Края в твое дежурство.

– Именно.

Она посмотрела на меня сквозь стакан.

– Богдан, у тебя такое несчастное лицо. Не печалься, завтра после теста на реакцию я приглашаю тебя на это же место в семь и даже угощу. А пока иди и готовься.

– А как готовиться нужно?

– Спать. Кстати, я бы на твоем месте купила маску для сна или плотные шторы – ночи тут почти не бывает.

Я пожал плечами.

– Могу спать даже на взлетном поле. Это мое второе хорошее качество после отличной памяти. Кеслер Иван Никифорович. Шестой этаж, главный корпус.

– Ну, если уж так, то запомни еще одну фамилию. Летов. Адам Летов. Он был отличным преподавателем теории искажения на курсах подготовки лаборантов. У него были неплохие наработки насчет самого явления искажения реальности. Если в них вникнуть, о можно написать действительно хороший отчет по работе НИИ.

– Летов. И как мне его найти.

– Никак, – Вика поставила пустой стакан и поднялась, поправляя куртку. – Он погиб два месяца назад. Ужасно погиб.