Читать книгу Карантинная зона - Павел Шушканов - Страница 4

Я проворочался полночи и уснул почти под утро, которое не очень-то отличалось от самой ночи. Однажды я был в Питере в разгар летних ночей и тогда так же сходил с ума от бессонницы в местной гостинице, пока, наконец, плюнув на все, не отправился курить на крыльцо. И сидел там, кутаясь в куртку и стуча зубами от холода, пока не рассвело. Тут все было немного иначе. Небо затягивали тучи, но дважды мне казалось, что восходило солнце. Я открыл окно и услышал шум дождя. По пустым аллеям текли потоки воды. Башни главного корпуса окутывала колыхающаяся дымка. На скамье под высоким деревом, опустив голову, сидел человек в ярко зеленой куртке. Видимо такой же полуночник как я, решивший прогуляться, но застигнутый дождем.

Комнату наполнила прохлада и я, завернувшись в тонкую простынь, задремал. Снилась Марина. Еще черные короткие волосы и зеленые глаза. «Ты сумасшедший, Богдан». Я так и не сказал ей что уезжаю и куда уезжаю. Оставил письмо на столе, а ключи от моей квартиры у нее были. Неправильно и по-свински, но она так и не позвонила за эти дни, пока я не перешел рубеж аномальной зоны. Тут я был уже недоступен ни для ее звонка, ни для ее обид на отсутствие предложения. Мне снилось, что она читает письмо, комкает его и бросает в стену. Стена рассыпается в прах, и она проваливается вместе с ней в пустоту, пытается уцепиться за крошащиеся кирпичи, а я смотрю на нее сквозь окно тамбура.

Нарастающий пиликающий звук вырвал меня из сна. Девять утра. Собеседование через час. Я доел оставшееся со вчерашнего дня яблоко, умылся в общей ванной и отправился искать психолога, ощущая всем телом, что так необходимый сон наконец начинает настигать меня.

Аллея вела к главному корпусу. Незнакомец в зеленой куртке исчез, а на широком тротуаре начинали подсыхать лужи. Я вошел в те самые огромные двери, но на этот раз отправился прямо к лестнице, у которой на огромных стендах виднелись план здания и масса другой полезной информации.

– Кафедра альтернативной оптики, отдел ксенологии, – читал я вслух, – плановый отдел, лаборатории кафедры общей теории искажения. Ага, психолог.

По лестнице спускались две девушки и парень в наушниках. Одну из девушек я узнал – на этот раз она была не в полотенце. Улыбнулся, но меня проигнорировали. Парень вручил мне ярко-оранжевый листок с приглашением в дискуссионный клуб Фламмариона.

Психолог находился на втором этаже. Его кабинет с белой дверью соседствовал с медицинским отделом. Я некоторое время озадаченно смотрел на брошенные в коридоре носилки. Выглянула медсестра.

– Проходите.

Психолог был абсолютно седым. Его нос украшали очки в толстой оправе. За спиной висели несколько плакатов с очень странными и даже пугающими картинками – чистый сюрреализм на уровне бреда.

– Авдеев. Прибыли вчера, – констатировал доктор, заполняя карточку. – Начнем со стандартного теста Роршаха.

С черно-белыми картинками у меня никогда не было особых проблем. Я не видел ни монстров, ни извращений – только животных, преимущественно. Психолог кивнул и достал другие карточки. Цветные. Каждую из них он просил охарактеризовать одним словом. В течение пятнадцати минут я насмотрелся диких вещей, которое потом еще всплывали в сознании не один день. Затем перешли к другим, в основном устным, тестам.

– Ярко выраженная сколецифобия, и педиофобия. Остальные отклонения не так характерны. Склонность к навязчивым движениям, боязнь толпы.

Он продолжал говорить, но видимо сам с собой.

– Я допущу вас до теста на реакцию, но с небольшими ограничениями. Вы пройдете его в карантинной зоне на полигоне два, сегодня после обеда. Инструктора получите на месте.

– Спасибо. А карточку можно посмотреть?

– Нет.

Наспех перекусив в буфете парой холодных котлет и очень бледным на вид кофе (они все-таки принимали обычные рубли), я решил, не теряя времени, познакомиться с профессором Кеслером, любезно рекомендованным мне Викой. Желание написать действительно хорошую статью предполагало доступ к информации, на которую вряд ли мог рассчитывать штатный сотрудник пресс-центра, а значит, лучшей перспективой для меня было искать постоянный доход здесь, пусть даже в качестве ассистента. Имея доступ к архивам института, я надеялся в скором времени завершить работу над статьей. В конце концов, ассистент – не самая худшая их должностей, особенно в моем положении.

Я помнил ассистентов еще по учебе в университете на журфаке. Это были молодые и худые ребята в футболках и наушниках, темными кругами под красными глазами, с кипой непроверенных контрольных работ и рефератов. Они вечно жаловались на зарплату, боготворили и ругали своих руководителей и создавали видимость своей незаменимости и значимости.

Поскольку всего этого я не умел, из меня вышел бы, вероятно, очень неважный ассистент.

– Подождите минутку, – любезная, но хмурая секретарша доложила обо мне, затем повесила трубку коммутатора и, покусывая ноготь, сообщила. – Вроде бы не занят. Пройдите.

Я представлял профессора Кеслера взбалмошным стариком, который начнет орать на меня с самого порога, что я отрываю его от важных дел и все такое прочее, с седыми редкими волосами и огромными старомодными очками в роговой оправе. Обязательно в сером советском пиджаке с протертыми локтями. Либо добродушным, но ехидным старичком, с оценивающим прищуром и скверным характером. Но интуиция меня обманула.

Профессор Кеслер сидел в высоком кресле перед старомодным дубовым столом. Перед ним был открытый ноутбук и несколько очень толстых папок. Одну из них, раскрытую, он методично изучал, не оторвавшись от бумаг, даже когда я поздоровался и присел.

Он был абсолютно лыс. На остром носу поблескивали узкие очки. Вероятно, он даже не был так стар, как я полагал поначалу – острые черты лица и почти полное отсутствие морщин скрывали возраст. Его костюм был черным и, судя по пиджаку, очень дорогим.

Я осмотрелся. Кабинет был огромным. У окна стоял еще один стол, свободный. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами и одинаково-красными полными папками с протертыми корешками. На стенах ничего, кроме малознакомой карты и огромных часов. У другой стены мельтешил экранной заставкой монитор сервера. Рядом на столе лежало то, что я поначалу принял за рыболовную сеть.

Профессор Кеслер сделал пару резких помарок карандашом в открытой папке. Мне даже послышалось, как рвется под острым грифелем бумага. Затем он взглянул на меня, сквозь очки и снова погрузился в чтение.

– Молодой человек, – услышал я, – покиньте мой кабинет.

Вот так раз. Первое общение с Иваном Никифоровичем было коротким и очень неприятным. Я вышел, торопливо закрыв за собой дверь. Секретарша, прочтя выражение моего лица, только развела руками.

– Здравствуйте, – в дверь просунулась Вика с небольшой стопкой уже знакомых папок. – Ага, и ты здесь. Как дела? У себя?

Она кивнула в сторону кабинета.

Секретарша коротко кивнула, но докладывать не спешила, уткнувшись в монитор. Судя по характеру щелчков мышью – незамысловатая компьютерная игра.

– У себя, но не в духе, – ответил я, ободряюще улыбнувшись. Выглядело глуповато и неуместно. Вика в ярко-красной юбке и белой блузке тоже выглядела здесь неуместно, но она уже проскользнула в дверь и аккуратно закрыла ее за собой. Я решил подождать, порасспрашивать по пути к лестнице о предстоящем тесте, в конце концов, отсюда меня никто не выгонял. Секретарша потеряла ко мне всякий интерес, а за стеной, вопреки моим ожиданиям, было тихо. Ни малейшего намека на возмущенные крики.

Вика появилась через пару минут, но уже без папок.

– Все. Он тебя ждет. Пожалуйста.

Я открыл было рот, но пока мешкал задать вопрос или поблагодарить, она уже скрылась в коридоре.

Только непонятно откуда царящее во мне доверие к Вике заставило меня войти в этот кабинет еще раз.

– Подойдите.

Профессор Кеслер смотрел прямо на меня без капли злобы или неприязни. Нет, скорее даже сквозь меня, как на один из своих непонятных буклетов.

– С большой земли?

Я кивнул. Он приподнял ноутбук и, выудив из-под него папку серого цвета, протянул ее мне.

– Вы прочитаете это и отметите карандашом непонятные места. Нужно сделать до десяти утра завтрашнего дня. Пока это все.

Я понял, что это действительно все по тому, как профессор мгновенно вернулся к работе, словно я уже давно исчез и кабинета, и тихо вышел. Видимо, это следовало расценивать, как согласие работать со мной.

Я осмотрелся в приемной. Но не увидел других рабочих столов, а секретарша, словно прочтя мысли, покачала головой и указала пальцем на кабинет профессора.

* * *

Полигон номер два я нашел без особых усилий, правда, потратив с полчаса на расспросы персонала.

Небо затянули низкие тучи, но дождя не было. Я шел по тропинке вдоль реки, дрожа под курткой. Позади остались и главное здание, и лабораторные корпуса, а впереди маячила низкая проволочная ограда с красной табличкой «карантинная зона. Полигоны 2,3». Здесь цепочки холмов почти сходились и сразу за полигонами, где заканчивалась карантинная зона, виднелся проход с широкой глинистой дорогой.

Полигоны отделялись друг от друга все той же сеткой. На полигоне три высились две башни, непонятного назначения, метров по тридцать в высоту. На нашем только будка пропускного пункта, грузовик и шлагбаум. Полигон покрывала невысокая зеленая трава, почти стадионная. Сквозь нее пролегала к шлагбауму асфальтовая полоса, метра три в ширину, с разметкой.

У полосы стояли трое. Одного я узнал – психолог с пачкой листков в руках. Тела двух других закрывали странные костюмы, сотканные из тонкой металлической сетки. На широком поясе поблескивали датчики. Я вспомнил, что видел такой в кабинете Кеслера.

Один их людей в костюмах подошел ко мне и, сняв с лица маску, протянул мне руку. Я тоже его узнал.

– Мартин?

– Богдан, так вроде? Я буду твоим инструктором на тесте. Главное не паникуй и соблюдай все мои указания, тогда все будет более-менее неплохо, если учесть, что мы в самом жутком месте на Земле.

Я усмехнулся, но внутри появился неприятный холодок и заструился по позвоночнику.

– Пойдем к остальным.

Третьего человека я тоже знал Олег Олегович. Я должен был узнать его по грузной комплекции. Он тоже снял с лица сетку и добродушно улыбнулся в знак приветствия.

– Испытуемый Богдан Алексеевич Авдеев. Тест номер один. Время начала…, – забубнил психолог, но Мартин отмахнулся от него.

– Оставьте вы свой канцелярский тон. Давайте сначала введем человека в курс дела, ему и так не по себе.

Психолог пожал плечами и, выудив их кармана часы, отвернулся.

– Значит так, – Мартин отвел меня в сторону, – сейчас по команде будут отключены оба генератора, сдерживающие волны искажения оттуда.

Он указал на проход между холмами.

– Их сила небольшая, но по мере продвижения по этой размеченной полосе, она будет увеличиваться. Твоя задача – пройти как можно дальше.

– У меня нет костюма, – напомнил я, смекнув, что сетчатый балахон – это какое-то средство защиты.

Мартин улыбнулся и похлопал меня по плечу.

– Он тебе не понадобится. Искажение на таком расстоянии слабое и абсолютно безопасно. В костюмах будем только мы, но лишь для того, чтобы ты не видел, как оно сказывается на нас. Ты должен сосредоточиться только на себе. Предупреждаю, будет немного неприятно и страшно, но, запомни, все абсолютно безопасно и обратимо, как только снова заработают генераторы.

– Кажется, понял, – сказал я и взглянул на дорожку с разметкой. Она казалась длиннее, чем в первый раз.

– Вот и отлично. Я пойду в шаге от тебя. Не спеши, можно останавливаться. Не бойся, и… удачи, Богдан.

Мартин натянул на лицо маску-сетку и нажал несколько кнопок на поясе. Индикаторы засветились ободряюще-зеленым.

– Можно начинать.

Платонов кивнул и поднял руку, давая знак операторам на башне. Психолог открыл блокнот.

Я подошел к краю асфальтной дорожки. Сердце бешено колотилось, хотя я даже не представлял, чего именно мне следует бояться. Полоса была равнодушно-белой, а разметка, показывающая расстояние и уровень доступа в зону искажения – недостижимо далекой.

Мартин замер в шаге от меня и жестом показал на проход между холмами. Оттуда с минуты на минуту должна была надвинуться волна.

В голове крутились странные мысли. Почему-то вспомнилась Марина, наша последняя ссора. Она сидела на спинке кровати, обгрызая лак с ногтей, ее лицо не выражало ничего, кроме усталости. «Ты сумасшедший, Богдан». А может это и правда?

Я смахнул с лица холодный пот. Так, нужно вспомнить все, что я знаю об искажении. Нужно знать, чего следует (точнее, ни в коем случае не следует) бояться. Вроде бы искажение – аномалия изменения реальности. Вот только что это значит? Как реальность вообще может измениться? У меня что, станет десять пальцев на руке?

Я глубоко вздохнул. Мартин снова указал на холмы и стал немного ближе ко мне. Чтобы не позволить убежать – решил я.

Через мгновение все началось. Дорога между холмами слегка вздрогнула, подернулась маревом, словно в страшную жару, хотя на самом деле было довольно прохладно, и вдруг изменила направление. Теперь она резко сворачивала влево, прямо в холм. Пелена приближалась, хотя уже не была такой заметной. Трава в десятках метрах от меня меняла цвет от ярко-салатового до почти белого и это сумасшествие все приближалось. Я увидел, что далеко впереди асфальт потемнел, а затем пошел мелкой рябью. Потом это приблизилось ко мне. В ужасе смотрел, как мелкие камешки переворачиваются прямо в асфальтной массе и обращаются чешуйками. Все полоса передо мной уже походила на нечищеного карпа.

Затем накатился холод, но не обжигающий кожу, а пронзающий ее, словно рентгеновские лучи. Ощущение быстро ушло, только пот продолжал струиться по спине и лбу.

Я взглянул на Мартина. Он был спокоен и даже ободряюще улыбнулся. Значит, на самом деле ничего страшного не происходит. Все в порядке вещей. В конце концов, чего еще я ожидал? Тут такими явлениями целый институт занимается.

Я сделал шаг вперед. Видимо ударная волна была самой сильной, сейчас все казалось привычнее, и даже трава вернула свой естественный цвет. Чешуя на темном асфальте оказалась нарисованной. Еще шаг. Словно иду сквозь воду. Моим инструкторам в костюмах, наверное, проще.

Все не так уж плохо. Дорога впереди уже врезалась в холм справа. Трава раскачивалась, хотя не было и намека на ветер. Я снова сделал шаг, и мне показалось, что моя нога наступила в мягкое тесто. Что ж, не страшно. К метаморфозам асфальта я уже привык. Я, стараясь сохранить спокойствие, медленно перевел взгляд вниз.

Меня словно ударило и парализовало одновременно. Так бывает, когда внезапно увидишь что-то мерзкое. Смотришь как завороженный и не можешь сделать шаг. Только на этот раз сильнее. Нет, я не наступил на мягкое тесто. Мягким тестом стала моя нога. Казалось, она почти совсем лишилась костей и сейчас растекалась по асфальту, смешиваясь с ним.

– Стой! Стой, передохни! Смотри перед собой!

Это Мартин. Он понял, в чем дело.

Я замер, глядя только вперед. Не мог вздохнуть. Снова вернулся холод – видимо вторая волна. На этот раз морока не было, просто холмы впереди покрылись сотней тысяч нор. Я вздрогнул.

– Закрой глаза и иди!

– Так нельзя, – услышал я скрипучий голосок психолога.

– Помолчите. Пусть передохнет.

Но я уже шагнул. Мне показалось, что я встал на что-то живое. Да, асфальт казался живым!

Меня замутило, и я обернулся.

– Стой!

Но я уже шагнул назад, зашатался, боясь упасть на дрожащую под ногами поверхность. Боясь прикоснуться к ней чем-либо еще, кроме подошв. Снова тошнота, но сильнее. Я попытался зажать рот рукой, и вот она оказалась на уровне моих глаз. Десять тонких белых пальцев без суставов.

Я закричал и бросился бежать.

– Стоять! Генераторы!

Было поздно. Я падал прямо на живой асфальт и прежде чем коснуться его, я провалился в уютную успокаивающую темноту.

* * *

– Доступ три с ограничениями.

– Да, однозначно, три с ограничениями.

Я сидел на раскладном стуле со стаканом воды и заслушивал приговор. Что-то подсказывало мне, что тест я не прошел, а доступ «три с ограничениями» – не самый лучший статус для сотрудника института.

– Ну, прости друг.

Лицо Мартина не выражало гнева, хотя следовало бы. У меня был лучший инструктор и простейший тест – пройти десять метров, но истерик внутри испортил и это.

– Не переживай, – Мартин хлопнул меня по плечу и быстро зашагал по полю в сторону холмов.

Да уж. Я допил воду и вернул Платонову стакан. Пожалуй, мне следовало остаться в Москве.

* * *

Вика застала меня созерцающим потолок в моей комнате.

– Я, кажется, звала тебя в бар.

Я приподнялся и долго смотрел на ее красиво уложенные волосы, которые казались темнее, чем обычно.

– Не лучшая идея, Вика. Я раздавлен.

– Сколько?

– Три с ограничениями.

– Слабак.

Я только горько вздохнул.

– Ладно, – она подошла и потянула меня за руку, – я говорила, что мы отметим твой экзамен, а не результат. Идем уже.

Я кивнул на толстую папку, врученную мне накануне профессором Кеслером, и развел руками.

– Приду, как освобожусь.

– Поняла. Ну, удачи.

Странно, но внезапный приход и уход Вики привел меня в чувства. Я протер глаза и, усевшись за стол, разложил перед собой серую папку. На обложке не было ничего, даже номера. Видимо, профессор всегда держал эту папку под рукой. На первом листе значилось: «К вопросу о волновой структуре искажения» И.Н.Кеслер А. А. Летов Монография. После такого заголовка мне стало страшновато открывать второй лист. На месте Кеслера я бы снабдил меня учебником вроде «Искажение для чайников» и парой месяцев времени на его изучение. Здесь же он совал меня носом сразу в узкоспециальный вопрос. Видимо, профессор обладал изрядной долей профессионального садизма.

Я приготовил карандаш и впился глазами в текст, ожидая увидеть хитро связанный набор непонятных и совсем непонятных фраз, однако ничего такого в записях, распечатанных на старом матричном принтере, не было. Это вообще не был текст монографии, а обычное письмо:

«Дорогой друг! Прости, что не предупредил о скором отъезде, но ты знаешь, как важно сейчас сохранять максимальную секретность и действовать быстро. Я планирую провести часть экспериментов на границе с зоной кризиса, хотя ты и скажешь мне, что я несчастный романтик и самоубийца и поругаешь за полное пренебрежение научной методикой, но я, все же, предпочитаю действовать. В случае неудачи, ты знаешь, где меня можно найти. Адам».

Ниже были цифры, очень много цифр, разбитых на колонки. Они продолжались и на следующем листе и на сотом тоже. В некоторых местах были сделаны пометки вроде: «полная ерунда!!!». С последним замечанием я полностью согласился. А дальше я нашел что-то вроде карты, наспех нацарапанной твердым карандашом. В углу рисунка было озеро, а чуть левее начиналась слабая пунктирная линия, проходящая через холмы и небольшую речушку. Рядом канцелярской скрепкой была прицеплена фотография. Мужчина лет тридцати стоял на берегу озера и указывал рукой на что-то вдалеке, смутно напоминающее одинокую гору, только пепельно-серого цвета. Внизу была подпись: «Наблюдение вертикальной аномалии. 14 июля 1999г. 16—30», а на самой фотографии аккуратно выведено: «Я же говорил, что найду ее. Адам».

Адам! Вот как выглядел Адам Летов, с работой которого мне следовало ознакомиться. Невысокий, с искренней, но снисходительной улыбкой на загорелом и обветренном лице и прищуренными глазами. Из-под приподнятого капюшона проглядывали высокие залысины. А потом я заметил саму куртку. Она была ярко-зеленой, как та у полуночника под дождем прошлой ночью. Видимо, тут популярны такие куртки.

Дальше было еще одно письмо:

«Дорогой друг, по вполне понятным причинам я не смогу явиться на ученый совет и, тем более, поддержать тебя в стремлении прекратить то безобразие, которое собираются учинить наши „уважаемые“ коллеги. Но ты должен понимать и помнить, что мое отсутствие на совете, я надеюсь, будет расценено тобой не как предательство, а как отчаянная попытка помешать тому, что я изначально считаю полной катастрофой. Та правда, которую я нащупал здесь в зоне кризиса более невероятна, чем то, что мы могли предположить ранее. До скорой встречи. Адам. Июнь 2002 года».

Вероятно, это было последнее письмо Летова. В конце июня, как я помнил из разговора с Викой, он погиб.

Я занес карандаш, чтобы сделать пару пометок, но, подумав, отложил его и порвал листок из блокнота на множество мелких закладок. Через четверть часа с работой было покончено. Я прихватил с крючка куртку и отправился в бар.

* * *

Вечер пятницы здесь, на самом краю мира такой же, как и везде на планете. Обычно безлюдное фойе общежития наполнено шумными компаниями, организующимися для досуга. Из знакомых никого, впрочем, и на меня никто не обратил внимания, только какая-то девушка кивнула, видимо, обознавшись. На улице горели фонари, хотя вечер был привычно пасмурным, но совсем не темным. Пожарные лестницы, словно голубями, были облеплены курящими обитателями корпуса.

– Эй, новенький, – крикнула с балкона моя знакомая с полотенцем, на этот раз на ней был пушистый халат и бигуди в волосах, – тебя кто-то искал.

– А поточнее? – поинтересовался я.

Девушка нахмурилась и уставилась на парня рядом с собой.

– Мартин? – предположил тот.

– Точно. Тебя Мартин искал.

Я поблагодарил и продолжил путь в бар, догадываясь, что именно там его и встречу.

Бар был тем же, но выглядел иначе. Повсюду был звук: громкая музыка, соревнующиеся с ней голоса, галдеж настоящей толпы у барной стойки и непрерывный писк телефона у огромного парня в дверях, пытающегося рассеянным взглядом отыскать нужную кнопку для ответа. Вику я не видел, как и Мартина. Только знакомый бармен с серьезным лицом принимал заказы и улыбался краем рта. Я почувствовал себя неуютно, окруженный знакомыми между собой людьми, среди которых ни одного известного мне лица.

Я пробился к дальнему краю стойки, не надеясь быть замеченным барменом, и привычным движением пошарил по карманам в поисках сигарет, забыв, что забросил эту привычку еще на большой земле. Бармен внезапно всплыл передо мной и вопросительно кивнул. Я попросил пива, и он, снова кивнув, исчез. Что ж, с полным стаканом я буду выглядеть не так глупо.

Когда кто-то тронул меня за плечо, я резко обернулся, но с сожалением не заметил красного платья, зато увидел улыбающегося Мартина.

– Привет! – он протянул руку и одновременно подал знак бармену, – я тебя искал. Как ощущения после экзамена?

– Переживу, – ответил я.

– Да я не про то. Голова не кружится, не тошнит? Вообще искажение – чрезвычайно неприятная штука. Особенно с непривычки.

– Я заметил.

Бармен поставил перед нами еще два холодных пива, и я было потянулся за кошельком.

– Спокойно, – отозвался Мартин, – люди со стрессом сегодня не платят.

– Это тут правило такое?

– Угу. Только что начало действовать.

Мартин слегка стукнул кружкой по моей и залпом отпил половину.

– Слышал, ты работаешь с Кеслером.

– Первый день. И это еще не точно.

– Как тебе вообще это удалось?

Я хотел было рассказать про Вику, но почему-то передумал. Не знаю, какие у них тут порядки.

– Напросился, – ответил я.

– Значит ты самый везучий человек в пределах Края. Работать с профессором Кеслером – суперпрестижно, хотя и тяжело, так что я и сочувствую и завидую тебе одновременно. До тебя только Адам удостоился такой чести.

– Летов?

– Летов, какой же еще. Ты, уже слышал о нем?

– И заметил, что он очень популярен был в свое время.

Мартин кивнул.

– Ты имеешь в виду, когда был жив? Это верно. От односторонней реки до самого Края ты не найдешь человека умнее и лучше, чем был Адам. Мы не были друзьями, но одно время работали вместе и это был праздник, а не работа. Он сыпал идеями и тут же воплощал их, хоть и не всегда удачно, находил новые возможности в каждой своей неудаче, брался за тысячи дел и пытался закончить их все. Иногда мне казалось, что я вижу его в сотне мест одновременно. Гениальный был человек.

Мартин снова поднял кружку и сделал пару глотков, думая о чем-то своем.

Вики все еще нигде не было видно. Я начинал беспокоиться.

– Ты хотел меня о чем-то спросить, – напомнил я.

– Верно. Скорее не спросить, а попросить. Если Кеслер будет выбираться на полевые исследования в ближайшее время, попроси его взять себя с собой. В сопровождении тебе не понадобится высокий уровень доступа, а после я смогу упросить психолога тебе этот уровень поднять. Кто был на полевых – тому хорошие льготы.

– И все? – вдруг спросил я.

– А ты думал? Денег у тебя попрошу? – Мартин рассмеялся и хлопнул меня по руке, – ты хороший человек, Богдан, это я еще под репродукцией Фламмариона понял, а вот психолог – занудный и противный гад. Не хочу, чтобы всю жизнь тебе довелось безвыездно торчать в карантинной зоне.

Я только кивнул в знак благодарности, но Мартин не заметил. Он смотрел куда-то в дальний угол бара, где было особенно весело.

– А ну пойдем посмотрим. Там ребята с технического, а они мне никогда особо не нравились.

Идти я не хотел, но, прихватив кружку, поплелся вслед за Мартином туда, где издавали громкие возгласы полдюжины здоровых детин. Мартин протиснулся между ними и втянул за собой меня. И там я увидел столик, в самом углу. На грязной столешнице валялись с десяток стеклянных рюмок в небольшой луже и крошках, а остальные, вместе с блюдечком жареных орешков в хаотичном порядке стояли в центре. Парень в серой футболке склонился над ними, положив перед собой наручные часы.

– Тридцать секунд! – рявкнул он, и остальные издали ободряющий рев.

– Двадцать!

Напротив него сидела девушка и это была Вика. Я не сразу узнал ее в лицо, только по одежде и наполовину сохранившейся прическе. Она резко выдохнула и подняла над головой сразу две рюмки с янтарным содержимым. Подбадривающие крики усилились и слились в один невероятно громкий гул.

– Давай, Вика!

Вика разом опрокинула в себя две рюмки и громко поставила их на стол, от чего пустая посуда подпрыгнула и покатилась. Она взяла еще две и мгновенно осушила их.

Парень в серой футболке широко улыбаясь следил за ней. Вика откусила половинку жареного орешка и опрокинула еще две порции виски.

– Шесть за двадцать, – хрипло произнесла она, потирая переносицу.

– Вика?

Она взглянула на меня рассеянным взглядом, но не узнала. Или не различила в толпе.

– За двадцать шесть! – парень в футболке показал ей часы.

– Вот же дерьмо.

Она опустила лицо на ладони и громко выдохнула.

– И снова Саша победил! – пропел футболка противным голосом, – как насчет уговора?

– Ладно, спор есть спор.

Она поднялась, хотя едва держалась на ногах. Двое парней легко оторвали ее от земли и поставили на столик.

– Чего ржешь? – она поддела носком туфли рюмку и запустила ее в злорадствующего парня.

– Вика! Вика! – скандировала толпа вокруг, а Вика начала расстегивать платье.

Я не верил в происходящее. Казалось, что стоит зажмуриться посильнее и все исчезнет: очень нетрезвая компания, парень в футболке вместе с футболкой, запах пролитого виски и запах духов, Вика, звук расстегиваемой на ее спине молнии. Но ничего не исчезло. Одно плечо она уже освободила, повернувшись к нам голой спиной.