Читать книгу Сколько себя помню… Том второй. Хроники неорганической жизни - Павел Сильчев - Страница 11
Армейские радости
ОглавлениеДва месяца прошло, как болезнь вернулась. За это время Федор смог убедиться, что голоса в его голове это реальные мысли людей.
За это время он ни разу не видел тех загадочных и красочных снов, что были прежде, и это серьезно подталкивало его к размышлению о невероятной правде. Похоже было, что Федор – одна из ипостасей Нострима, который захватил не только его, но и Тонье, в свое время.
Был ли он с ним всегда, или вселился в него в детском возрасте, но факт оставался фактом, этот Ностирим наделил его сверхестественными способностями.
Чем больше он думал об этом, тем страшнее ему становилось. А еще надо было признать реальными все приключения из его снов. Ему постоянно хотелось вернуться туда, но не было никакой возможности, он не знал, как это сделать, и возможно ли это.
Ему казалось верным предположение, что со смертью Тонье, он вернулся в свое прежнее тело, которое некоторое продолжительное время жило само, без него. И тогда приходилось признать, что он на самом деле не Федор, а тот самый Нострим, потому что именно он переносился в другие миры, а настоящий Федор, тем временем, оставался дома, в Москве. И только пользуясь его памятью, он мог вспомнить, что происходило в этот период, но пока он не задастся целью вспомнить, в его голове нет этих воспоминаний.
Это просто сносило крышу. Как можно было к этому относиться? Но мы есть те, кто мы есть, и поэтому он скоро обжился с этой мыслью и задался целью раскрыть свои скрытые возможности.
Теперь он уже не только слышал мысли окружающих, но и вспомнил, как погружаться в головы людей находящихся от него на значительном расстоянии.
Комбат был замечательным человеком и командиром. За эти два месяца они сильно сблизились. Между ними пролегли тихие тропы молодой дружбы, пока еще ни к чему не обязывающие, но уже приносящие много приятных минут совместного труда и досуга.
Все было хорошо, пока не пришло время квартального заседания штаба, где должны были собраться все местные командиры, для обсуждения важных организационных вопросов.
Ничего не предвещало беды, и когда Комбат сказал, что хочет видеть его на этом совещании в качестве секретаря, то не было в этом ничего странного.
Утром того дня, Комбат неожиданно подошел к столу секретаря.
– Мне бы хотелось, чтобы на заседании ты смотрел в оба, может заметишь в поведении людей чего интересного, а потом обсудим, угу? – Проговорил он тихо, доверительно.
Федор согласно кивнул, и подумал, что долго же он собирался духом, чтобы воспользоваться секретарем.
Собрание было назначено на два часа дня, но без четверти все уже собрались, и заседание открыли.
На повестке было несколько вопросов, суть которых совершенно не интересовала Федора. Его задачей было присмотреться к людям.
За то короткое время, что он провел в армии, он убедился, что большинство военных – люди до крайности грубые и пошлые. Даже если они на людях не показывают своего внутреннего человека, то заглянуть в их мысли порой бывает сущим наказанием. По этой причине Федор старался отстраняться от мыслей этих людей, но не сегодня. Ведь у него было задание.
По-началу он не знал, за что зацепиться, кого слушать. От какофонии голосов у него начинала болеть голова. Пришлось сменить тактику. Он скользнул по поверхности, не прислушиваясь, но и не отстраняясь, чтобы найти хоть что-то интересное.
Оказалось, что едва ли пара человек думала над насущным вопросом. Все остальные были заняты чем угодно, только не заседанием.
Несколько человек прямым текстом думали о том, чтобы это заседание поскорее закончилось, потому что у них есть дела поинтереснее.
Вдруг у одного из мужчин он ощутил агрессию. Что-что, а этого он тут не ожидал. Прислушался.
– Этот мерин до сих пор не подозревает, что ребенок у его женушки совсем не его, – думал крупный мужчина довольно брутальной наружности.
Неожиданно Федор осознал, что эти мысли направлены на Комбата. Что речь идет именно о его жене и ребенке. От неожиданности его бросило в жар. Этого еще не хватало! Зачем ему подобные тайны? Что он будет с ними делать?
– Завтра в увольнении мы с ней повеселимся, а он пусть работает. Он тут нужен больше, – продолжал смаковать свои мысли тот.
Федору стало неприятно от дальнейших подробностей, и он отстранился.
Больше слушать уже никого не хотелось. Мало ли, что может всплыть. Уж лучше неведение.
Но настроение ухудшилось. Как он оказался замешан в это неприятное дело? Теперь на нем ответственность, но как поступить правильно, он понять не мог
С одной стороны, дружба обязывала его рассказать всю правду Комбату, но как объяснить, откуда он это взял? С другой, это может быть чревато, не только для их отношений, но и для жизни его жены и ребенка. Что если от его слов в последствие они разведутся, ребенок будет расти без отца…
Сложный выбор.
Совещание окончилось, и в комнате повисла атмосфера всеобщего удовлетворения. Некоторые были рады, что организационные вопросы решены, и эта рутина уже позади, еще три месяца можно работать спокойно. Другие радовались, что на их долю в этот раз не выпало никаких дополнительных задач, а значит, не будет дополнительной отчетности и лишней бумажной волокиты. Но большая часть, все-таки воодушевлялась сиюминутной свободой. Одни хотели поскорее побыть в кругу семьи, другие напротив, рассчитывали еще успеть сходить налево, а кому-то просто не терпелось сделать ставку и просадить пару-тройку завалявшихся рублей в казино. Люди еще не вышли из зала заседаний, а уже никто не думал про работу.
– Что скажешь? – Счастливо улыбнулся Федору Комбат и обнял его по-отечески за плечи, когда они остались в зале одни.
– Даже не знаю, – честно признался тот и тяжело вздохнул.
– Что такое, мой мальчик? Заболел?
– Нет, физически со мной все в порядке. На заседании кое-что произошло, и я не знаю, как вам об этом рассказать.
– Говори как есть, а потом разберемся, – Комбат поставил саквояж к ножке стола и пригласил Федора присесть.
– Тот человек, крупный такой мужчина, третий от вас сидел, справа, – начал неуверенно он.
– Ну, Геннадий – снабженец, – подсказывал, как в школе, Комбат.
– Геннадий. Он все заседание вел себя очень специфично… что ли. У него к вам, определенно, скрытые негативные отношения имеются, – Федор пытался подобрать слова и при этом не сболтнуть лишнего.
– Что еще за скрытые отношения? – Напрягся Комбат.
– Так ведут себя предатели. Может быть, он метит на ваше место и клевещет в высшие инстанции; может, соблазнил вашу жену, и втуне посмеивается над вами; или просто ненавидит платонически, без всякой веской причины, но такое бывает реже.
Комбан нервно, но искренно хохотнул и поднялся из-за стола.
– До моего места ему не дотянуться, а для моей жены он не достаточно умен, – он пригласил Федора на выход и сделал жест, чтобы тот не брал лишнего в голову, но сам при этом посерьезнел.
– Я бы на вашем месте присмотрелся к этому Геннадию. Психология довольно точная наука, – сделал последнюю робкую попытку Федор и закрыл тему. В коридоре они разошлись, и каждый отправился по своим делам.
Следующие две недели прошли без происшествий. Все шло своим чередом, и это неприятное заседание ушло в прошлое, почти забылось.
Одним дождливым вечером, когда уже расходились после обычного трудового дня, Федор заметил странную задумчивость, даже озабоченность в Комбате.
– Все в порядке? – Спросил он у него на выходе из административного здания.
– Не бери в голову. Все будет хорошо, – пообещал тот и шагнул под небесную воду.
Следующим утром работники оперативного отдела арестовали Комбата и увезли в следственный комитет при армии войск. Оказалось, Комбат выяснил, когда у Геннадия увольнительная и застукал его у себя в доме со своей женой. Он застрелил Геннадия из штатного оружия и вызвал полицию.
С тех пор Федор больше уже не видел Комбата. На место командующего назначили временно исполняющего, а Федора отправили за ненадобностью обратно в казармы.
Это был серьезный удар. Он думал, что если правда выйдет на свет, то могут быть проблемы, но не такие. Почему все так до крайности осложнилось? Он потерял друга, хорошее место, а, главное, душевное равновесие и спокойствие. Все опять стало неопределенно. Будущее вновь покрылось густым туманом. Пришлось вспоминать казарменные порядки, чтобы влиться в знакомый, но неприятный ритм жизни.
На утреннем построении Ротный остановился напротив него и приказал выйти вперед.
– Подобные выскочки, – начал он всем про меня, – всегда попадают в неприятности, и рано или поздно возвращаются в свой коллектив опозоренные, с поджатыми хвостами. Это пример для всех! Никогда не отрывайтесь от коллектива! Вы – солдаты, единое тело, так чтобы жить и умирать вместе! А фаворитизма в своей среде мы не потерпим. – Он многозначительно и упрямо посмотрел Федору в глаза.
Подобное отношение было совершенно несправедливо, с точки зрения виновника событий. Федор злился на Ротного. Очень злился. И без того на душе был гадко, так еще этот пустобрех раскачался на целую проповедь.
Федор заметил в углу за дверью ведро для мытья полов. Дежурный не успел вылить из него грязную воду, после мытья казармы и аккуратно накрыл его тряпкой в углу, чтобы не бросалось в глаза. Федору так захотелось напоить Ротного этой хлорной жижей, что он сказал ему мысленно:
– Пей грязную воду из ведра.
Ротный неожиданно оборвал свою речь, словно у него в горле пересохло, осмотрелся и уверенно направился к ведру. На глазах у сотен солдат он снял с ведра тряпку, как крышку с йогурта, поднял ведро к лицу и с видимым удовольствием утолил свою жажду.
Вздох изумления прокатился по рядам. Такого им еще не приходилось видеть. Федор вдруг осознал, что он только что научился давать установку. Этот первый опыт так понравился ему, что он решил продолжить.
Ротный окинул солдат своим хищным орлиным взглядом и плеснул из ведра прямо на солдат. Чинные ряды солдат покачнулись и распались, как карточный домик. Началась невообразимая неразбериха. Кто-то стал драться, офицеры младшего состава пытались остановить беспорядки, но они лавиной охватили весь строй. А Ротный хохотал, словно сумасшедший.
Когда подоспела помощь, долго ловили Ротного, который быстро бегал, больно бил и ловко уворачивался от медицинских работников. Это было невообразимое ЧП, весть о котором долетела до самого верховного командования.
Два вопиющих инцидента почти одновременно привлекли особое внимание контролирующих органов. Гостей понаехало немерено. Инициировали несколько проверок из разных инстанций, так что в батальоне царил удивительный порядок. Офицеры были профессиональны, вежливы, солдаты ходили по струнке, порядок воцарился даже в столовой. Кормить стали значительно лучше.
Но во всем этом было одно неприятное обстоятельство. Федор засветился всюду. Он был на виду рядом с Комбатом, и тут же перед всеми, рядом с Ротным. Хоть и не понятно как, но проверяющим казалась очевидной его связь с этими двумя происшествиями.
Допросы и расследования ни к чему не привели, но к Федору осталось повышенное внимание не только от гостей, но и от местных офицеров. Его стали уважать и побаиваться, каким-то религиозным страхом. Суеверие прочно прилепилось к персоне Федора, и одни думали, что он чистое зло, и от него лучше держаться подальше, а другие полагали, что на его стороне Бог, и всякий, кто вольно или невольно причинит ему зло – поплатится. Так или иначе Федора стали сторониться.