Читать книгу Гонимый в даль из Кашгара в Кашмир - Павел Степанович Назаров - Страница 7

Жизнь базара. – Китайское правосудие. – Неосмотрительность и ужасный конец генерала Ма. – Жестокость дуду. – Казни в обед. – Отменные законы и жестокие наказания. – Британское Генеральное консульство и общественная жизнь.

Как и во всех городах Азии, базар – не только рынок фруктов, овощей и прочего товара, но и средоточие общественной жизни. В его бесчисленных и просторных чайханах, т.е. чайных, с их огромными самоварами, ковриками на полу и топчанами с пёстрыми коврами, вечером перед омовением и молитвой собирается самое разношерстное общество. Центральная Азия – страна демократичная, без классовых различий и каст.

Чайхана, т.е. чайная. (W. Harteveld, 1913. Общественное достояние).

Богатые и бедные, солидные беки и простые дехкане, сидят в чайхане бок о бок, пьют одинаковый чай из одинаковых пиал. Все едят одинаковые лепёшки, вдыхают дым табака из одного чилима, наргиле105. Когда подносят к губам мундштук после сотни других курильщиков, никогда не испытывают чувство брезгливости, и не придет им в голову мысль о салфетке. Здесь свободно обсуждаются все новости дня, дела правительства и беков, полицейских и судей, слухи торговые и политические. Здесь нет словесной цензуры, и общественное мнение выражается открыто; даже высокопоставленным и влиятельным людям приходится считаться с базарными сплетнями, коими не так-то легко пренебречь. Здесь приветствуются свои народные средства «вещания», ибо публика здешняя любит искусство рассказчика, какого-нибудь странствующего дервиша или слабоумного дувана106 с его байками и прибаутками.

Базар и мечеть в Кашгаре. (C.G.E. Mannerheim. 1907)[7]

На Кашгарском базаре каким-то быстрым и таинственным образом, будто молнии, вспыхивают вдруг новости с базаров иных городов Кашгарии – Яркенда, Хотана и даже таких далёких городов как Пекин и Кабул. Волны базарных слухов не менее загадочны, чем волны электромагнетизма.

В густой и разнообразной толпе чайханы тщетно было бы искать китайских чиновников или солдат. Считая себя народом более цивилизованным и культурным, они чуждаются народа местного, но держат ухо востро и внимательно прислушиваются к мнению базара.

На рыночной площади Кашгара находится самая большая городская мечеть, поэтому можно сказать, что базар есть средоточие не только мирской, но и духовной жизни города. Здесь может быть обсуждаемо всё: от нарушений шариата до таких комичных событий, как утрата калошей каким-нибудь мусульманином, чересчур углубившимся в молитву. Впрочем, в Кашгарии, стране воров, подобные кражи – явление обычное, так что прихожане практичные и осторожные кладут калоши перед собой, и, падая ниц, не сводят с них глаз.

Иногда днём можно увидеть, как свой обход по базару осуществляет «инспекция мер и весов». Вот впереди шествует достопочтенный кази, то бишь судья, за которым едет всадник с кумчей, длинной толстой плеткой – это должностное лицо, немедленно приводящее в исполнение приговор кази. За ним снова едут бек, паршабы (полицейские) и толпа зевак. В качестве эталонов веса используют они булыжники, что добываются прямо со дна реки, а мерой длины служит аршин или гез107, равный 2⅓ фута. Любопытно, что за единицу веса многих товаров, таких как дрова, клевер, сено, ячмень, пшеница, дыни, виноград и т.п. принимается средний вес ноши осла. Часто можно слышать выражение: «Я купил сегодня пару ослов дынь». Обычно таковая ноша весит около ста пятидесяти фунтов (70 кг).

Торговцы, уличенные в продаже товаров заниженного веса или плохого качества, получают приговор от кази, и его тут же на месте приводит в исполнение палач с кнутом. В случае с богатым торговцем кази всегда рад заменить своё наказание штрафом, ибо вырученные средства идут прямо в карман сего блюстителя шариата.

Уличная сцена в Кашгаре. (H.H.P. Deasy, 1901)[15]

Однажды я увидел, как эта процессия встретила сарта, ведшего пару ослов с чёрным виноградом.

– Куда везешь ты виноград? – спросил кази.

– К русскому, – ответил сарт.

– Зачем ему так много? Он им торгует?

– Нет, он делает вино, – ответил наивный крестьянин.

– Как! – в ужасе воскликнул кази. – Ты хочешь сказать мне, дурак, будто не ведомо тебе, что вино строго запрещает шариат? Как смеешь ты нарушать заповедь Пророка, да будет благословенно имя его, и участвовать в деле, столь неугодном Аллаху?

Преступник был должным образом наказан, а его виноград конфискован защитником грубо нарушенного шариата.

На следующий день паршаб появился в доме русского и поймал там ещё одного нарушителя сухого закона, также с ослом, груженым виноградом, явно предназначенным для нарушения Корана, но этот сарт был более опытным. Он дал полицейским восемь тенге, около одного шиллинга и четырёх пенсов, и сделка состоялась.

Однако не следует полагать, что Кашгар в общем отличается трезвостью. Китайские власти не запрещают продажу или употребление спиртных напитков, однако сарты пьют мало, и пьяный сарт – редкость. Заменой алкоголя здесь служат наркотики, опиум и гашиш.

На главных воротах города, северных и южных, где начинаются базарные улицы, власти обычно развешивают публичные объявления на двух языках: местном тюркском диалекте и на китайском, который понимают очень немногие. В 1921 году, когда большевики издали свой знаменитый указ об «амнистии», призывающий всех русских подданных за границей, незамедлительно зарегистрироваться в ближайшем советском консульстве, под страхом наказания лишением всех гражданских прав и провозглашением их вне закона, генерал-губернатор провинции Синьцзян поручил даоиню уведомить российских граждан в Кашгаре о требовании Советов. Префект, не желая ни тревожить многочисленную часть магометан, которая ранее была русскими подданными, ни беспокоить русскую колонию, приказал вывешивать уведомление только на официальном языке, то есть на китайском, так что указ остался «мертвой буквой». Я сам узнал о таковом только шесть месяцев спустя.

Но не одни лишь наивные извещения можно видеть на массивных, окованных железом воротах города. Часто их украшают орнаменты ужасающие. В течение четырех лет, прожитых в Кашгаре, видел я множество ампутированных рук или ног человеческих, прибитых к воротам и снабженных надписями о том, чьи это были члены и по какой причине отсечены. Бывало, что рядом заодно приковывали и законного владельца конечностей. По большей части то были «жертвы правосудия» кровожадного тирана, много лет правившего в Кашгаре титая, генерала Ма108. Номинально он был главнокомандующим армией, но на самом деле – никому не подотчётным деспотом с полномочиями, ограниченными лишь его собственным капризом.

К.П. Скрин в своей интереснейшей книге «Китайская Центральная Азия»109 всесторонне описал страну, её природу, таинственные горные ущелья, очаровательные долины и жизнь простого народа. Там же ярко представил он жизнь и деятельность генерала Ма, сего зловещего монстра в лице уродливого старого китайца, его невероятную жестокость и насильственную смерть. Мне остается лишь добавить описание нескольких эпизодов карьеры титая, свидетелем коих я оказался.

Как-то раз, вскоре после моего приезда в Кашгар, покупал я фрукты на базаре и вдруг услышал чей-то пронзительный крик и дикий вопль. Я оглянулся и увидел тощую, изодранную старуху, взгляд её широко раскрытых глаз был исполнен безумия.

– Где сын мой? Где мой мальчик? Верни мне его! – стенала несчастная в отчаянии.

– Что с ней, что случилось? – спросил я стоящего рядом сарта. Он взглянул на меня и, не ответив, ушел. Я спросил другого:

– Почему бедная женщина плачет?

Он отвернулся, что-то бормоча. Я уловил лишь невнятное: «титай».

Позже один мой местный знакомый рассказал её ужасную историю. Был у бедной женщины единственный сын, мальчик лет тринадцати, коего любила беззаветно. Но был тот ужасно избалован и как-то повелся с компанией кумарбази, то бишь профессиональных уличных игроков. Однажды она отправила сына купить еды на свои последние гроши, но молодой шельмец деньги проиграл. Огорченная мать пожаловалась соседям и спросила совета, что делать ей с непутёвым сыном. И кто-то вселил ей в голову роковую мысль: воззвать к титаю.

Старик внимательно выслушал жалобу и сказал: «Приведи ко мне сегодня вечером сына, и я научу его. Обещаю, он никогда больше не будет играть в азартные игры. Вернешься за ним утром». На следующий день мать пришла, и титай отвел её во внутренний двор. Явилось жуткое зрелище: посреди двора, привязанное к столбу, висело тело мальчика с зияющей раной в горле. «Вот он! Можешь его забирать. Я ведь обещал тебе, что он больше не будет играть с кумарбази», – произнес изверг. Сраженная мать лишилась рассудка и с той поры, живя на подаяния, стала бродить по городу в поисках сына.

Вот ещё истории о ти-тае.

Некий почтовый чиновник, китаец, не имея своих детей, усыновил ребёнка бедного сарта, одел, дал хорошее образование; ребёнок вырос порядочным и воспитанным, приёмные родители к нему привязались. Когда однажды явился настоящий отец, отъявленный хулиган, и стал требовать сына обратно, китаец откупился. Сарт же вошел во вкус и повадился приходить за деньгами всё чаще и чаще. Китайцу вымогательство надоело, и он, в конце концов, шантажиста прогнал. Тогда сарт пожаловался титаю. Тот послал за чиновником и, будучи в стельку пьяным, приказал солдатам китайца застрелить, что тотчас же было исполнено.

Некая хорошенькая девушка имела несчастье привлечь к себе внимание старого негодяя, и он, возжелав пополнить ею свой гарем, стал требовать дочь у родителей. Когда несчастная пара, обожавшая свою дочь, осмелилась отказать, сей дьявол распял обоих на стенах крепости.

Одна из жён рассердила его – он отрезал ей язык. Другая имела неосторожность взглянуть из окна на солдат во дворе – он связал ей руки за спиной, пропустил меж них шест, за него подвесил и забил до смерти.

Любимым способом наказания за мелкие правонарушения было у титая постепенное отсечение пальцев наказуемых посредством особого станка, вроде сечкарни (соломорезки).

Его интересы выходили далеко за пределы военных функций. Особый интерес проявлял к добыче полезных ископаемых, к разработке месторождений меди, нефти, нефрита, угля, к перегонке керосина и выжигу кокса. Расширял свои владения за счёт земель чужих путём насильственного их захвата. При том не платил наличными, но давал расписки с обязательством заплатить позже, после сбора урожая риса, что по сути означало «в греческие календы»110. Один наивный сарт, у которого таким образом была куплена земля, имел дерзость явиться к нему осенью, именно после сбора урожая риса, и просить денег. Титай ответил, что проситель прав на землю не имеет, ибо таковая принадлежит государству, и приказал сломать несчастному руки и ноги и бросить в реку.

Целый том могло бы составить описание зверств, совершенных этим чудищем.

Помимо прочих патологий, была у него мания строительства. На болоте, известном как Бакалык (лягушачье), выстроил «дворец» в виде нескольких дворов, невысоких зданий и дома в три этажа – его каркасные стены, из тонких досок и жердей, были заполнены саманом; верхний этаж назначен «залом для аудиенций». Когда я поднимался туда по шаткой лестнице, всё здание дрожало. Тростниковую кровлю дома уж никак нельзя назвать водонепроницаемой. Но титай гордился своим детищем безмерно и считал его лучшим в мире. Однажды спросил он шведского инженера, строившего для него нефтеперегонную установку:

– У вашего короля такой же дворец, как у меня?

– Нет, – не кривя душой ответил швед, – у нашего короля нет такого дворца, как Ваш!

– Ха-ха! – усмехнулся старый китаец. – Почему бы ему не выстроить себе дворец по плану моего? Я дам ему копию.

– Наш король беден, – слукавил швед, – и не может позволить себе такую роскошь.

Титай пришел в восторг от сей лестной для него новости, ибо возносила она его выше уровня шведского короля.

– А что делает ваш король, когда идет дождь, и вода течет сквозь крышу?

– То же, что и Вы, – невозмутимо ответил инженер, – он подставляет таз под место, где льет, а затем тряпкой вытирает пол.

Как и все китайцы, титай упивался лестью, даже более нелепой, чем в сцене, описанной выше. Вот ещё один пример.

Как-то раз два члена русской колонии обратились к нему с просьбой продать им несколько фунтов пороха для охотничьих ружей. Он принял посетителей любезно, но в продаже пороха решительно отказал:

– Как я могу продавать государственные запасы частным лицам, тем более – иностранным подданным? Порох является собственностью правительства Китая, и я должен учитывать каждый его фунт. Кто может гарантировать, что вы собираетесь использовать его исключительно для охоты?

Пока они пили неизбежный в таких случаях чай, он принялся расспрашивать посетителей о положении дел в Советской России.

– Положение там скверное. Большевики захватили власть, грабят, разрушают и убивают.

– Так почему бы одному из ваших старых генералов не захватить власть и не выгнать их?

– К сожалению, нет у нас сейчас хороших генералов.

– Вот если бы я был там, я бы живо расправился с большевиками! За очень короткое время в живых не осталось бы ни одного! – воскликнул титай.

Генерал Ма – недавний титай Кашгара. (Неизв. автор, 1916-1924. Wikipedia. Общественное достояние)

– Конечно, Вы бы точно преуспели, – согласились гости.

– Вы действительно так думаете? – пришел в восторг старик.

– Мы более чем уверены в этом, – подтвердили они, забавляясь невероятной глупостью старого бандита. – Одного имени Вашего было бы довольно, чтобы вселить ужас в их сердца. Вас повсеместно считают величайшим воином нашего времени, все газеты мира исполнены похвал в Ваш адрес. Комиссары затрепещут от страха, как только узнают, что сам знаменитый генерал Ма идет на них.

– Неужто газеты пишут обо мне?

– Конечно, пишут везде: в Индии, Японии, Англии, Франции, Америке… везде, где только слышали о Вас.

Старый злодей пришел в неописуемый восторг и от души тряс гостям руки.

– Какое удовольствие, – распинался он, прощаясь, – встретить высокообразованных людей, как приятно беседовать с ними! Я был бы рад показать, как ценю вашу компанию. Вы ведь упомянули, что хотите немного пороха. Сколько вам нужно?

– О, генерал, несколько фунтов, скажем, три или четыре, если возможно.

– Всего-то? Этого вам хватит ненадолго. Лучше возьмите больше, скажем, десять или пятнадцать фунтов. Я немедленно прикажу отгрузить.

В тот же день они даром получили весь порох, что хотели.

Но было бы ошибочным считать, будто генерал Ма был совсем уж глуп, хотя и не был грамотным. «Что проку мне от чтения и письма? – обычно говорил он. – Я солдат; у меня есть клерк, который пишет и читает».

Когда в Кашгаре был установлена станция беспроволочного телеграфа, титай отнесся к новшеству скептически: «Это ж сущий обман, инженеры обманули дураков в Пекине. Они верят, что можно говорить с Кашгаром с помощью железных башен? Я ещё могу понять, как телеграммы идут по проводам, но как говорить на тысячи ли посредством таких штуковин?» И он не только отказался удостоить своим присутствием официальное открытие станции, но ещё и упрекал других китайских высокопоставленных лиц: «Вам не стыдно участвовать в подобной чепухе? Вы же умные и образованные люди и должны понимать, что без проводов невозможно отправить телеграмму за тысячи миль. Это же противоречит здравому смыслу!» В рамках своих представлений генерал Ма был по-своему логичен. В истории науки известно немало случаев, когда люди отказывались принимать очевидные факты лишь потому, что не могли их объяснить. И поныне суть множество так называемых людей от науки, которые не далеко ушли от мировоззрения китайского генерала.

Его сын, сетай – комендант крепости Кашгар, был не столь жесток, возможно, из-за молодости или, скорее, из-за пристрастия к опиумной трубке, но и он не долго раздумывал, когда наказывал своего слугу тремя тысячами палок за потерю хозяйственных денег. «Курение опиума – вещь отличная, – говорил он, – никогда не заболеете, если курите его». А вот вдыхать аромат цветов или духов он считал вредным. «Нос быстро разъедается от постоянного нюхания сильно пахнущих цветов, – говорил он. – Посмотрите, как много мужчин и женщин здесь, в Кашгаре, с выеденными носами, и всё из-за слишком частого нюхания». Как истинно послушный сын, он беспрекословно подчинялся отцу. Старик, услышав однажды, что сыну удалось заполучить в «жёны» необычайно красивую девушку, приказал передать её себе, что сын и сделал без колебаний: сыновняя почтительность рассматривается китайцами как одна из главных семейных добродетелей.

Судьба генерала Ма и его сына подробно описана в книге г-на Скрина. Чаша беззаконий была переполнена, и даже у китайских властей терпение лопнуло. Генерал-губернатор провинции Синьцзян направил из Урумчи специальный отряд, который однажды рано утром ловким маневром захватил крепость Янги Шар, что расположена примерно в пяти милях от Кашгара, и куда генерал перебрался, когда был сожжен его знаменитый дворец. Командир отряда получил приказ схватить генерала Ма и доставить его живым в Урумчи, конечно же, с целью получения достаточно большого выкупа. Но старый злодей проявил смелость, оказав стойкое сопротивление; был ранен, приведен к городским стенам и расстрелян; его тело было выставлено на всеобщее обозрение, дабы люди знали, что его жестокостям настал конец. Когда его сына призвали сдаться, тот ответил огнём, но был убит. Произошло это в июле 1924 года, перед моим отъездом из Кашгара.

Генерал Ма – возмездие Немесиды. (Неизв. автор, 1916-1924. Wikipedia. Public domain)

Генерал-губернатор Синьцзяна, дуду, убитый спустя два года, не сильно отставал от генерала в жестокости, в целом присущей китайцам, о которых справедливо говорят: они не наделены нервами. Но в отличие от генерала Ма, дуду был человеком высокообразованным – конечно, в рамках китайской школы. Имел репутацию глубокого знатока китайской философии и даже был автором нескольких работ по предмету. Его философские достижения, впрочем, никоим образом не мешали ему грабить народ. Подобно большевикам, присвоил он себе монополию на хлеб. Когда русские белогвардейцы и беженцы зашли на территорию Китая и сложили оружие, он продал врагам за наличные и самих несчастных, и сданное ими оружие. Фактически он заключил в тюрьму и заковал в цепи лидеров Белого движения, наивно веривших в силу международного права и милость китайских властей. Возникла настоящая работорговля солдатами Белой армии, чаявшими убежища на территории Китая.

Однажды во время официального обеда в присутствии многочисленных гостей были расстреляны два китайских чиновника один за другим; их преступление состояло в том, что ненароком вызвали недовольство тирана; третий, опасаясь той же участи, попытался спрятаться, но солдаты тут же проткнули его штыками. Ужин продолжался, как ни в чём не бывало. Поскольку китайские банкеты состоят из многих десятков блюд и длятся несколько часов, времени для экзекуций на них бывает достаточно.

Вообще китайцы считают обед наиболее удобным временем для арестов. Вот типичный пример. Атаман Анненков111 до последней возможности вёл решительную борьбу против большевиков в Сибири. В конце концов, с горсткой соратников был вынужден искать убежища на территории Китая. Как выдающегося офицера, дуду пригласил его на банкет, а после арестовал, бросил в тюрьму и приковал цепью к стене камеры.

Трапезы всякого рода особенно хороши для отправки в мир иной неугодных лиц посредством яда. По этой причине гость, у которого есть основания ожидать, что хозяин приготовит блюдо специально для него, всегда примет елико возможные меры предосторожности, заменив то, что подано ему, на поданное хозяину либо одному из соседей по столу. Кашгарский даоинь, к примеру, и титай ненавидели друг друга смертельно и принимали данную меру предосторожности всякий раз, когда приходилось им встречаться на каком-либо официальном обеде.

Перекресток у Северных ворот служил местом почти регулярных казней в базарные дни. Здесь публично отрубали руки, ноги или головы правонарушителям. Для экзекуций использовался особый короткий меч с широким лезвием. Палач протирал меч куском хлеба, который съедал, «дабы не питать жалости к людям». Затем и палачу доставалось несколько хороших ударов кнутом, «чтобы не чувствовал угрызений совести». В каждом таковом случае амбань, местный судья, за сам факт преступления в его районе штрафовался на двести сар – за проявленную халатность.

Одним из следствий учреждения российского консульства в Кашгаре стало временное запрещение публичных казней и увечий, равно уменьшение жестокости властей в целом, но теперь, с развитием «национального самосознания», китайцы всё меньше и меньше обращают внимание на мнение Европы по данному вопросу.

В мою бытность в Кашгаре, туземцам отрезали руки за отказ менять старые бумажные деньги на новые – вот уж поистине жёсткая финансовая мера! Однако на практике предельно жестокие меры наказаний и пыток едва ли достигают своей цели: кашгарские воры не побоялись даже ограбить дворец самого грозного титая. Убийства с целью наживы довольно распространены, но нет банд настоящих «разбойников с большой дороги».

Образованный китаец в Европе, если его упрекнут в жестокостях и пытках, что практикуются в его стране, с негодованием будет их отрицать и решительно заявит, что китайские суды ни в чем не уступят европейским. В оправдание укажет на недавний закон об уголовном наказании, подготовленный выдающимися европейскими юристами. Таковой, безусловно, не хуже, если не лучше любого уголовного кодекса в Европе. Европейские и американские делегаты на Вашингтонской конференции112 были настолько очарованы этим чудо-кодексом и безупречностью фрака доктора Веллингтона Ку113, что почти готовы были отдать своих граждан под сень китайской юрисдикции. Но китайцы, весьма напуганные собственным успехом, просили отложить обсуждение данного вопроса на три года. По сути, китайские суды так же далеки от закона, как их так называемая республика – от своей Конституции. Я очень сомневаюсь, что копия китайского Кодекса может быть найдена хотя бы в одном суде Синьцзяна. Свод законов здесь в любом случае считается совершенно излишним.

Забавной иллюстрацией к сказанному может послужить случай, когда представитель компании Маркони, желая купить участок для радиостанции, попытался кое-что выяснить в местном законе о земле и попросил показать копию Кодекса. Китайские власти просто не могли понять, чего хочет этот англичанин, просит какую-то книгу, и недоумевали, чем бы она могла быть ему полезна. «Мы дадим вам любой участок земли – пообещали ему. – Вам остается лишь выбрать и показать нам. Мы можем сделать всё, что нужно. Зачем вам книга законов? У нас её в помине нет, и не надо».

Боюсь, что утомил читателя рассказом о тёмных сторонах китайского характера, но, увы, он был необходим для завершения картины жизни в Кашгаре. Условия здешние таковы, что они ближе, скорее, к средневековью, нежели к сегодняшнему миру западному, и представления о них отличны от того, что могут представить себе европейцы и американцы, знакомые с жизнью в республиках Дальнего Востока.

Моя жизнь в этом уединенном уголке мира была бы очень одинокой и скучной, если бы не присутствие нескольких россиян и наличие британского консульства. Без таковых я оказался бы в роли перенесенного машиной времени в эпоху Марко Поло. Британское консульство послужило мне связующим звеном с ХХ веком и Европой. Полковник Этертон114 и мистер Н. Фицморис были необычайно добры ко мне. Я, который так долго был отрезан от книг и внешнего мира, упивался великолепной библиотекой, газетами, обзорами и телеграммами агентства Рейтер. То воистину было «окном в Европу» из затерянного мира.

Русская колония и англичане постоянно обменивались гостеприимством: обедами, чаепитиями и пикниками. В Кашгаре все эти развлечения называют словом тамаша115. Любой приём, пикник, прогулка за город, спектакль, представления, концерты и любые другие развлечения называются тамаша. Это очень полезное и исчерпывающее слово. Многие вещи, которые простой уроженец Кашгара не в состоянии понять, становятся ясны, если называть их тамашой. Когда я проводил геологические изыскания в окрестностях города, бродя по лабиринту вертикальных стен, каналов и каньонов в лёссовых отложениях пустыни, всякий сарт, который случайно встречал меня, обязательно спрашивал, что такое я тут делаю. Объяснить ему было бы совершенно невозможно, но его всегда вполне устраивали волшебные слова «Тамаша-га келган» («Я пришел за тамашой»). Вы даже можете пойти в чужой сад и сослаться на тот же повод – он безоговорочно будет принят как оправдание посягательства. Как, например, можно вбить в непрошибаемую голову средневекового азиата, что мы подразумеваем под прогулкой за город? Скажите, что это тамаша, и он поймет.

Однажды я получил приглашение на тамашу. «А что это?» – спросил я. «Кебаб», – было ответом, или то, что мы в России назвали бы шашлыком116, с народными песнями.

Местные обеды в Кашгаре – полная противоположность китайским. Обычно состоят из одного блюда, иногда из двух, редко из трёх. Одно из них – неизбежный среднеазиатский плов, или шашлык, или кавардак, разновидность тушеной баранины с овощами. Для обеда обязателен дастархан (слово, собственно говоря, означающее скатерть). Его раскладывают на столе, если присутствуют европейцы, или на полу, если это чисто местная вечеринка, сервируют всевозможными сладостями, сушеными и свежими фруктами, вареньем, арбузами и т.д. Трапеза включает чаепитие и сопровождается дружеской беседой и даже танцами. Когда настает время настоящего обеда, приносят порцию piece de resistance (главное блюдо) в виде плова или кебаба, к которому гости приступают со всей серьёзностью, дабы наесться. На этом этапе было бы плохим тоном начать интересный разговор.

Всеобщее внимание сосредоточено на серьезном деле. Даже во время последующего чаепития соблюдается молчание, чтоб не мешать пищеварению. Поскольку скудный аппетит является оскорблением для хозяина, гости вдоволь вкушают обильной и сытной пищи. Алкогольные напитки запрещены, всех клонит ко сну, но сонливость гостей не считается предосудительной.

Как-то раз я был приглашен на дастархан. На ковре средь подушек восседала дама в платье из красного шелка, в чёрной бархатной безрукавке, расшитой золотом, с блестящими чёрными волосами, украшенными золотой короной в виде гирлянды. Аккомпанируя себе на дутаре, местном инструменте наподобие гитары, она спела современную балладу неизвестного автора о подвигах туркестанского героя Хал-Ходжи117, погибшего на Тянь-Шане в 1922 г.

Дастархан. (Б.Л. Громбчевский, 1891)[13]

Много лет назад Хал Ходжа, как и многие герои Средней Азии, разбойничал в Фергане. Захваченный царским правительством, был сослан на каторгу в Сибирь. Вернувшись на родину незадолго до большевистской революции, Хал-Ходжа объявил себя ярым противником Советов. Он собрал отряд смельчаков и принялся нападать на эшелоны и отряды Красной Армии, а однажды даже захватил город Андижан, так что быстро стал национальным героем Туркестана. Начатое им движение против большевиков распространилось по всему Туркестану, и коренные жители стали возлагать на него большие надежды. В марте 1922 года, отступая через горы на территорию Китая, Хал-Ходжа попал в лавину в глубокой, узкой долине, и вся его группа из трёхсот человек погибла. В очередной раз судьба сыграла на руку большевикам, избавив их от опаснейшего врага и развеяв последние надежды несчастного населения Ферганы. Родственники в Кашгаре приняли близко к сердцу беду своих сородичей и страстно желали восстановления прежней власти в Туркестане. Их чувства нашли выражение в стихах и музыке на тему смерти Хал-Ходжи в балладе, которую ещё пели в Кашгаре в 1922 году. Она заканчивается призывом:

Пробудись от сна под снегом!

Встань защитой угнетенных!

Та зима была суровой. Обильные снегопады в горах пресекли сообщение с Русским Туркестаном или сделали его крайне трудным. С той стороны к нам доходили страшные слухи; на базаре говорили, будто в России страшный голод, а в Оренбурге люди убивают друг друга и пожирают трупы. В марте консульство получило экземпляр французской газеты L’Illustration с ужасными фотографиями из Оренбургской губернии: на одной – груды незахороненных тел умерших от голода мужчин и женщин, на кладбищах их просто некому было хоронить; на другой – заснеженная степь, усеянная телами замерзших киргизов. В стране, некогда изобильной, первым плодом трудов ленинских стало людоедство.

Летом 1922 года генеральный консул Великобритании полковник Этертон и вице-консул г-н Фицморис покинули Кашгар, и их место заняли гг. К.П. Скрин и Хардинг118. Русская колония тепло проводила уходящих друзей, которым была обязана за гостеприимство и доброту.

В русской колонии поднялся ажиотаж, особенно среди женщин, когда стало известно, что г-жа Скрин119 тоже приедет, ибо это означало, что в роскошном здании британского консульства появится хозяйка. Так что не без некоторого внутреннего трепета наши дамы приняли приглашение на чаепитие в саду консульства. Конечно, были и языковые трудности, и понятная скованность дам, на долгие годы преданных забвенью в здешней «социальной пустыне», при знакомстве с леди одной из великих столиц Европы. Но все были покорены искреннею простотой и тактом хозяйки, которую сразу же полюбили.

Чай был подан в тени высоких деревьев меж розовых кустов, возле пруда с лилиями. Безупречное обслуживание и сервировка стола, вид огромного самовара, столь милого сердцу любого русского, сразу же создали лёгкую атмосферу непринуждённого общения. Несмотря на неудобство говорить через переводчика, беседа стала оживленной, и все получили от неё огромное удовольствие. То был знаменательный день для нашего маленького кашгарского сообщества, поскольку открыл новые возможности общественного досуга внутри колонии, страдавшей от гнетуще-однообразного существования.

Мистер и миссис Скрин никого не разочаровали на протяжении всего периода своего пребывания в Кашгаре. Своей общительностью, многочисленными «тамаша» они привносили оживление, много света и счастья в семьи, забывшие joie de vivre (радость жизни). Очаровательная юная хозяйка британского консульства стала для нас своего рода общественным покровителем и завоевала нашу искреннюю благодарность.

Особенно довольствовался детский состав нашей маленькой колонии. Бедные маленькие души, не было у них ни игрушек, ни книг, их жизнь доселе не была очень счастливой. Но теперь в консульстве последовала череда развлечений, увенчанных прибытием не кого-нибудь, а самого Деда Мороза с огромным мешком, полным всяческих чудес из Европы, с игрушками, о коих даже не мечтали. Неудивительно, что они твердо уверовали в волшебный мир, что представила им в Кашгаре добрая фея в садах британского консульства.

Генеральное Консульство Британии в Кашгаре. (H.H.P. Sykes, 1920)[14]