Читать книгу Палата номер пять - Павел Владимирович Гушинец, Павел Гушинец - Страница 5
720 дней в сапогах (ну как в сапогах, в туфлях, конечно)
История несостоявшегося супергероя
ОглавлениеДля старшего поколения, а особенно для всяких бабушек, человек в форме – образец высоких моральных принципов и тайный супермен. Он обязан эту самую бабушку через дорогу перевести, без лишних слов бросится в горящее здание и спасти группу детского сада, грудастую воспитательницу и кухонного кота в придачу. В этом вопросе я не могу не согласиться с бабушками (неожиданно, да?). В начале далёких восьмидесятых мать внушала мне:
– Если потеряешься, подходи к дяде в погонах, он поможет.
С сопливого советского детства прошло почти тридцать лет, а кредит доверия к людям в погонах я не растерял. Сам стал этаким человеком в погонах, военным медиком. И готовился соответствовать. Врываться в горящие здания, спасать грудастых воспитательниц и переводить бабушек через дорогу. Пока не услышал одну историю.
Как вы помните, карьера моя начиналась в электричке. Ранним сумеречным утром в ледяные вагоны набивались десятки молодых офицеров, которым не повезло найти жильё в военном городке. И следующие два часа мы ехали на службу. Кто-то спал, кто-то общался вполголоса. На неудобной скамейке, обитой протёртым до дыр дерматином, я и познакомился с капитаном медицинской службы Виталиком.
Виталик был типичный военный хирург. Китель трещит на широченных плечах, фуражка застыла на макушке, как прибитая, в глазах – мудрость и знание людской натуры. Он-то знает, что все эти личности и характеры – всего лишь набор вяло функционирующих органов.
Едем с ним, как всегда, с утра. Холодно так, что зубы стучат. Спрятали руки в карманы, то дремлем, то переговариваемся вполголоса о чём-то своём, военно-медицинском. Слышу: в другом конце вагона какая-то возня. Поднимаю голову: так и есть. Едут у самых дверей двое работяг, страдающих после вчерашнего. Ведут дискуссию. И видно дискуссия куда-то не туда пошла, потому что один из работяг уже держит второго за воротник, а тот второй пытается попасть кулаком в лицо оппонента. Оба красные, злые, сопят.
Я начал подниматься. Я ж военный, я должен прекратить безобразие. Тем более, что женщины, сидящие неподалёку от дискутирующих, начали оглядываться в поисках «настоящих мужиков». Один бы струсил полезть против двоих. Но Виталик-то рядом. Он одним своим видом порядок наведёт.
– Ты куда? – лениво приоткрывает глаза хирург.
– Там два алкаша драться начинают, надо их успокоить.
И при этих словах красный супергеройский плащ развернулся на моих плечах.
– Сиди, придурок, – внезапно резко сказал Виталик. – Без тебя разберутся.
И я сел, ошарашенный.
– Чего ты? Мы ж военные. Мы должны…
– Те, кто должны в такие дела лезть, другие погоны носят. А ты не лезь туда, куда не следует.
Мужики в конце вагона тем временем стукнули друг друга ещё по разу и принялись мириться. Что-то забулькало.
– Вот видишь, – удовлетворённо сказал Виталик. – А если бы ты влез, скандал был бы до самого городка.
– Нельзя так, – недовольно сказал я. – Мы же военные.
– Вот именно! – повысил голос хирург. – Я курса до четвёртого тоже такой был. Думал: мы ж военные, мы должны. А как-то зимой ехали мы курсом в этот самый военный городок. Какое-то мероприятие у нас было, не помню уже. Полсотни будущих военврачей. Распылились по всей электричке, едем, болтаем. Я в один вагон попал со Стёпой. Помнишь Стёпу, был такой парень на нашем курсе? На полголовы выше меня.
– Что-то смутно припоминаю. Он ещё пропал потом куда-то.
– Пропал, – зло процедил сквозь зубы Виталик. – Тогда и пропал. Ехали мы, болтали. Полчаса уже до городка оставалось. Как вдруг в нашем вагоне вот такая возня начинается. Двое алкашей что-то не поделили. Мутузят друг друга, по проходу катаются. Женщины – в крик: «Военные! Военные!». Стёпа – герой, б… Поднялся. Взял обоих за шиворот, поднял. Те объединились против общего врага и давай его лупить. Тут уж и я подключился. Разнял всех. Прибежали менты, давай какие-то протоколы составлять, по рациям своим переговариваться. Нам в городке сходить, а нас никто не отпускает. Мол, вы и свидетели, и участники драки. Часа два держали.
Через неделю вызывают нас к начальнику факультета. И сообщают Стёпе, что он, без пяти минут лейтенант медицинской службы, отчислен с курса за действия, порочащие образ белорусского офицера. Как зачинщик драки и всё такое. А мне, как рядом стоявшему, объявлен строгий выговор и если я до конца учёбы хоть кашляну не в той тональности, то полечу вслед за Стёпой.
Мы молодые были, глупые, ещё возмущаться начали. Не помогло. На следующий день полковник наш собрал в актовом зале весь факультет, зачитал приказ о Стёпином отчислении, с полчаса клеймил его разными словами. И всем сказал:
– Если вы, б… видите где-то драку или ещё какое-то непотребство, то должны со скоростью света удалиться от этого места или, если некуда деваться, притвориться ветошью. Потому что курсант нашего факультета не должен запятнать себя…
Ну и так далее, и так прочее.
А когда мы в часть попали, то командир части собрал молодое пополнение в Доме Офицеров и речь начальника факультета слово в слово повторил. Мол, если кто из вас будет замечен в непотребствах, даже если он будет выступать на стороне добра и света, пусть прощается с военной карьерой.
Поэтому сиди, Паша, в окно смотри. Они там сами разберутся.
– А Стёпа? – спрашиваю.
– Что Стёпа? А-а, да попал сразу в сапоги, под призыв. Отстрелялся и перепоступил. На лечебный факультет. Сказал, что ему эти военные игрища надоели. Вроде, в этом году заканчивает.