Читать книгу Так это было - Петр Григорьевич Цивлин - Страница 9

В 1917 году в стране свершилась Октябрьская социалистическая революция и была установлена Советская власть. Этим событиям посвящено огромное количество исследований и публикаций, поэтому нет никакого смысла здесь на них останавливаться. Я коснусь лишь тех событий, участником которых мне пришлось быть самому.

В наступившем 1918 году положение Советской власти становилось критическим. В стране царила разруха, предприятия не работали или работали нестабильно. Во многих регионах начался голод. В довершение всех бед на молодую Советскую республику обрушились войска немецких, французских, английских, американских, японских интервентов. Кроме того, под руководством генералов Деникина и Колчака, барона Врангеля и белополяков было развернуто широкое наступление на всех фронтах с целью окончательного подавления власти рабочих и крестьян. Интервенты и белогвардейские войска были хорошо экипированы и вооружены новейшим по тем временам оружием. Противостояли же им разрозненные революционные части рабочих, солдат и крестьян, не располагавшие ни необходимой амуницией, ни оружием. И, несмотря на это, Советская власть устояла.

Для отпора контрреволюционным силам начали создаваться регулярные части Красной Армии. Были организованы краткосрочные курсы красных командиров. В Красную Армию начали привлекаться военные специалисты, служившие в царской армии и выразившие добровольное согласие защищать народную власть. Начали создаваться добровольческие отряды Красной Армии, в которые отбирались члены партии большевиков, рабочие и крестьяне, желавшие встать на защиту власти Советов.

В это время я узнал, что в Шенвизе разместился штаб седьмой стрелковой дивизии четырнадцатой армии Южного фронта, а в здании немецкой школы – отдельный инженерный батальон этой дивизии. В обед, не снимая спецовки, я явился к командиру этого батальона и заявил о своем желании добровольно вступить в Красную Армию. Командир окинул меня взглядом и спросил, сколько мне лет. Узнав, что мне нет еще семнадцати, он в зачислении в батальон отказал. Тогда я обратился к комиссару батальона, но, учтя недавний неудачный опыт, на тот же вопрос сообщил, что мне уже восемнадцать лет и что со мной пришли еще товарищи, желающие записаться в Красную Армию. Меня тут же записали, и я стал бойцом отдельного инженерного батальона 7-ой стрелковой дивизии Красной Армии.

Теперь мне надо было поставить в известность о принятом решении моих родителей. Новость эта была воспринята неоднозначно. Мачеха отнеслась к ней отрицательно, ведь как-никак я оказывал солидную материальную помощь семье. Зато отец, придя вечером домой после работы, мое решение одобрил.

Я уже упоминал, что отец никогда не учился, но еврейский язык он знал, умел писать и читать. Русский он выучил сам и впоследствии довольно бегло разговаривал, читал и даже писал по – русски (этим, кстати, объясняется то, что ни я, ни мои братья, кроме одного, не только не владели еврейским письмом, но и разговорным языком владели плохо, так как постоянно вращались в русской среде).

Отец от природы был умный и благородный человек и везде, где работал и жил, пользовался большим уважением. У нас с ним понимание устанавливалось всегда с полуслова. Вот и на этот раз он сразу понял, чем продиктовано мое решение, какую власть я иду защищать, и одобрил его безоговорочно. В Красной Армии я прослужил с конца 1918 до 1921 года, участвуя в боях с войсками генерала Деникина, белополяков, барона Врангеля.

При вступлении в Красную Армию ни я, ни мои товарищи с завода никакого опыта владения оружием не имели. Поэтому первым делом нас начали обучать, как пользоваться винтовкой и пулеметом. Нужно сказать, что в то время Красная Армия испытывала острый недостаток в вооружениях. В частности, на весь батальон приходилось всего четыре пулемета. Винтовки наши отличались тем, что после интенсивной стрельбы в течение 3–4 минут конец ствола лопался, и у нас оставались одни патроны. Положение с оружием было настолько острым, что тульский оружейный завод, выпускавший винтовки в 1920 году, не успевал покрывать их лаком. Поэтому эти винтовки были светлыми в отличие от винтовок царского времени, которые были покрыты темной краской.

Пулеметы во время гражданской войны изготавливались на заводах тоже на скорую руку. Часть специалистов удрала к белым и заграницу, районы, где выплавлялся хороший металл, были оккупированы. Поэтому наше стрелковое оружие высоким качеством не отличалось. Зато бронепоезда и бронекатера, которые наши рабочие и специалисты создавали, проявляя сметку и изобретательность, были на славу, и оказывали нам, порой, великую помощь.

Летом 1919 года наш батальон, в котором состояло около 75 человек, получил приказ отступить из Запорожья. Как формирующуюся часть нас погрузили в вагоны и перебросили в район станции Чапилино, где нам поручили восстановить взорванный деникинцами мост и переправить около 20 составов с вооружением и другим имуществом. Несмотря на то, что переправа производилась под артиллерийским огнем белых, а все бойцы были новичками – слесарями, столярами, литейщиками и т. п., мы все же с поставленной задачей справились и были направлены в Днепропетровск для продолжения формирования.

Нас разместили в бывшей гостинице на углу улицы Широкой, однако через некоторое время был снова получен приказ об отходе, и мы с боями отступали далее до Кременчуга, где расположились в казармах на окраине города.

Обычно, получалось так, что наш батальон отступал последним. Это было связано с тем, что на нас возлагались обязанности по подрыву мостов, различных коммуникаций и т. п. Так вышло и при отступлении от Кременчуга в направлении Бахмут-Конотоп.

Для подрыва моста наш батальон оставил группу в 10 человек, в которую вошел и я. Взорвав мост, наша группа пошла на соединение с батальоном, но на полдороге попала в засаду, устроенную бандой «зеленых». В 1918–21 г.г. на Украине таких банд с разными названиями расплодилось множество. Некоторые из них были малочисленными, другие представляли собой целые армии. Именовали они себя идейными анархистами, борцами за «самостийную» Украину, на деле же были обыкновенными грабителями и мародерами. В основном они занимались разбоем и грабежами населения, но при случае нападали на разрозненные и разбитые воинские части с целью захвата оружия. Предводители этих банд, такие как Петлюра, Скоропадский, заявляя на словах о борьбе за самостийную Украину, на деле способствовали разворовыванию богатств страны немецкими оккупантами. Украинское зерно вывозилось поездами, а чтобы его было побольше, крыши вагонов срывались и зерно загружалось "насыпью".

Бандиты эти люто ненавидели коммунистов и евреев, и если кто-нибудь попадал к ним в руки, то на спинах вырезали звезды, из кожи нарезали ремни, а потом убивали без пощады. Вот на такую банду и нарвалась наша группа. Правда, это была не вся банда, а лишь ее часть, остальные бандиты находились где-то поблизости. Начались допросы. Мне предложили стать в сторонку, а остальным предложили примкнуть к бандитам. Начались торги. Мои товарищи доказывали, что мы с одного завода и что я их товарищ, но бандиты настаивали, что я «жид» и поэтому буду уничтожен.

Не знаю, как долго продолжался бы этот спор и чем бы он закончился, но, вдруг, послышалась артиллерийская канонада, и стало ясно, что на подходе регулярные части Красной Армии. Это вынудило бандитов в панике отступить, и мы смогли продолжить путь на соединение со своей частью, которую настигли уже в городе Конотопе.

Первое боевое крещение я, и мои товарищи с завода, получили в районе города Бахмач. В один из июльских вечеров мы находились в теплушках на станции. Стемнело, и для освещения теплушек мы жгли телефонный кабель, предварительно натянув его от одной стенки вагона до другой. Накануне мы получили вагон взрывчатки (пироксилина) для проведения подрывных работ, а для личной обороны нам всем раздали в тот день винтовки и по 15–20 патронов. Настроение у нас было не очень веселым. Мы оставляли хлебные края и уходили все дальше от родных мест. Часов в 9 вечера к нам подошел какой-то крестьянин и, сказав, что он из ближайшего села, спросил: – "Вы чего здесь дожидаетесь? Ведь в деревне Вировка, что в 3 километрах от Бахмача, расположился отряд белоказаков примерно в 300 человек, вооруженный до зубов".

Командиром нашего батальона в то время был бывший полковник царской армии, латыш – большевик товарищ Мендэ. Кроме того, незадолго до этих событий к нам прислали двух молодых питерских рабочих, окончивших командные курсы. Товарищ Мендэ приказал этим командирам отправиться в разведку и на месте изучить ситуацию. Часа через полтора наши разведчики вернулись и доложили, что крестьянин сказал правду. Действительно, в деревне Вировка расположился отряд казаков сабель в триста. В нашем же батальоне было 75 плохо вооруженных, необстрелянных бойцов. Мы, как всегда были в аръегарде, помощи ждать было неоткуда.

Командир батальона приказал срочно принять меры к спасению нашего инженерного имущества, вагонов и взрывчатки. Но легко сказать "принять меры", ведь паровоза у нас не было и, вообще, на станции в тот вечер не было ни одного состава. Однако, обследовав депо, мы обнаружили в нем четырехцилиндровый паровоз. Срочно приступили к разжиганию топки шпалами. К трем часам ночи мы подняли пары и прицепили паровоз к составу.

Тихо, без сигналов тронулся наш состав в направлении Голино. Вели его машинист и кочегары, ведь наша часть, состояла из рабочих различных профессий. Однако далеко уехать нам не удалось: через семь-восемь километров мы уперлись в впереди стоящий состав.

Когда же мы обследовали дальнейший путь, то выяснили, что там стоят еще восемь составов, причем один из них – штабной. Далее путь был взорван. Людей в составах не было, видно все ушли вперед в направлении станции Дочь, перед которой был большой железнодорожный мост. Командир послал связного на станцию Дочь с тем, чтобы он связался с ближайшей воинской частью и выяснил обстановку. К этому времени уже рассвело и, когда взошло солнце, мы увидели, в трех километрах от нас казаков, показавшихся на опушке леса. Командир приказал занять оборону, и мы залегли в кювете вдоль железнодорожного полотна. Следуя указаниям командира Мендэ, мы встречали каждое появление казаков дружными залпами. И, несмотря на то, что нас было всего 75 бойцов против 300 казаков, мы стойко отбивали все атаки в течение четырех часов. После этого к нам прорвался бронепоезд "Первый бронебашенный". Он обстрелял казаков из орудий и пулеметов, снабдил нас патронами и восстановил с нашей помощью взорванный путь. В результате мы отправили все стоящие впереди нас составы, и ушли вслед за ними. Проехав мост перед станцией Дочь, мы взорвали его, отрезав белым путь для преследования.

Не прояви наш командир должной твердости и мужества или появись в наших рядах паника, никому из нас из этого боя живыми уйти бы не удалось. Для казаков мы, беспорядочно рассыпавшиеся в степи, не представляли никакой силы и нас всех уничтожили бы в первой кавалерийской атаке за каких-нибудь двадцать минут. Но, благодаря сплоченности и дисциплине наш небольшой батальон оказался для них непреодолимой преградой и мы не только вышли из боя, не потеряв ни одного человека, но и нанесли урон живой силе противника. Свой штаб мы нагнали в 70 километров от этого места.

Осень 1919 года была, пожалуй, самым трудным временем для молодой Советской республики. Деникин подходил к Туле. Колчак наступал в Сибири. Юденич стоял под Питером. Молодая Советская власть ощетинилась, сжалась в кулак и приготовилась к смертельной борьбе.

Но еще более страшным врагом были голод и болезни. Свирепствовал тиф. Надвигалась зима. Красноармейцы же были одеты в легкие шинелишки и получали по четверти фунта хлеба в день. Местом формирования нашего батальона было село Полпино, что в 15 километрах от Брянска. В то время это было небольшое село, в котором имелась всего одна улица. С продуктами было плохо. Хлеб, который пекли в этом селе, представлял собой смесь небольшой части ржаной муки крупного помола с печеным картофелем и толченой коноплей. Все это замешивалось почти без соли (соль была еще более дефицитна, чем хлеб) и запекалось в печи. Называлось это изделие хлебом выпуска 1919 года для Орловской области.

Жители села были практически безграмотны. Школы не было. Мужская половина населения почти отсутствовала: часть находилась в рядах Красной Армии, другие скрывались в лесах, которыми и сейчас славится Брянская область. Противостояли же нам белые армии: прекрасно вооруженные, тепло одетые, сытые, пьяные, уверенные в победе.

Находясь под Тулой, Деникин уже назначил день молебна и парада своих войск в честь взятия Москвы. К тому же объявился новый враг: – войну Советской России объявила панская Польша. ЦК партии под руководством Ленина приступил к мобилизации рабочего класса, беднейшего крестьянства, всех революционных сил для отпора врагу.

Была объявлена Партийная неделя. В это время мне было уже 18 лет. Как-то ко мне обратился политрук. Это был молодой человек, лет двадцати трех – днепропетровский рабочий. Он сказал: – "Петр, ты – рабочий, из семьи рабочего, поступил добровольцем в Красную Армию. Твое место в рядах большевиков".

Разговор был простой, понятный. Обстановка тяжелая. Тиф косит людей. С фронтов вести плохие. Было ясно, что если не отдать все свои силы полностью без остатка, не видать нам Советской власти, не построить наш коммунизм, в который мы верили всеми нашими чувствами. А возврата к старому строю, к эксплуатации, к рабству, унижениям, несправедливости и бесправию, ох как не хотелось, может еще больше, чем до революции!

Для каждого из нас было ясно – лучше смерть, чем возврат к прошлому. Так думал не только я. Так думало подавляющее большинство рабочих и крестьян – бойцов Красной Армии, для которых приоткрылось новое светлое будущее. Мы готовы были голодать, мерзнуть, отдать последнюю каплю крови во имя этого будущего, но обязательно победить. Поэтому боевой дух наших войск был исключительно высок, несмотря на все трудности, чем не могли похвастать белогвардейские генералы. Ведь ни одна из их частей, в действительности, не была надежна.

Лучшая часть русской интеллигенции также встала на защиту Родины от белогвардейцев и интервентов. Помню, нам зачитывали обращение прославленного царского генерала Брусилова "К русским братьям". Все оно помещалось на одном листке. Написанное простым языком, оно страстно призывало население отдать все силы для разгрома белополяков, посягнувших на русскую землю, и имело среди солдат огромный успех. А сам Брусилов, придерживавшийся до этого нейтралитета, не выдержал и предложил свои услуги командованию Красной Армии.

На обращение политрука я ответил согласием. Но он, для того, чтобы я мог прийти к своему решению сознательно, дал мне для проработки вопроса "Коммунистический манифест" Маркса и Энгельса, напечатанный на толстой серой бумаге большого формата. Возможно, мне нужна была другая, более доступная для моего уровня понимания книга, но других книг у него не было.

Ох, и трудно одолевал я этот «Манифест»! Ведь, это была моя первая политическая книга. Но с помощью политрука, я ее все же одолел, после чего мое желание вступить в партию большевиков не изменилось, а наоборот укрепилось. Вскоре политрук был отозван и комиссар начал готовить меня для политработы.

К этому времени Красной Армией были разгромлены Юденич под Петроградом, Деникин под Тулой, на восток погнали Колчака, началось быстрое продвижение Красной Армии на юг. Большую роль в разгроме деникинцев сыграли латышские полки, являвшиеся образцовыми подразделениями Красной Армии. Всегда подтянутые, дисциплинированные, бесстрашные, внешне красивые, один в один, латыши выглядели богатырями, перед которыми не могли устоять даже отборные части белых. Весной 1920 года, в результате разгрома Деникина Украина вздохнула свободнее. Но оставались еще белополяки, Врангель, Махно и другие.