Читать книгу Век Просвещения - Петр Ильинский - Страница 18

Значится, так, дорогой ты мой Василий, свет, хоть ты и надворный советник, даже с видами на коллежского, а там, глядишь, и статского, но сие жизнь твою вряд ли решительно изменит. Притворяться не будем, поскольку скрывать от себя самого тебе, миленочку, нечего. Что в балансе на сегодняшний, Господом благословенный день? Подводим без вранья жирную черту и думаем честно, как до того по всей совести писали в потайную книжицу, ныне на всякий случай далеко в кладовую убранную.

Коммерческие наши дела не ахти. То есть как по семейному подряду, так и по государственному наряду – полный швах, потому засупонься, подтяни штаны и живи на жалованье. А уже отвык и забыл, как с такой напастью обращаться, к тому ж платят копейку цареву с изрядной нерегулярностью. Вся казна – для войны, и верные патриоты отечества должны, понимается, приносить жертвы на алтарь будущей победы. Завелась под мышкой вошь, теперь делай сам, что хошь. Чеши репу, коли мяса нету.

И по тому же самому политическому резону – англичане теперь наши чуть не главные супротивники, поскольку они королю прусскому первые вспомогатели, а союзничку нашему, никем не виданному, Людовику французскому, наиочевиднейшие строители многих зараз. Поэтому торговать с ними не моги, а если моги, то не иначе, как через препоны важные и непреложные. И следят ведь, псы окаянные, за исполнением подлой разнарядки, опасно смотрят и грозно рыкают. Кто этим сыт – не понимаю и допрежь умру, а умом не дойду. Добро бы был у кого внятный интерес – нетути ни единого. Все отговариваются, руками разводят и друг на дружку кивают.

Ладно, англичане – у них полмира под ногами, обойдутся без нашего добра. Могли бы перетерпеть, не приставать, не лезть к честным людям со всякими там пропозициями и комбинациями. Так тоже нет: привыкли уже к сладкому магарычу да сурьезному бенефиту. Жаждут расейского товара, понимаешь ли, и с ножом к горлу пристают. Мы хоть в Лондонах не бывали, но скумекать умеем: торговать им сейчас с нами – сплошной фо па и прямая государственная измена. А все равно желающих невпроворот – значит, такова, бабка, нынешняя коммерческая диспозиция.

Ведь у них как приветливо в дальней вотчине устроено: каждый сам себе решает, где именно профит добывать купеческий. Безо всякого огляда. И ежели в России ждет его важный гешефт, навар с пеночкой, то все – прицепится, будет тянуть одеяло по самый нос, ни король ему британский не указ, ни парламентская говорильня ихняя. Ну, хорошо, тут перегнул, парламент они уважают, поскольку сей институсьон верховный потому и верховный, что деньгами правит, а один раз даже самому королю голову откромсал.

И установления разные легалистские англичане почти завсегда блюдут, непонятки прописные, с многими параграфами. Но парламент-то этот – что флюгер вертячий. Сегодня проскрибирует отважный закон такой с печатями да бантиками, честь по чести, а назавтра – дал кому надо тугой кошелек, сбегал туда-сюда, там лизнул, здесь почесал, а в третьем месте разъяснил доходчиво – и на тебе, под гундеж медных труб выпускается закон противоположный, и теми же самыми печатями разукрашенный, разве что ленточки забудут по нерасторопности и большой спешке. Казалось бы, ерунда на постном масле, два раза плохо прожаренная, однако сие у них гордо именуется власть народа. И против нее они выступают только с большой, я бы сказал, выдумкой. Голову, видать, жалеют, прозорливцы законопослушные.

Потому есть все же отдельная прелесть в том, чтобы с британами дела вести: гибки они и находчивы, из любого обстоятельства лаз найти могут. И притом аккуратно работают, стервы, блюдут букву, сначала свою, островитянскую, а потом – местную, то есть нашу. Спокойно с ними делать энту коммерцию, хотя ушки-то надо во всякое время настороже держать: а как с насупротивной стороны тоже англичан работает? Но главное, что любо: всегда так настроены челюстяки неуемные, чтобы задуманный сюжет выполнить. Ни за какие коврижки не отступятся, пока их колом по голове не пихнут. С умом, да напролом. Если полведра не дернуть, то хотя бы звонко пернуть. Не ищут, понимаешь, резонов для плаксивой неудачности. И правильно: резоны всегда найдутся, а вот ты попробуй все заборы преодолеть и что надобно, оприходовать. Вот тогда тебе хвала будет, почет и уважение. Будь ты хоть и сорванец, а хотя бы молодец.

Государь великий, опять помяну высокоблагодетельного покойника, сразу чуял, кто и почему не исполнил должное, профукал свой абордаж. Паки пенявших на оппозицию капризной судьбы не жаловал – почитал, что не о деле маются они, а беззаветно выпрашивают малое наказание. Внимательно прислушивался, с которым припевом кто из штрафников доклад начинает. Те-то не больно баловали разносолами: либо «виноват, государь!», либо «видит бог», и так далее. Сразу видно, какой вправду печалуется о конфузии, а какой рад, что свой зад из горячей печи без лишнего волдыря вытащил. Тех, кто «видит бог», бомбардир страсть как не любил, почитал неумехами и лодырями. Если же «виноват, государь», то смотрел внимательнее. И коли уяснял, что вправду случилось непредвиденное, поскольку Божья воля стоит выше человечьего разумения, то прощал.

Так и англичане, нация хоть корыстная и скрытная, даже скажу из личного опыта, надменностью болезная, а пардонов своим ремизам не ищут и поражений не приемлют. Могут заболеть и сверх того – умереть, а капитулянтства не жалуют. Полежат, и снова в самое пекло да на лихом коне. И вот что в особенности удивительно – их на этот подвиг не король вожжой протягивает и не парламент вертлявый стрекалом тыркает. И аббат молебнами на работу не гонит, не стращает карами, хоть вроде как боголюбивая они нация, пусть и не слишком. Сами, мамочки, себя кнутом выхлестывают по мягкому месту, поднимают на труд кромешный и кропотливый, сами свои интересы блюдут и дела важнецкие совершают.

Деньгой оные чудеса, конечно, можно объяснить и деньгой немалой. Но все ж, Гаврилыч, не будем лукавить, и окромя деньги свербит в них это погонялово винторезное, стрекает, остановиться не дает и в конце концов удачу приносит и уважение тож. Вот остолопы наши родимые – рази они против деньги чего имеют? Иной раз, вестимо, за полушку умрут. А вот не получается так деловито и споро, почти ни у кого, как ни бьются. По чести скажу, не хотел бы я из наших балбесов англичан делать, неприглядно получится, а все равно желал бы этот буравчик непоседливый вставить обормотам питербурхским и московским в самое то известное место. Чтобы кичились не родами да чинами, галунами да животами, или мошной пожалованной, а делами совершенными, и особливо теми, которые удались насупротив обстоятельств и всяческого рода предзнаменований.

Главная же обидная заноза – может наш человек горы своротить, не туп он и не ленив уж чересчуристо. Грехи его умеренны и известны: получается не более и не менее, чем у других христианских народностей, скажем, какой-нибудь немчуры курляндской, сухощекой и в брюхе сплюснутой, или шелупони посполитой, отвязной, да бездельной. Коли припрет дурака расейского, он такую показывает прыть, что весь мир за ним не угонится. Но без катастрофии какой повсеместной – не двинется. Пока хата не сгорела, а амбар вода не унесла, будут Ваня с Федей баклуши бить и на дуде играть прямо-таки заливисто. И я почитаю, что неправильно это, сверх того – не по-божески. Апостол завещал: трудиться в поте, мол, аще кто того делать не желает, тот да не яст. Вот читают Писание, читают, наизусть учат, а самого главного разглядеть не могут. С катастрофией бороться – хорошо, но в ясную-то погоду столько можно успеть: дров нарубить, дом построить, протопить, щели законопатить и стены бревнами припереть, тогда и катастрофия получится не столь страшная. Истинно сказано, кто в поте лица робил, того Господь и не угробил. В балансе так: кому всемирный потоп, а кому – протечечка малая.

Кстати, о барышах. Намечается интересный гешефт с англичанами-то. Правда, потребуется некая личная изворотливость и легкая сдержанность совести. Ну, будем запрягать да подтягивать. А что хотите, братцы – дочь-то почти на выданье и немалый тут торг будет, немалый. Главное ведь – такая сделка, что обратно не переиграешь, всю жизнь потом куковать с новыми родственничками. Но молчу, молчу, давал зарок, и держать буду крепко. Меньше балакаешь – лучше спишь.