Читать книгу Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном - Петр Ингвин - Страница 3

Часть первая
Уже не одни
Глава 3

Оглавление

Тщательно следя, куда ступаем, мы медленно переместились обратно в тень самых густых деревьев. Из указанного направления в нашу сторону шли две местных девушки, примерные ровесницы Марианны – светленькие, простоволосые, в похожих на мальчишеские рубахах до колен, но с присущими прекрасному полу особенностями: некрашеную холстину украшали нашитые кружева и вышивка. Босые ножки старательно избегали острых коряг. Лилась мирная беседа:

– Завтра в Тихаревку свезут неустойщиков. Дали бы и нам посмотреть на казнь. Дело-то государственное, как раз для таких как мы, а то весь воспитательный эффект насмарку.

– Их не для твоего воспитания, а за неуплату святой десятины.

– Все равно я бы с удовольствием посмотрела.

– И я бы посмотрела, но кто даст?

Жалости к будущим трупам у девочек было ноль. На этой стороне реки к смерти относились ничуть не трепетнее, чем на другом.

Обе на мой взгляд толстоваты. Отвык я уже от природной пухлости, сказывалось долгое пребывание в условиях, где она не выживает. Пухленькие щечки и пышненькие бедра выглядели приветом из другого мира. На одну подружку физика расширяющихся тел действовала одинаково во все стороны, грозя со временем превратить в мягкую сферу со скрипуче-жестким голосом. Вторая счастливо отделалась свойственными полу вспучиваниями местного значения. Разговор легко перелетал с одной темы на другую:

– Конязь теперь ищет не просто наложницу, а боевую подругу. Если незамужняя от пятнадцати и старше чиста телом, быстра умом, без разной обузы и еще девица, любая может показать себя.

Говорившая с намеком подмигнула более полной подруге. Та отмахнулась:

– Мы ни статью, ни рожей, ни летами не вышли. Не про нас сказки.

– Конязь мудрый, он не на рожу смотрит, а вглубь.

– До вглубь не дойдет, если рожа хромает. Он же мужик, хоть и конязь.

– Он мудрый мужик.

– А ты откуда знаешь? Сам тебе во сне рассказал?

В ответ – пожимание плеч:

– Так говорят. А народ не обманешь.

О, счастливые времена, не знающие политтехнологий и проплаченных средств массовой информации… которые другими, собственно, не бывают. Наивные люди, наивные нравы. Не выдвинуть ли свою кандидатуру в местные правители? Создать партию, наобещать всего-всего, черным пиаром опорочить конкурентов, напридумать себе или присвоить чужих заслуг… Глядишь, через годик уже я буду девок собирать в наложницы. В горле застрял смешок, по лицу разлилась патока улыбки. Недоуменно оглянувшаяся Марианна толкнула в бок и приложила палец к губам.

Выбрав место погуще и потенистее, мы сползли в ямку, сверху прикрыла придерживаемая нагнутая ветка. Прекрасно видимые сквозь листья и верхушки высокой травы девчата, не видящие нас, спокойно продолжали:

– Если б женились не с пятнадцати, а как в старину с физического взросления, я бы рискнула.

– Соври, что тебе уже. Бывало, что проходило.

– А то не думала. Но кто отпустит, кто отведет?

– Сбеги. – У толстенькой на этот счет все было просто. – Нужно только желание. Настоящее желание.

– А ты, значит, не желаешь?

– А то от наших желаний что-то зависит. Я слышала, сказали привозить всех, не только желающих.

Полупышка рассудительно заявила:

– Стерпится – слюбится.

– С конязем-то, поди, у каждой слюбится. За такое любое стерпится.

– Не скажи.

– Я бы стерпела.

– А я не такая.

– Сама дура.

Мы с царевной, прикинувшись кустиками, притаились в тени укрытия. Марианне, облепленной подорожником, это удавалось легче, а я старался спрятаться за или под нее. Впрочем, девчонок не интересовало ничего, кроме собственного разговора. Даже надувшись друг на дружку, они не смогли долго молчать.

– Правильно мы с Огняной на реку не пошли, холодрыга непередаваемая. А они наслаждаются. Не понимаю.

– Ой!

Я вздрогнул, царевна прижалась ко мне и пошла мурашками, но это «ой» относилось не к нам. Одна девица схватилась за плечо второй, ее серая ступня поднялась к лицу и, поддерживаемая ладонью, предстала сосредоточившимся глазам.

Вторая досадливо топталась на месте, служа могучей опорой для ковырявшей пальцами менее округлой подружки. Просто посмотри одна из них в нашу ямку, и – амба, но пока чудеса продолжались.

– Как думаешь, скоро нас по домам? – скучая, осведомилась ничем не занятая.

– Пока не закончим. – Балансировавшая на одной ноге симпатяшка мотнула локонами, указав на уходившие в бесконечность сады.

Пышной подруге это еще больше понизило градус настроения.

Заноза была найдена, злобно уничтожена и торжественно развеяна. С облегчением наступив на обе ступни, девчонка радостно попрыгала. Обе зашагали прочь, вызвав у нас синхронный вздох облегчения.

Как всегда, рано обрадовались.

– Подожди, я сейчас.

А ведь они почти ушли. Бывшая занозовладелица развернулась, ее стопы с подобия тропы перенаправились прямо в наши дебри. Спираль разговора начала новый круг:

– Надоело по ночам от мальчишек защищаться. Этот Артем такая сволочь…

– Не надо, никакая не сволочь. – Оставшаяся в одиночестве пышка принялась лениво водить ступней по траве.

– А вот и сволочь! Еще какая! – В трех метрах от наших распластанных тел девица вновь повернулась лицом к подруге, присела на корточки, задранный балахон взлетел на талию.

Как, подойдя практически вплотную, можно нас не заметить?! А вот ведь. Чтоб видеть, нужно смотреть, а девчоночий организм занимало другое. Она увидела бы только нечто внезапное, как собака, реагирующая исключительно на движение.

Вторая после некоторого размышления и совета с собственным организмом тоже направилась к нам. Не именно к нам, а к лиственной завесе, скрывавшей от вида со стороны. Для нас это не имело значения, до оглушающих воплей, визга и привлечения внимания всего побережья осталось шесть шагов…

Пять…

Четыре…

Шагающее олицетворение неизбежности достигло точки бифуркации, после которой события развиваются лавинообразно, и остановилось прямо на границе тишины и паники. Олицетворение развернулось на месте и примостилось в каком-то полуметре от замершей в естественном процессе первой госпожи Невнимательность. Руки второй так же приподняли подол, обшитая рюшечками рубаха собралась складками на талии, которая тоже собралась складками – мощными, мясистыми, молочно-матовыми. Если судьба умеет хохотать, то сейчас она делала это, дважды обернувшись к нам задом. Большим и… очень большим. Как говорится, в тапера не стрелять, играет как может. То есть, говорю как вижу. Раньше в голову не могло прийти, что в подобном ракурсе человечий реверс может стать вдвое шире по сравнению с состоянием стояния. Пухлые выпуклости, прежде казавшиеся округло-овальными и напоминающими взбитые подушки, обрели твердость и сошлись указывающими вниз углами прилежащих треугольников. Точнее, треугольник получился один – тупым углом вниз, поделенный пополам и чуть скругленный. Треугольник! Всю жизнь думал, что низ у присевшего человека – два полукруга, эллипса или овала, но никак не треугольник. Фиговый из меня вышел бы художник.

Я наблюдал с волнением естествоиспытателя, дорвавшегося до величайших тайн природы. Центральные ложбинки, в которых совсем недавно можно было спрятать пару ладоней, и никто бы не заметил, превратились в плоские вертикальные линии. Белое полотно на диптихе менее широкого холста в двух разнесенных в стороны местах имело странные темные разводы. Синяки? Девчонку били? Тогда – ремнем с эллипсовидной бляхой. А эмблемой на бляхе явно был круг. Интересно, что это за знак, и что означает. Чей-то герб или знак Солнца. Или Луны. Мало ли. Вот если б двуглавый орел, якорь или звезда, я бы задумался.

Ладошка Марианны выползла из травы и недвусмысленно накрыла мне глаза. Я укусил за мизинец, движение шеи скинуло препятствие, зубы гневно поскрежетали. Между нами пронесся скоротечный бой взглядов, вылившийся в немой спор:

«В лицо опасности нужно смотреть открытыми глазами!» – утверждал я, объясняя, что не пялюсь, как ей почему-то кажется, а тщательно отслеживаю ситуацию.

«Так то в лицо!» – укоряло меня осторожное покачивание головы напарницы.

«Уверяю, в большинстве случаев опасность выглядит именно так», – настаивал я.

«Прямо вот так?» – прилетела указующая усмешка.

«Либо кончается этим», – не сдавался я.

– Артем не сволочь, а простой шкодник, – поддержала угасший разговор обладательница большей достопримечательности.

– Шкодник?! А тебе синюшным соком глаза на попе рисовали?! – возмутилась пыхтевшая вторая.

Я стремительно зажал рукой рот. Вот тебе и гербы.

– И как только пробираются в наши шалаши.

– Ну что ты взъелась. Просто повеселиться хотят.

– Когда утром морда в саже – по-твоему, это смешно?! – Меньший треугольник, похожий на место выгрузки у вагона для сыпучих грузов, начал обретать былые формы воздушного шара. Девица поднялась и оправилась, из-под балахончика снова торчали лишь плотные загорелые икры.

– Смотря как разрисуют. Иногда с такой фантазией, так забавно получается, даже здорово, – поддела ее пышка, тоже поднявшаяся и из горизонтального овала восстановившая объем в вертикальном.

– Просто тебя, Кистена, меньше трогают. А мне всегда достается.

Пончик по имени Кистена вздохнул и завистливо покосился на весело зашагавшую вдаль подружку.

– По-моему, они ко всем одинаково, – попробовала она бодаться с судьбой. – Помнишь, кто-то одежду у нас утащил и по верхушкам деревьев развесил? Не у одной же тебя.

– Нас бы селить подальше от мальчишек или охрану выделить. Вот бы до конязя дошло, как мы на отработке ночами мучаемся.

Удалявшийся разговор снова перекинулся на правителя:

– По-моему, блажь о боевой подруге – это все от потусторонних идет.

– Проклятое Каиново племя. Надо запретить даже смотреть в их сторону! Мамка говорила, мужики специально на берег ходят, на тех баб глядеть. Стыдоба и срамота.

Глядя только друг на друга и иногда под ноги, подружки скрылись из глаз и для ушей.

На меня хлынул ливень царевниного укора, граничившего с презрением:

– Так нельзя! Они же женщины! Тебе не стыдно?

– Подслушивать?

– Нагло рассматривать!

Что за невезуха. И когда мужики рулят, и когда женщины, никогда нельзя. Почему именно мы, мужской пол, всегда в пролете?

– А почему тебе можно? – искренне возмутился я.

Решение сыграть обиду или устроить сцену проиграло главному женскому качеству: любопытству.

– Ладно, забудем. – На меня вспорхнул вопрошающий взор. – Я не поняла, про что они говорили?

– Мальчишки ночами в женскую общагу лазят, безобразничают.

– Нет, о том, что девиц приглашают.

Вот что ее зацепило. Ну, дык, тоже девица, однако. Самая настоящая боевая подруга, аутентичная потусторонняя.

– Местный царек проводит кастинг. Кстати, не хочешь попробоваться? Идеальный претендент. Красива, умна, физически развита, в боевых искусствах подкована. Ни дать, ни взять – боевая подруга, причем обаятельная и привлекательная.

Спутница конфузливо сияла. Расплывшиеся в улыбке губки не удержали внутри неудобный вопрос:

– А наложница – это кто?

– Ну… – Я почесал затылок. – Как бы жена. Только не навсегда. Пока есть чувства.

– Странные отношения. Любопытные. Есть своя логика. А страннее всего, что мужчина выбирает женщину, тебе не кажется?

– Так и должно быть, если уж мы оказались в мужском мире.

Кожа на девичьем лбу взлетела, потянув за собой брови, веки, ресницы… На меня уставились круглые непонимающие глаза:

– Это невозможно, потому что просто не может быть!

– Привыкай. Заметила: ты много слышала про конязя, но ни разу про конязьку или какую-нибудь коняжну.

Конязь – однозначно мужик и по титулу самый главный, ни о ком главнее пока не слышали. И выбирает – он. Так что пусть с каким-то прибабахом, но этот мир явно не столь матриархален, как заречный.

– А смотреть местные ходят… на нас?

– Ага, – подтвердил я с ухмылкой. – Вы для них типа развлечения. Бесплатное зрелище из цикла «Бывает же» и «Ну, совсем распустились! Надо проверить, насколько».

– А мы видим только корыта на воде и иногда огоньки костров. Погранцарберы стараются никого не допускать до Большой воды, но их патрули нечасты, и иногда удается…

– Вот тогда вами и любуются, – завершил я. – Пойдем, боевая подруга.

Обращение спутнице понравилось. Она вспыхнула, озарилась животворящим внутренним светом, полившимся из всех отверстий и даже через радостно разгладившуюся заблестевшую кожу. И походка стала упругой, легкой, танцующей. Волосы как будто высохли в один миг и уложились в прическу. Где-то что-то чувственно выпятилось, где-то, наоборот, стыдливо подобралось.

Я привычно все испортил:

– Как мальчишки еще сказали, бой-баба?

Это называется – с небес на землю.

– Нет-нет. – Я постарался все исправить, увидев начавшееся обратное преображение. – Это не про тебя. Ты – бой-бабочка.

Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном

Подняться наверх