Читать книгу Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном - Петр Ингвин - Страница 6

Часть первая
Уже не одни
Глава 5

Оглавление

– Что случилось? – всполошилась очаровательная поплавчиха, тут же спрятавшись в воду по горлышко. – Чужие?

– Нет, свои.

– Где?

– В голове. Потому что – мысли.

– Не поняла.

– Я пока тоже, но общее направление гениальнейшей идеи дня ухвачено, дальше будем импровизировать. Иди за мной.

– Обратно?! – изумилась царевна. Впрочем, она беспрекословно пошлепала след в след за мной в направлении оставленных сзади купальщиц, раздвигая завесу зарослей, словно ледокол вставшие на дороге торосы. – А хождение по воде? У меня только начало получаться!

– Потом продолжим.

– Учти, я запомнила: ты обещал.

Вот так они с нами, людьми слова. Точнее, с людьми слов, наполненных поступками. Был бы обычным пустобрехом – никакой ответственности. Неси любую чушь, обещай хоть жениться – ни за что не отвечаешь. Жаль, что не все могут отличить слова-воду от слов-золота. Те и другие блестят на солнце, но вторые не испаряются под его лучами. Ого, как сказанулось. У меня, случаем, в роду эфиопов не было?

– Тихо!

По краю шумливого берега мы подкрались к деревьям и залегли. Высокая трава укрыла с головой. Просветы в зелени давали смутный вид на веселившихся на мелководье созданий. Голосов не разобрать, поскольку все говорили одновременно – впечатление создавалось именно такое. Одни плескались, не заходя в реку дальше, чем по колено, вторые лежали и «плавали» там, где по щиколотку. Третьи что-то бурно обсуждали, окунув в воду только ступни.

– Сиди тут! Голову не высовывай! – приказал я, уползая вперед.

– А если тебя бить начнут – можно?

– Нужно.

Подумав, я добавил:

– Если за мной просто погонятся – удирай в другую сторону от той, куда бегу я. Туда. – Моя рука махнула в направлении вверх по течению. – Я сделаю круг и найду тебя у заводи.

– А если случится что-то непредвиденное?

– Тогда поступай по собственному разумению, но с учетом моего плана. Иначе потеряемся.

– Я не хочу потеряться.

– Договорились.

По-пластунски проскользнув к разбросанной по берегу одежде, я стал хватать всю, до которой дотягивались руки.

Отсюда голоса разбирались:

– Сколько нам еще по деревьям лазить? Говорят, перволюди с деревьев спустились, а нас каждый день обратно загоняют.

– Сказки о перволюдях ненаучны, ты как будто пап не слушала. Даже не заикайся на эту тему.

– Загоняли бы уж вместе с мальчиками, все веселее.

– Тебе бы только мальчики.

– А тебе?

– А мне – чтоб мир во всем мире.

– Задавака ты, Огняна.

Ну да, мир во всем мире, и еще «чтоб наши победили» – две как-то взаимосвязанные мечты всех детей на свете.

И немного смутили папы во множественном числе. Неужели опять?!

Набрав полную охапку вещей, я прижал их к груди, и пришлось вспомнить человолчьи навыки – назад прошмыгнул на трех конечностях.

Обошлось. Девочки, в отличие от мальчиков, к собственной безопасности относились не просто безответственно, а с какой-то самоубийственной провоцирующей надеждой на безумные приключения, на вырывающие из рутины небывалые события, которые в принципе невозможны, но… а вдруг? В общем, семь по горизонтали, вторая и последняя «а»: коллекционер приключений, у некоторых особей заменитель головы.

Не знаю, чего они ждали, но просто не видели ничего дальше собственного носа. Мне это дико помогло.

– Зачем так много?! – получил я шипучий выговор от Марианны.

– Увидишь.

Несколько балахонов мной было разбросано по деревьям дальше от берега – я как бы уводил погоню за неизвестными шутниками-шкодниками в сторону садов. С остальными рубашками, количеством пять, мы вернулись к реке выше по течению. Звонкий гомон с пляжика доносился и сюда. Пропаж еще не обнаружили – там звучали смех и беззаботная болтовня. И если опомнятся, побегут по фальшивому следу. У нас есть время.

– Выбирай. – Украшенные балахоны рядком упали перед царевной.

Девичьи глазки заблестели. Марианна перемерила все, прежде чем с большим сомнением остановиться на одном. Потом на другом. Потом все-таки…

Пришлось насильно отобрать лишние. Оставив себе самый большой, я положил одну из оставшихся рубах в воду, чтоб течение со временем отправило ее вниз. Еще пару мы хорошенько привалили камнями у берега – иначе сразу поймут, что не хватает именно двух, что сразу направит мысли на встретившихся с мальчиками беспортковых нас, которые ушли как бы в противоположную сторону. А так – чья-то шутка. Или ветром унесло. Или водой. Либо водяной спер, либо леший. Либо русалка, что почему-то на ветвях сидит, хотя у русичей так называлась женщина-птица. Мало ли в какую нечисть здесь верят. А во что-то верят обязательно, если даже в моем двадцать первом веке средний человек избегает цифры тринадцать, считает, что наступить на какашку – к счастью, и уходит от перебежавшей дорогу черной кошки. Теперь я знал, почему эта лабуда столь живуча. Она кому-то нужна! Сейчас – конкретно мне для использования во благо конкретного себя.

Думаю, девчонки пошумят и успокоятся. Никто не любит, чтоб над ним смеялись, поэтому как-нибудь выкрутятся по-тихому, и все забудется.

Отвернувшись от придирчиво разглядывавшей себя Марианны, я примерил новый костюм. Рубаха в принципе такая же, как у мальчишек. Такая же… да не такая, а чисто женская – с оборочками, кружевами, вышивкой. Двинувшись с повеселевшей царевной вдоль реки, я по ходу удалял все признаки принадлежности к враждебному полу. Хуже всего оказалось с вышивкой. С трудом, но удалось справиться. Колючкой я поддевал по ниточке, рвал или перетирал, вытаскивал. Сборчатую обшивку по подолу и краям рукавов, я расправил и примотал на бедре как бинтом.

– Про запас. Вдруг перевязка понадобится?

– Есть хочется, – грустно сообщила царевна.

Да, снова встал вопрос еды, и встал колом в горле. День заканчивался, а во рту ни крошки, если не считать некоторого количества противных листиков, которые теперь цепко ассоциировались с поносом. Лягушек не видели, кузнечики попадались настолько мелкие, что даже не хотелось тратить силы на поимку. Перебились небольшой охапкой лиственной травы-сныти, замеченной мной по дороге. В остальное время еду заменяла вода.

Речушку пришлось форсировать вплавь, глубина и течение не позволили перейти своим ходом. Мы поднялись выше заводи, сняли рубахи, я поднял их на одной руке, а Марианна уцепилась за мою шею. Сплавившись через стремнину, оставшееся мелководье прошли ногами, затем подсохли, оделись и побрели дальше.

В местном балахончике Марианна смотрелась очаровательно. Узорчики, оборочки, кружавчики… Не мог представить, что буду скучать по этому милому наследью старины. Воспитанный на журнальном гламуре и эталонах высокой моды из телевизора, истинно красивым я считал только черно-белое и прямое. Остальное давно объявлено кичем, дурным вкусом и дозволено лишь Миланским кутюрье. А кто не кутюрье, тот деревенское тетерье, обязанное не выпендриваться и ходить как все – в черном, белом и прямом. В редком случае еще в ярко-красном, но обязательно прямом и без финтифлюшек. Желательно, купленном непременно в Милане или выданном за Миланское. Даже если китайское.

А Марианне шло старинное. Еще бы веночек на голову… Я умилялся. Русые локоны спускались до самых лопаток. Смущенный взор прятался от моих попыток подловить. Босые ножки дерзко выметывались из-под бордового ободочка платья. Ну как платья… Нашейте всяких непонятных штучек-дрючек на любую мужскую вещь – получите женскую.

Впервые за многие месяцы я видел рядом с собой нормальную девчонку, а не воинственное чудо в штанах.

– Тебе идет.

Царевну словно бросили об дверь, на которой до той секунды пошатывалось ведро с красной краской:

– Не шути так.

– И не думаю.

– Вот и не думай.

Через несколько шагов все больше похожая на свеклу спутница добавила:

– Лучше думай о еде.

– Только о ней и думаю.

– А ты попытайся не только думать, но и находить.

– А ты попытайся не только язвить, но и поторапливаться.

– А ты…

– А вот и не подеремся, – перебил я.

Царевна улыбнулась и умолкла.

Из-за того, что в тот момент я смотрел на нее, сначала увидел реакцию: помертвевшее лицо, открывшийся и тут же до боли сжатый рот, подогнувшиеся ноги. Затем обнаружилась причина: с видом на реку на пригорочке догнивали тела на кольях. Близко лучше не подходить – трупный смрад сносился ветром, но если внезапно дунет в нашу сторону…

Разбойники или ушкурники?

– Кажется, это женщина, – нерешительно предположил я.

Крайние останки действительно чем-то напоминали прекрасный пол. Сейчас это сравнение выглядело кощунством. Деревянное острие вылезло между ребер, не давая свисавшим вокруг жутким ошметкам провалиться ниже. Гниющее мясо шевелилось, конечности болтались на сухожилиях и остатках кожи, запрокинутая голова узнавалась лишь по наличию черепа.

– И что же, что женщина? – Взгляд Марианны был тверд и пуст. – Значит, тоже преступница. Ни в чем не виновного человека столь жестокой смерти не придадут.

Ну-ну, наивное создание. Вера во что-то – оттого и «вера», а не «знание», что находится по обратную сторону фактов.

Как говорил Аль Капоне, пуля многое меняет в голове, даже если попадает в задницу. От увиденного у Марианны зашевелились не только волосы, но и мысли.

– Как думаешь, что они натворили, если подверглись такому?

Я пожал плечами:

– К примеру, прибыли с той стороны реки. С точки зрения местных, это тоже может быть преступлением, вы же пришельцев убиваете.

– Мы убиваем сразу, не мучая! – вспыхнула эмоциями царевна.

– Согласен, убитым от этого гораздо легче.

Ирония вышла злой и неуместной.

– В какой жестокий мир мы попали. – Марианна помрачнела.

Удаляясь, она еще долго оборачивалась. Мне тоже было не по себе, но не по себе мне было и по другую сторону реки. Неплохо бы узнать, кому поклоняются и во что верят здешние обитатели. Много раз слышал, что вера делает людей лучше – но люди, которые так говорят, не знакомы с постулатами учения Аллы-мужененавистницы и забывают, что, к примеру, Гитлер был образцовым католиком. Не вера делает нас лучше, а мы веру.

Царевна верила в меня. Увы и ах.

Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном

Подняться наверх