Читать книгу Беглый огонь - Петр Катериничев - Страница 14
Часть вторая
Дым отечества
Глава 14
ОглавлениеПо правде сказать, какой из себя был тот самый хрестоматийный дронт с острова Маврикий, я представляю смутно. Говорят, мирная была птичка. Возможно, с веткой в клюве. Миротворец. В переводе на американский – «Peacemaker»[6]
В размышлениях об умной науке орнитологии на заемном авто достиг центра дорогой столицы. За время моего отсутствия она стала еще дороже.
День, надо сказать, завязался жаркий. Две разборки с пристрастием за одно утро, да еще и термометр в тени показывает не менее тридцати. Когда такой накал, нужно быть сдержаннее. Или как говаривал грузчик дядя Гриша после третьего стакана собутыльникам: «Ребята, давайте быть культурнее».
Покидаю чужую машину тихо, как птенчик. И направляюсь в ближайшую аптеку. Потому как с разбитыми напрочь костяшками одной руки и сожженной ладонью другой чувствую себя не вполне комфортно: не в смысле боли, такую боль легко игнорировать, но когда клешни кровоточат и мысли – саднят. Как мудро обобщили наши предки: на хромых ногах и душа спотыкается.
С перебинтованными лапами я стал выглядеть как работяга-моряк, неловко притравивший трос. Вот за что люблю Москву, так это за то, что здесь никому ни до кого нет дела. «Лягушка, у тебя что, проблемы?» – «У меня? Проблемы? Да мне звиздец!»
Подхожу к автомату, втыкаю в щель кредитную карту, набираю номер. Трубку поднимают после третьего гудка:
– Крутов.
Хотя голос и положение генерала к шуткам не располагают, удержаться не могу:
– Здесь продается славянский шкаф?
– Шкаф? – не узнал меня Игорь.
Меняю «шифр»:
– А что, братец, невесты в вашем городе есть?
– Кому и кобыла невеста! Дронов!
– Он самый.
– Давне-е-енько не слыхивал твоего начальственного баритона.
– Повода не было.
– Теперь появился?
– Ага. Телефон «чистый»?
– Этот – как стеклышко. Так что за повод?
– Женщина.
– Я не удивлен.
– Убита в моей квартире три-четыре часа тому назад. Перед этим – изнасилована.
– Вот как…
– Тебя не информировали?
– Дрон, я занимаюсь организованной преступностью, а это…
– Подходит под проделки «писюкастого злыдня».
– Кого?
– Сексуального маньяка.
– И кто он?
– Боюсь, по мнению твоих коллег, я. Больше некому.
– Хорош…
– Кто?
Молчание длилось с полминуты.
– Дрон… Ее убил ты?
– Нет.
– Честно?
– Как на духу.
– Так. Идем дальше. Но – при личной встрече. Сможешь подъехать в управу?
– Да.
– Документы с собой? Я закажу тебе пропуск.
– Лучше обойтись без него.
– Чего так?
– Следить не хочу.
– Ты же понимаешь, Додо, если тебя с вахты сопроводит сам начальник управления…
– Генерал Крутов, – продолжил я почтительным тоном. – Понимаю, «смежники» будут озадачены.
– Еще как.
– Игорь, не выдумывай велосипед. Пошли какого-нибудь доверенного вьюношу встретить индивида на контакте и провести в вашенские апартаменты черным ходом. Ведь должен же быть у вас черный ход?
– А как же… И не один. И выходов столько же. Олег… Может, лучше вообще не в управе? На свежем, так сказать, воздухе? Тем более ветер, судя по всему, крепчает…
– Хорошо, что не маразм. Нет. Не лучше.
– Хозяин барин. Ты в центре?
– Да.
– Делаем так: садишься в кафешке «Тополя», что на Сретенке, и ждешь. Мой человечек тебя подберет.
– Сколько ждать?
– Сколько нужно. Контрольное время – тринадцать ноль-ноль.
– Понял.
– Дрон…
– Да?
– Расслабься. Судя по говору, ты напряжен, как солдат-первогодок перед присягой. На которую ни одна шалава к нему не приехала.
– Ценю твой генеральский юмор.
– Еще бы. Будь.
– Буду.
До контрольного срока почти час, времени – вагон; но Крутов мудр, «маячить» в кафешке невозможно, потому через десять минут я уже сижу в вышеозначенных «Тополях» – обычной полусквериковой забегаловке – и разминаюсь самым буржуйским, по понятиям семидесятых, занятием: потягиванием через соломинку коктейля под маловразумительным названием и весьма сомнительного качества. Заодно разглядываю проходящих. Не с целью выявления «мышки-наружки» – из чистого любопытства, граничащего с любознательностью.
Естественно, привлекают девушки. И то, как они одеты. Или скорее раздеты. Впрочем, как сформулировал кто-то умный, основополагающий принцип моды как раз в том и состоит, чтобы носить одежду, вызывающую у лиц противоположного пола желание поскорее с вас ее снять. Москвички в этом преуспели. Еще больше они преуспели в этом на море… Вздыхаю: жаль, что сейчас я так далек от моря, очень жаль, что я не Казанова, и втройне жаль, что душа моя отягощена бездной комплексов так давно отлетевшей юности, на-чиная от впитанной подкоркой песни «а я боюсь услышать «нет» и заканчивая философичным из Макарыча: «Он был старше ее, она была хороша…» Все это, вместе взятое, и мешает мне броситься вслед очередной нимфе в воздушном одеянии. Нет, мешает еще одно: очень боюсь, прелестное создание откроет красиво очерченный рот и отрыгнет такое выражение, что… Короче, чтобы не было разочарований, лучше не очаровываться. По крайней мере, в ближайшие сорок минут.
Через столик от меня расположились две девчушки. Пепси они уже не выбирают, пьют что покрепче. Вот предыдущее поколение молодых: пепси было внове, а кока еще не вошла в обиход; уже не было комсомола, а водка и кухонно-философские разговоры «обо всем» стали неактуальны; царствовали Виктор Цой, Арбат, Шевчук…
Краем уха ловлю щебет девчонок… М-да… По сравнению с теперешними молодыми те кажутся просто романтиками.
Каждое поколение, каждый век лепит своих кумиров, отдавая дань неофициальному культу. В тридцатые – Чкалов и Отто Юльевич Шмидт, в шестидесятые – Гагарин, Окуджава, Визбор, Вознесенский, Стругацкие, в семидесятые – восьмидесятые – Высоцкий, Макаревич, Пугачева, Цой, «Наутилус», Шевчук… Но вот настали девяностые, набрали скорость, век летит к закату, к закату движется тысячелетие… И – что? Не считать же всерьез культовыми мальчиками «нанайцев» вкупе с интернациональными Иванушками, а культовыми девочками «лицеисток»… Или – считать?
Похоже, мы все вернулись в предысторию, в эпоху «шаманидов», и единственной культовой фигурой, «героем нашего времени», является могучий напряженный фаллос, на который, как на кассовый чек, нанизаны долларовые бумажки самого значимого достоинства. Если, конечно, единичку с нуликами, даже прорисованную на хорошей бумаге, вообще можно считать достоинством.
– Вы крутите головой, как вентилятор!
Сначала я заметил ноги под коротеньким легким платьицем, поднял глаза на девушку: веснушки на носу, смеющиеся зеленые глаза, густые выгоревшие волосы уложены в «ренессансный» каскад. Красиво, добротно, хорошо!
– Меня предупредили, что вы легкомысленный, но не сказали насколько. Пригласите присесть?
– Приглашаю. – Энергичный жест рукой и кивок, больше похожий на движение только что разнузданного коняки, должны подтвердить мое недоуменное удивление.
Девушка присела, представилась:
– Настя Сударенкова. Лейтенант. – А в ее глазах плескалось столько солнца, что…
– Ну, тогда я, как водится, генерал. От инфантерии.
– Вас никак не примешь за пехотинца…
Ну надо же! Милая барышня не только представилась по званию, но еще и знает значение слова «инфантерия»! Поторопился я с эпитафией юному поколению!
– Олег Владимирович, не рассматривайте мои ноги так откровенно!
– Вас это отвлекает от несения службы, лейтенант Настя? – невинно поднимаю я брови. И уже догадываюсь, чьи это генеральские шутки! Сосредоточиваю взгляд на девичьих лодыжках, шепчу заговорщически: – Исключительно для конспирации… Шампанское вы пьете, лейтенант?
– Для конспирации?
– Для нее.
– Не в это время дня.
– Что для вас принести? Сок манго?
– Чтобы жизнь сразу – сахаром?
– Намек понял. Тогда грейпфрутовый?
– Лучше – лимонный. Но не сейчас. Сейчас нежно возьмите меня под руку и идем к машине: темно-синий «фолькс». Крутов нас ждет.
Девушка обаятельно улыбалась, слова произносила тихо и задушевно, словно завлекала меня в постель величиной с Сахару. И это правильно: случайные «уши», вроде девчонок-малолеток, реагируют не на смысл слов, а на тон, каким они сказаны, и если слова «боковым слухом» часто не улавливаются вовсе, то тон – всегда. И что они решат? Что к куцему мужичку подкатила шикарная телка «по договоренке», видать, от мужа гуляет, повлекла его в свою тачку, судя по прикиду, «разгонную», и отвалила с шиком.
То, что ход их мыслей я смоделировал правильно, доказывали теперь уже прямые, оценивающие взгляды подружек, направленные нам в спины: надо же, альфонс не альфонс, а за ним такая краля подкатила! Видно, в штанах что-то особенное! Знали бы эти милые крошки, что перед ними сейчас сам «маньяк-душитель», поперхнулись бы своим мороженым!
Девушка села за руль, с шиком отъехала и повела машину по бесконечной анфиладе московских переулков так лихо, что я сразу произвел ее из Насти в Анастасию. На таких «американских горках» любой хвост отвалится сам собой. Подумалось: умеет Крутов подбирать кадры… Но мысль сию я тут же отбросил, как отдающую завистью. Зачем мне это?
То, что Анастасия порулила не в управу, я догадался; ну что ж, Крутов генерал, ему виднее.
Вышли мы в Замоскворечье. Проскочили хитрой чередой проходных, через реконструируемые дома, пока не впилились в обитую допотопным дерматином дверцу заброшенного, прошлого века, купеческого домины за литой, проломанной во многих местах оградой. На стук открыл сторож, бегло оглядел нас, пропустил, прикрывая дверь; двигал он ее слишком тяжело, чтобы не закралась мысль: под дерматином, содранном с натуральной двери пятидесятых, укрывалось литое пуленепробиваемое сооружение.
По запущенной лестничке поднялись на второй этаж. Девушка пропустила меня через «приемную», открыла дверь в кабинет. Доложила:
– Доставила.
– Хорошо. Хвосты?
– Чисто.
– Были или сбросила?
– Не было.
– Подожди внизу.
– Есть.
Как только дверь за девушкой закрылась, Крутов встал из-за стола, подошел ко мне, мы крепко пожали руки.
Игорь указал жестом на два старых, годов шестидесятых, кресла у журнального столика в углу. Расселись.
Крутов погрузнел, заматерел. Плечи у него и раньше были немаленькие, теперь – казались вовсе огромными; белоснежная сорочка от Босса, галстук и костюм от Версаче, туфли от Армани – все это сидело на Игоре так, словно он носил сие великолепие не то что сызмальства, но родился в нем. Легкие отклонения от принятого «протокольного» стиля только подчер-кивали респектабельность: вещь для человека, а не человек для вещи. Перехватив мой взгляд, насмешливо бросил:
– Хорош?
– Как икона.
– Клиент пошел солидный. Нужно соответствовать.
– Понимаю.
– Коньячку? Для разговора?
– Соточку.
Крутов выудил из-под кресла початую бутылку любимого им великовозрастного коньяка «Армения», разлил по двум простым советским «слезным» стаканам.
– Закусить?
– Чтобы коньяк испортить?
– Это верно. За встречу.
Мы стукнулись донышками, неспешно выцедили янтарную жидкость. Закурили.
– Убитая девчонка у тебя в квартире – ведь не причина, а следствие, так? – Крутов испытующе смотрел на меня желтыми тигриными глазами. Вот взгляд у него не изменился, это точно.
– Так.
Игорь затянулся, выдохнул:
– Рассказывай.
6
«Peacemaker» («Миротворец») – название самой популярной в США модели револьвера С. Кольта.