Читать книгу Сочинения - Петр Кудряшёв - Страница 5

Печатается по: «Отечественные записки», 1826, часть 28

Как часто самые благороднейшие поступки, самые прекраснейшие примеры добродетели, могущие привести в умиление человечество, скрываются во мраке неизвестности, в то время как дела, приводящие в ужас, в содрогание, тысячекратно повторяются крылатою молвою, переходят из уст в уста, от зенита до надира и распространяются по обеим половинам земного шара! Повторяю: как часто самые блистательнейшие поступки добродетели бывают никому не известны; а деяния, возмущающие человечество, гремят по вселенной! Пусть они гремят; но в глазах добрых людей благородные поступки какого-нибудь Фрола Силина¹[1] гораздо выше деяний всех тех завоевателей, которые утесняли человечество, начиная от Александра Филипповича Македонского до Наполеона Карловича Бонапарте! Я хочу говорить вам о редком бескорыстии служившего Оренбургской пограничной таможне объездчиком Шамаева.

В последнем десятилетии прошедшего XVIII века один из помещиков здешней губернии прислал в Оренбург своего приказчика, с деньгами двадцати тысячами рублями, для покупки баранов. Приказчик, находясь на меновом дворе, обронил упомянутые деньги, состоявшие в государственных ассигнациях. Сии деньги были найдены таможенным объездчиком Шамаевым. Означенный приказчик, хватясь потерянных денег, не мог помыслить об отыскании оных, ибо на меновом дворе народу толпилось целые тысячи; бедняк пришел в отчаяние; не знал, что предпринять, что делать, и решил – удавиться! Между тем объездчик Шамаев ходил по меновому двору, прислушивался к разговору каждого и старался узнать, кто именно потерял найденные им деньги, о которых он еще никому не объявил; но старание Шамаева не имело успеха: никто не говорил, никто не слыхал о потере денег. Напоследок Шамаев зашел в находящуюся в меновом дворе харчевню и увидел в ней неизвестного крестьянина. Бледное, страшное лицо и дикие, мрачные взоры показывали глубокую горесть и сильное отчаяние этого человека. Сей крестьянин был не другой кто, как приказчик, потерявший двадцать тысяч рублей. Он не говорил ни слова, только беспрестанно требовал водки, которую поглощал с жадностью. Шамаев внимательно смотрел на крестьянина, и, заметив на его лице знаки горести и отчаяния, старался с ним вступить в разговор. Крестьянин хранил молчание и продолжал пить водку. Наконец безотвязчивый Шамаев вывел упоминаемого крестьянина из терпения: он с сильною досадой воскликнул:

«Что тебе надобно? Чего ты от меня хочешь?»

«Ничего, – отвечал Шамаев, – ничего; я хочу только знать, для чего ты беспрестанно пьешь водку, и пьешь столько много?»

Крестьянин: «Для чего? С горя!»

Шамаев: «С какого?»

К.: «С такого, о котором тебе знать не нужно!»

Ш.: «Почему же? Может статься, я успею помочь тебе».

К.: «Нет! Теперь никто в свете мне не поможет!»

Ш.: «Едва ли! По крайней мере, расскажи, какая беда с тобой случилась?»

К.: «Какая беда! Да такая, что я должен сию же минуту удавиться!»

Ш.: «Боже тебя сохрани от убийства! Такой беды, которая бы заставила удавиться, никогда быть не может».

К.: «Ты говоришь – быть не может! Нет, может! Знай: я, часа два назад тому, потерял двадцать тысяч рублей!»

Ш.: «Так ужели из денег надобно давиться?»

К.: «Если бы они были мои, то я бы пожалел их – и более ничего, но деньги-то господские».

Шамаев, вынув из-за пазухи найденные им деньги, показал их отчаянному[2] крестьянину и спросил, не ему ли принадлежат они. Крестьянин остолбенел и не мог выговорить ни слова. Честный Шамаев повел крестьянина в таможню и, донеся присутствующим оной о найденных деньгах, возвратил их по принадлежности. Присутствующие объявили крестьянину, что, по силе VI артикула Воинского сухопутного устава, из упомянутых денег третья часть должна принадлежать Шамаеву. Крестьянин изъявил согласие отдать не только третью часть, но даже целую половину; однако же добрый Шамаев от принятия оной отказался и говорил, что ему ничего не надобно; что он поступил так, как должно; ибо, по мнению его, утаить найденное значит все то же, что украсть или ограбить кого-нибудь. Присутствующие и крестьянин убеждали бескорыстного Шамаева, чтобы он взял хотя тысячу рублей; но убеждения не помогли, и Шамаев решительно объявил, что он не возьмет ни копейки. Наконец, по неотступной просьбе крестьянина, Шамаев согласился взять от него простого, очень дешевого сукна столько, сколько нужно на сюртук и рейтузы.

Вот истинно редкий пример добродушия и бескорыстия, которому надобно удивляться потому более, что Шамаев принадлежал к числу людей, имеющих пропитание от одного только жалования!

Тебя нет уже на свете, добрый, честный, бескорыстный Шамаев! Тебя нет уже; но я от души, от сердца благословляю твою память!

Покорнейше прошу вас, М.Г. [милостивый государь], благороднейший поступок объездчика Шамаева сохранить от забвения и поместить письмо сие в «Отечественных записках». Честь имею быть, и проч.

Примечания автора

(1) См. сочинения Н. М. Карамзина.