Читать книгу Раковина - Петр Петрович Драгунов - Страница 3

В этом немом движении все было захватывающим. Тысячи пилигримов надвинув слепые капюшоны на самый нос, зачем-то несли горящие факела высоко над головой, огненной лавиной плыли в пустоту. Монос видел их откуда-то сверху, но захоти, мог прикоснуться любому в один миг. Во снах случается многое…

Ночь расступалась перед пилигримами, завлекая их в нескончаемую, темную бездну. Она намеренно подавалась тщедушным светлячкам. Для идущих же, факела, соединяющиеся блесками света в единую мощную реку, придавали шествию вид особой весомости и осмысленности. Чаши огня воплощались гордостью бессилия, не сознающего самое себя.

Только Пустота знала цель их мерного, неторопливого движения, и только Пустота могла охватить тонкие нити сущности его предназначения. В ней не имелось места для категорий, усталости или лжи. Она оставалась проникающе неделимой и бесконечной. А пилигримы?! Пилигримы огненной рекой разрезали темную бесконечность. Казалось, что разрезали…

Ведь само время только пыль у Пустоты на устах. Оно поддается движению, а любая слабость унижает и стирает значение дотла. Ведь только Пустоте некуда спешить, ибо нет ничего в мире, стоящего ее потерь и находок. Необъятно тело ее, всевмещающе ее существование.

И все-таки смещение крошечных огоньков на неоватном, безликом фоне. Есть в нем что-то магически завораживающее. Что-то, что касалось пальчиками желания даже темного тела бездны.

Может это дети ее, тысячами ножек колышут вселенную, заставляя воздыхать мироздание. Может это новая эра стоит у порога, меняя напропалую Мир на своем пути, плодясь волнами света и не оставляя места для собственной Матери. Да и кто его знает, что было там – в тени капюшонов?

Внутри оказалось тихо и как-то по-домашнему уютно. Проснувшийся спозаранку Монос удобно расположил свое тельце-желе домика. Потягиваясь со сна, он попытался дотянутся до самых дальних, внутренних стенок спирали, но это не удалось. Странно, ведь Раковина казалось совсем небольшой.

Но его извечный зуд конечностей прекратился совершенно, и теплая радость успокоения разлилась по головоногому телу. Так хорошо и спокойно моллюск еще не чувствовал себя никогда. Ему никуда отсюда не хотелось, и всякие непонятные сны казались нелепыми наветами ночи. Какие – такие пилигримы?! Какие – такие капюшоны в те самые докембрийсие периоды?! Полнейшая чушь!

Пошерудив песочком, нанесенным волнами вовнутрь через вход Раковины, Монос собрал его в кучку и выплюнул наружу. Теперь стало уютно до безобразия, и он решил вздремнуть еще, не надолго конечно.

Уже через пару дней Монос окончательно обустроился внутри нового жилища -Раковины. В ней в действительности много необычного, но почти все оно, оставалось приятным. Вот только Голос сородичей пропадал здесь безвозвратно, и незнакомое, щемящее чувство терзало тело – мозг бедного моллюска. Я бы назвал его неразделенным одиночеством. Но где нам понять мысленный симбиоз головоногих колоний?!

Переливы их Голоса сложны и полифоничны. Они как многослойный пирог несут счастливым обладателям и пользователям и все мыслимые чувства, и всю возможную информацию. Отдельные разделы составляют житейскую хронику, и конечно достижения того, что мы называем искусством и наукой (у моллюсков это конгломерат обозначенный символом познания Мира). А многое прочее, что очертить словами я не в состоянии?

Пустота, по крайней мере в мире головотелых, имеет склонность заполняться тем, что попадется ей под руки снаружи. Монос например, проводил вынужденное затворничество в длительных экспедициях, размышлениях о смысле жизни и прочих занятиях, свойственных пустоте одиночества.

Впрочем из самых дальних экспедиций Монос вынес одно прелюбопытное наблюдение – в том внешнем мире, не находилось ничего более загадочного, чем его уютное жилище. Конечно, моллюск исследовал множество других раковин. Некоторые из них формой и внешним лоском, препорядочно напоминали Желтую, но внутри, внутри Желтая оставалось по особенному живой.

Со временем, Раковина стала не только неотъемлемой частью обитателя, но как-то загадочно влияла на его "я", выступая в роли катализатора необычайных идей и открытий.